Когда она вошла, то едва держалась на ногах от волнения. Бессонная ночь дала о себе знать - и белила не понадобились - великая княгиня действительно выглядела изможденной и бледной. За ширмой она услышала шорох и голос великого князя, который, не стесняясь, переговаривался с Александром Шуваловым. "Собрались трупоеды, - злорадно подумала Екатерина, - посмотрим еще, кто кого".
Из-за ширмы появилась погрузневшая и резко постаревшая Елизавета. Вспомнил бы дядя Фридрих о "та-аких поцелуях", глядя на эту умирающую женщину? Императрица села в свое любимое, продавленное под ее весом кресло, и надменно взглянула на бледную, но решительную Екатерину. Открыла было рот, чтобы начать обличительную речь, но великая княгиня ее опередила:
- Ваше величество, умоляю вас, выслушайте! - она стремительно рванулась вперед, упала на колени и проехалась на платье по скользкому, натертому полу. Как на горке! - мелькнула шальная мысль. - Не знаю, чем я вас прогневала (да уж как не знать-то!), кто наговорил на меня (и это известно!), но чувствую, что навсегда лишилась главного, что держало в России - вашей любви и родственного расположения. Без вас - мне жизнь больше не мила! (Сомнительное утверждение, но, думается, должно помочь. Императрица обожает громкие слова и пустые признания.) Посему прошу вас отпустить меня к матери - замаливать грехи и оплакивать свою судьбу. (Слышала бы это сейчас Иоганна!). Не домой, ибо дом мой здесь, но туда, где я смогу молиться и вспоминать о России.
Слезы струились по бледному лицу. Голос дрожал, напоминая голос несправедливо обиженного ребенка. Дрожащие руки обнимали отечные колени императрицы.
Елизавета удивилась необычной просьбе. Подумала немного и осторожно спросила:
- Как я объясню твою отправку при дворе? - спросила она уже более миролюбиво. - Твой ум ценят иностранные дипломаты. Они не поймут, если исчезнешь.
- Скажите, что я имела несчастье не понравиться вашему величеству, - Екатерина вновь захлебнулась горькими рыданиями. - Ведь это действительно так. Я болею от того, что чувствую вашу немилость. И готова умереть, чтобы вернуть ваше расположение.
- Но как ты будешь жить? - императрица взяла Екатерину за подбородок и внимательно посмотрела той в глаза. Екатерина захлопала ресницами, скрывая внезапную злость: она ей про смерть и томление духа толкует, а государыню заботят лишь меркантильные вопросы! Хорошо, поговорим об этом:
- Как и жила до того, как ваше величество изволили приблизить меня к себе. - Екатерина жалобно всхлипнула.
- Хм… Насколько мне известно, твоя мать бежала из дома. И теперь проживает в Париже - гнезде разврата.
Кто бы про разврат говорил…
- Она действительно навлекла на себя гнев прусского короля своей любовью к России, - выпалила Екатерина заученные слова. Красивые слова. Именно те, которые и могли в конечном итоге перевесить чашу весов в ее пользу.
Наступила тишина. Елизавета обдумывала слова племянницы, Екатерина переводила дух, боясь сделать лишнее движение. Она нисколько не сомневалась, что Елизавета не решиться отпустить жену наследника престола в разнузданный Париж, где в данный момент и проживала Иоганна под именем герцогини Ольденбургской. До Петербурга уже дошли слухи о ее слишком свободном поведении. Веселая вдова просаживала чужие деньги, вела любовную переписку со многими влиятельными лицами Европы и не забывала о своем главном увлечении - политических интригах. Отпустить великую княгиню к матери - означало раздуть международный скандал, в котором роль российской империи и российской же государыни будет весьма неприглядной. Иоганна не простила своего изгнания из страны, что уж говорить о Екатерине! Слишком много она знала, слишком гордой и независимой была, чтобы дать ей право на отъезд. А дальше что? Публичный развод? Не бывать тому!
Еще совсем недавно идеальным выходом из подобной ситуации казался монастырь - давнее и проверенное решение любой из проблем при русском дворе. Но за последние годы маленькая принцесса успела так поставить себя, что ее загадочное исчезновение мгновенно бы вызвало разговоры и публичное осуждение. Насколько зарубежные посланники и дипломаты ценили ум и дальновидность Екатерины, настолько презрительно и осуждающе они относились к чертушке. То-то он занервничал, вон, даже Шувалова в помощники привлек. Дурак рябой! Господи, и за что ей такое наказание?!
К тому же вина великой княгини не то, что бы не доказана, она даже до конца не понятна: пара грязных наветов от лиц, чье участие в нашумевшем деле казалось очень сомнительным. Бестужев молчит. И будет молчать. Апраксин совсем плох: того и гляди, помрет во время следствия. Шутовство кругом, а не заговор.
Елизавета прикрыла глаза, чувствуя, как в груди медленно растет знакомая боль. Скоро совсем нечем будет дышать. Сегодня лейб-медик долго слушал, как бьется ее измученное и совсем еще не старое сердце. Плохо бьется. Скоро остановится. Господи, как не хочется умирать! И почему ей так поздно досталась власть? Екатерине повезет больше: она взойдет на трон молодой. В сердце кольнуло, потом еще.
Больно!
- Встань, дитя мое, - наконец проговорила Елизавета. - Слезы - единственное женское богатство, не стоит расточать их понапрасну. Особенно здесь. Твоя главная беда в гордыне. Иногда думаю, не болит ли у тебя шея, настолько высоко держишь голову. Тебе так трудно склониться перед своей государыней?
- Ваше величество, - вскинулась Екатерина. - Я никогда не…
- Никогда не говори никогда, - одернула ее императрица. - И не окажешься заложницей пустых обещаний.
- Простите, - Екатерина вновь рухнула на колени, стараясь выдавить из себя новую порцию слез, которая справедливости ради, выдавливалась намного трудней, чем первая. - По глупости своей и недомыслию не разумела, что делаю.
- Не по глупости, а по злобе своей, - выглянул из-за ширмы Петр. - И по упрямству. Сосватали мне жену! Злыдня!
Екатерина послала ответный, уничижительный взгляд:
- Да, я зла! Я зла и всегда буду злой с теми, кто несправедливо со мной обращается! С таким, как вы! Да, я с вами упряма с тех пор, как убедилась, что все равно не выиграешь, уступая вашим низменным прихотям, направленным на разрушение государства российского. - Ей, наконец, удалось достать из потайного кармана луковицу, завернутую в платок. Слезы потекли с новой силой. - И упряма я от чувства бессилия, вызываемое вашей ненавистью…
- Вот видите, ваше величество! - торжествующе воскликнул Петр. - Я же вам говорил! И маркиз Лопиталь…
- А что маркиз Лопиталь? - нарушила молчание императрица. - Мелкий интриган, мелкий шпион, мелкий… кавалер. Он весь какой-то мелкий и склизкий. Человек с потайным дном. К тому же не умеющий отвечать за свои слова. Не далее, как неделю назад маркиз уверял меня, что собрал достаточное количество доказательств, в полной мере обличающих великую княгиню. Однако ни одно из них мне не показалось весомым. Вон эти доказательства, в тазу лежат. Завтра на растопку пущу.
Петр побледнел, понимая, что вмешался не в самый удачный момент.
- Вам стоит только ее допросить, и вы поймете, что маркиз был прав, - истерично выкрикнул чертушка и топнул ногой. - Допросите ее!
- Да? - с интересом протянула Елизавета. - Ну, хорошо. Коли ты настаиваешь. Допрошу со всей строгостью. Отвечай, состояла ли ты в преступных сношениях с канцлером Бестужевым и Апраксиным?
- Нет, - мотнула головой Екатерина.
- Писала ли ты Апраксину другие письма, кроме тех, которые находятся в деле?
- Нет.
- Думала ли ты об измене государству российскому?
- Нет!
- Ну, а если я сейчас прикажу пытать Бестужева? - императрица с наскока перешла к прямым угрозам.
- Пытайте, - пожала плечами Екатерина. - Мне нечего бояться. Помыслы чисты, вера крепка, так же, как и надежда на вашу справедливость.
Императрица довольно повернулась к Петру:
- Вот видишь, а доказательств-то нет!
- Ваше величество… - вновь захлебнулся чертушка обиженным визгом. Ну, точно поросенок на бойне. - Тетушка! Клянусь, что она виновна. Дайте только время, мы докажем. Она с Бестужевым сношения имела? Имела! Апраксину письма писала? Писала! С английским двором тайно переговоры вела? Вела? Ребенка родила? Родила!
- Так ведь от тебя родила, - угрожающе протянула Елизавета. - Забыл? Чужого признал? А чего признал-то? Или так погряз в кутежах, что оставил без спросу моего ее постель? Думаешь, я не знаю о твоих делишках? О девке твоей рябой и кривой, о разговорах пьяных? На тебя забавы ради тайный архив показать? Могу! Александр Васильич, - обратилась она к Шувалову. - Да ты выйди из тени-то, не стесняйся! Разговор у нас домашний, можно сказать, что семейный. Скрывать от тебя нечего! Все, как на духу расскажем и покажем. Так как, Петенька? Расскажем?
Петр затравленно озирался.
- Что по сторонам взглядом шаришь? Совесть потерял? Честь позабыл? Тут не ищи: здесь твоих достоинств нет, и никогда не было. Ты лучше у себя в свинарнике поищи, да под женскими юбками глянь. Вдруг отыщется. Вот ведь как дело обернулось, Петенька: на жену поклеп и хулу возводить первый, а как самому за себя ответить, отваги не хватает. Оба хороши! - она в сердцах сплюнула на пол и растерла каблуком, напомнив горячий норов Петра Великого. - Ведь вам обоим престол оставляю, надеясь на разум. Только где ж он, разум-то?
Екатерина упорно смотрела в пол. Чертушка, напротив, заслышав последние слова, закрутился юлой: