Три дня? Если бы! Батюшка разгулялся не на шутку. И про воск забыл, и про меня. Две недели с дьяком Фёдором от браги не просыхали. Прямо с самого утра уходили в корчму ихнюю. Пьют, едят - и всё с ордынскими рожами!
Наконец, слёг батюшка. Завсегда у него так было: попьёт вволю, а потом день-другой квасом да рассолом отваживается. Дьяк Фёдор приходил опохмелять отца, да, видимо, не в коня корм, блевал батенька от браги, а встать с лавки и вовсе не мог. На третий день, слышу, зовёт он меня:
- Захар, подойди.
- Что, батюшка, ещё рассола? - спросил я, подошедши.
- Нет, сынок. Присядь подле меня и слушай со всем вниманьем.
Тут батюшка закашлял и в груди у него, горемычного, всё забулькало, словно в роднике.
- Не от браги болезнь моя приключилася, - начал он, - в груди стряхнулось что-то. Видимо, помру я здесь в земле поганой, не увидев родную сторону.
5
- Что ты, батюшка, - испугался я, - бог с тобой, что ты такое говоришь?
Тут дед Захарий сделал паузу.
- А где ковш-то, - поискав глазами, спросил он Ефросинью, - поминуть бы батюшку надобно.
Ефросинья, зная что Захар не отстанет, покачала недовольно головой и подала ему ковш с брагой.
- Царство ему небесное, - проговорил Захарий и выпил. Похрустев поданым огурцом, он прокашлялся и продолжил свой рассказ.
- Ты думаешь, я - простой купец? - спросил меня отец. Ты думаешь, воск привёл меня в Сарай Берке? Нет, сын мой! Соглядатай я князя нашего Дмитрия Ивановича и послан сюда быть его глазами и ушами.
Услышав это, внуки Захария восхищённо загалдели, будто первый раз слушали деда.
- В уме ли мой батюшка? - подумалось мне. Наверное, брага совсем его разум помутила. Соглядатаем себя назвал, виданное ли дело. Когда я поменьше был, так старец Макарий, известный всей слободе сказальщик историй, рассказывал нам пацанам, что соглядатаи - люди осыбые и хитрые, спасу нет. Всё, что им князь не прикажет - выведают. А драться умеют - семеро на дороге соглядатаю не становись: в капусту порубит.
А батюшка мой? На коня без моей помощи усесться уже не мог. А про меч я и не говорю: отродясь меча-то я в его руках не видывал. Как же он собирался семерых в капусту рубить?
- Ты лежи, батюшка, - говорю я ему, - вот дьяк Фёдор придёт, вы опохмелитесь, и бог даст тебе здоровья к утру.
Батюшка понял, что я в неверии, усмехнулся и говорит:
- В Москву, сынок, собирайся. Пришла беда великая: Мамай Русь разорить решил. Сведения верные, недаром мы с дьяком Фёдором знатного татарина Махмуда всё это время поили. Тесть его при Мамае состоит и поведал своему зятю тайну жуткую, а он нам по пьянке и открылся.
Сейчас Фёдор должен прийти. Он наш человек, его не бойся. Он и поведает тебе, как до Москвы добраться и кому слово молвить.
- Как же я тебя здесь оставлю, - насмелился я возрозить ему, - что мне матушка скажет?
А он говорит:
6
- Молчи, не обо мне речь, все мы в руках божьих. О Руси перво-наперво думать надобно.
Тут и дьяк Фёдор заявился.
- Мир дому сему, - проговорил он, входя в горницу. - Что, Петрович, не полегчало?
- Нет, - поднимая голову с лавки ответил ему отец. - Я думаю уже и не полегчает.
- Толковал с Захарием?
- Поведал главное, - закашлявшись прохрипел батюшка.
Стою я перед дьяконом, а сам поверить всему не могу. А он смотрит на меня пристально, аж муражки по телу побежали.
- Разумеешь ли, Захарий, на что идешь?
Кивнул я ему, разумею мол, а он и говорит мне:
- Не мёд, сын мой, тягло соглядатское, тяжела и опасна ноша быть глазами и ушами князя московского. Троих надёжных людей за два дня в Москву отправил - не прошли. Хитры ордынцы - внезапностью хотят князя взять, вот и заворачивают всех в Сарай - берегутся, проклятые. Но татар пройти - это ещё полдела, главное - до Москвы добраться. А дорога-то до Москвы длинная, лихих людишек на ней - словно лешаков в тёмном лесу: и убить могут, и в рабство продать.
Вспомнил я рассказ старца Макария о смелых соглядатаях и решился:
- Пройду! - говорю. - Умру, но пройду!
- Умереть-то не мудрено, - поучает меня дьякон, - дойти надобно.
Даже если придётся ползти из последних сил. Не рубить с плеча, коль попал в беду ненароком, а думать. Будешь думать - так тебе и ангелы в помощь. Ну, да ладно, как говорится: бог не выдаст, свинья не сьест. Перекрестил он меня и добавил:
- А за батюшку свого, Ивана Петровича, не беспокойся - приглядим.
А теперь слушай, что мы с ним надумали. Завтра караван из Сарая на Казань двинется. Третий день уже собираются. Шёлк повезут из Индии, пряности и многое другое. Богатый караван. Стражником при караване один русский служит, Андрей Залядов его кличут. Сговорились мы с ним, он тебя с собой вместо сына возмёт, за охранника. С хозяином каравана он перекалякал. Оружие и лошадь добрую мы тебе уже справили. Бог даст, дойдешь с караваном до Казани, а там на Владимир поворачивай. Как доберёшься до города - сразу к воеводе правь.
7
- И что? - спрашиваю я, - всё воеводе и передать?
- Боже тебя упаси, - перекрестил меня Фёдор, - никому ни слова!
В нашем соглядатском деле никому доверять нельзя. Никому! Скажешь, что гонец князя Дмитрия Ивановича из Золотой Орды по наиважнейшему делу. Попроси коня свежего и охрану надёжную для своей души.
- Как же! Охрану! Так воевода меня и послушает, - говорю я дьякону. - Кто он и кто такой Захарка Тютчев!
- А ты не корчи из себя большого человека. А то заведешь песню, как дитя малое, мол соглядатай я князя Дмитрия Ивановича и грудь колесом выгнешь из гордости скоморошьей. Помни главное - зачем ты послан и будь твёрд. А заупрямится если воевода, передай ему, что заглавный дружинник великого князя Семён Мелик голову с него за измену снимет. Как только в Москву попадешь - сразу прямиком к Семёну Мелику. Это он соглядатаев начальник. Передашь ему такие слова: тёмник Мамай собирает войско для раззора Руси. Ему обещали помощь князь Рязанский Олег и князь Литовский Ягайло. Первого сентября Мамай ждёт их дружины на реке Воронеж, чтобы, обьеденившись, атаковать земли русские. Запомнил?
Поцеловал я батюшку и отправился на другой день в путь. С караваном-то Фёдор хорошо придумал: никакой задержки не было. Перед Казанью моргнул мне Андрей Залядов, и растворился я в темноте. По ночам старался ехать, чтобы не угодить супротивнику в руки.
- А разбойники, деда, - спросила правнучка Мария, - как же ты их-то минул?
- Встречались души тёмные, да где им с соглядатаем самого князя справиться, как рубану мечом, так семеро валятся, а то и десяток. Силой меня бог не обидел, а коня, что дьякон Фёдор дал, никто догнать не мог. Ну, а у Владимира-града, я уже и не хоронился. Сам к дружинникам охранным подьехал.
- Ведите к воеводе, - говорю.
- Кто такой? - спросил меня воевода.
- Гонец князя Дмитрия Ивановича Захарий Тютчев. В Москву мне необходимо. Коня бы сменить и охрану мне надобно.
Пригласил он меня в избу, накормил и спать хотел уложить, только я супротивничал.
- Покушать можно, - ответил я ему, - а спать недосуг.
8
Понял он, что дело сурьёзное, позвал дружину надёжную и наказал им:
- Свезёте гонца в Москву. Да чтобы волоска с его головы не упало.
В Москве передал я всё, что мне наказано было, слово в слово Семёну Мелику, и отпустил он меня домой, а сам к князю поспешил. Я полетел до дому, но не успел я и Фросю облабызать, как дружинники Князя Великого по душу мою примчалися. К князю кликнули…
В этот момент на дворе возник шум. Захарий прервал свой рассказ и ждал, кто и с какой новостью войдёт в избу. В горницу вбежала взволнованная жена старшего сына:
- Батюшка, батюшка! Дружинники князя Василия по твою душу прибыли. К Князю кличут.
Вслед за ней на пороге появился дюжий дружинник. Придерживая рукой саблю, он низко поклонился Захарию и произнёс:
- Князь Василий Дмитриевич челом тебе бьёт и просит милостливо прибыть к нему в палаты без промедления.
- Что, старая, - выпятив грудь колесом, воскликнул Захарий, - не ты ли говорила, что для службы я уже стар? Послужу ещё отечеству!
Где моя сабля? Василий, седлай Гнедка.
Дружинник заулыбался, глядя на боевого деда и, состроив серьёзное лицо, произнёс:
- Саблю бы не надобно, да и лошадь седлать погодите. Телега ко двору подана, с соломой и подушками.
- Я - да на телеге? К самому князю Василию Дмитреевичу? - завозмущался Захарий, - да я вас, молокососы, еще десять раз на Масленнице обскачу.
В избе поднялся переполох и все принялись прихорашивать Захария. Наконец, вся гурьба вывалила во двор. Как не уговаривал дружинник деда Захария ехать в телеге, тот ни в какую не согласился. Не послушался он и жену.
- В телегу сядь, Захарушка, - просила Евдокия, - упадёшь с коня-то и расшибёшься.
Сыновья помогли ему взобраться на Гнедка, а стражник кивнул своим товарищам и они подьехали с двух сторон вплотную к Захарию, чтобы он нечаянно не свалился с лошади. Так и тронулись с места.
- Деда к великому князю покликали, деда к великому князю покликали, - на всю слободу орали бежавшие вслед правнуки.
9
- Что же князю от него надо? - весь день думала Ефросинья. - Какую службу может сослужить шестидесятилетний старик? Посольство? Какой из него уже посол, дунь ветер покрепче-повалится.
…Вернулся Захарий от князя, когда уже темень легла на двор. Вернее, его, пьяного до беспамятства, внесли в дом четверо дружинников, бережно уложили на лавку и, поклонившись, вышли.