* * *
Было далеко за полночь, когда гости начали разъезжаться.
- Он тебе не понравился? - С грустью спросила короля маркиза де Помпадур, оказавшись с ним наедине в карете.
- Он странный человек, - нехотя отозвался Людовик. - Ты не находишь, что Медичи, Генрих IV, Надир Шах, катары… для одного вечера многовато? И для одной жизни тоже.
- Нет, - покачала головой женщина. - Если эта жизнь длится вечно.
Король с шумом выдохнул воздух.
- Я не люблю шарлатанов, рассказывающих о себе невесть что!
- Он не шарлатан! - Запротестовала дама. - Ты сам говорил, что твой дед принимал его услуги. А король Солнце знал, что делал.
- Теперь я король, - оборвал ее Людовик. - И сам решаю, чьи услуги принимать.
Оба знали, что это не правда. В обычной жизни Луи был зависимым человеком и очень не любил спорить. Иногда Помпадур приходилось побуждать его к самым простым действиям - написать письмо или согласиться на аудиенцию. Почему в его покладистой безвольной душе обнаружилась такая неприязнь к милейшему любезнейшему графу, король и сам не знал.
- Но ты все же не противился встрече и даже оставил ему камень, - возлюбленная мягко подтолкнула Людовика в бок.
- Только ради твоего удовольствия, mon ami. Только ради твоего удовольствия, - губы Луи сложились в усталую улыбку. - Я же знаю, как ты любишь возиться с самыми странными и опасными чудаками. Взять хотя бы твоего Вольтера. Он пишет гнусности против французской короны и церкви. Его никто не устраивает: ни папа, ни я, ни законы. Разве не я приговорил его книги к публичному сожжению? Разве не от меня он бежал в Швейцарию?
"Боже, какого ты о себе высокого мнения!" - в душе рассмеялась Помпадур.
- И что же? Что я вижу? - Продолжал король. - В моем собственном доме, моя обожаемая дама сердца переписывается с этим еретиком, посылает ему деньги… Я все прощаю тебе, mon ami, - гнев, было сверкнувший в королевских глазах, погас. - Потому что ты неподражаема, восхитительна, прекрасна.
Помпадур знала, что в этот момент ей стоит пересесть к нему на колени и запрокинуть голову. Луи обвил рукой ее по-девичьи хрупкий стан и так сжал, что косточки корсета жалобно скрипнули.
- Потому что мне просто лень сердиться на тебя, мое сердце.
* * *
Начальный этап работы с бриллиантом занял у Сен-Жермена пару дней. Графу казалось, что он сумел разбудить духа Голубого алмаза и объяснить ему, что тот должен перейти в новый дом. Дух повиновался с радостью, но путь его был труден.
Поместив бриллиант в один из световых колодцев химической лаборатории, Сен-Жермен решил отдохнуть. Стряхивая с пальцев следы от зеленого льва, граф вдруг услышал во дворе стук колес. К главному крыльцу подкатила элегантная карета с щегольскими рессорами красного дерева и из нее вышел плотный человек в паричке набекрень. Сен-Жермен тот час узнал в нем банкира Гонто.
- Приветствую Вас, друг мой, - граф любезно улыбнулся гостю. - Что заставило Вас покинуть столицу?
- Маркиза прислала меня к Вам, - отдуваясь ответил толстяк. - По важному делу. В городе завелся некто Гов. Бывший откупщик и мелкий плут, не раз обанкротившийся должник, который теперь выдает себя за вас и собирает вокруг себя целые толпы сброда.
Сен-Жермен на мгновение остолбенел, не веря своим ушам.
- За меня? Забавно.
- Ничего забавного, - метр Гонто снял парик и отер вспотевшую лысину платком. Он пророчествует не весть что! Грабежи, смуты, падение королевской династии, гибель Франции, 25 лет террора, войн и братоубийства. Голод в Париже, иностранные войска на улицах… И выдает все это за ваши предсказания.
Граф окаменел.
- Маркиза, зная вашу скромность и сдержанность в прогнозах, специально послала меня к вам, чтоб сообщить об этом.
- Благодарю, друг мой. Благодарю, - протянул граф. - К несчастью, я знаю этого Гова. Пять лет назад я нанял его в Неаполе камердинером. Италия для меня - чужая страна. Мне было приятно иметь возле себя француза, слышать не заученные реплики, а живой язык… Вскоре он бежал, прихватив с собой кое-что из моих бумаг.
На полном лице метра Гонто отразился нескрываемый ужас.
- Так значит… - он не договорил, умоляюще глядя на графа и прося его опровергнуть страшные пророчества.
- О, нет, не бойтесь. - Сен-Жермен знаком попросил банкира успокоиться. - Этот несчастный, как и все профаны, путает то, что может быть и то, что действительно будет. Не предавайте значения тому коктейлю из знаний, которым он пичкает трактирную публику.
- Что же вы собираетесь делать? - Спросил совершенно сбитый с толку метр Гонто.
- Я приму свои меры. - Ободряюще улыбнулся Сен-Жермен. - Для начала попрошу вас отвезти меня в Париж и показать этого смутьяна.
- Я к вашим услугам, - банкир поклонился.
Через десять минут граф был готов в путь. Он сменил кожаный фартук, запачканный реактивами, на скромный но дорогой камзол серого бархата, расшитый серебряной канителью. На голове, скрывая черные, как вороново крыло, волосы, сидел аккуратно напудренный парик. В руках толстая эбеновая трость с резной камеей в рукоятке. На губах неизменная улыбка.
- Едемте.
Путь до Парижа занял два часа. Граф хранил молчание. Оно не было напряженным. Скорее выдавало задумчивость и грустные мысли. Метру Гонто было от этого не по себе. Он предпочел бы развлечься беседой, порассказать о семье, о детях, о падении нынешнего оборота банков в связи с прусской войной. Спросить у чудного гостя, раз он такой завзятый пророк, скоро ли конец этой разорительной бойне с Фридрихом, и куда выгоднее вкладывать деньги - в перевозки зерна из Нового Света, или в индийский чай - тоже ведь мода пошла!
Но банкир не осмеливался прервать безмолвие, поскольку спутник казался очень огорчен и погружен в себя.
Париж встретил их мелким дождем. Начиналась осень. Над Сеной стоял туман, от которого колоссальные ковры плюща и дикого винограда, свисавшие с каменной облицовки набережных, отливали влажной изумрудной зеленью.
На улицах было немноголюдно. В предместье Марэ карета остановилась у кабачка "Шпора".
- Я помню, как город разрастался, - тихо сказал граф. - Как на этом мете была пустошь, хорошо видная с Монфокона. После страшной Варфоломеевской ночи она издали вся казалась усеяна обрывками бумаги. Это белели рубашки убитых - ведь на людей нападали ночью, они едва успевали выскочить из постелей. Теперь мало кто вспоминает, что резню начали гугеноты, и не в Париже, в а Кагоре и Васи. Несчастных скидывали прямо в воду, и с обеих сторон призывали Бога.
- Я думаю, Бога не знали ни те, ни другие, - мрачно заявил Гонто.
- Ошибаетесь, - с грустью отозвался спутник. - И те, и другие узнавали Его, когда страдали во имя своей веры.
- Говорят, монахов подковывали, как лошадей, и расстреливали, привязав к деревьям. - сказа банкир. - Хорошо, что сейчас такое уже не возможно.
- Вы полагаете? - Сен-Жермен поднял бровь.
- Просвещение смягчает нравы, - отозвался Гонто.
- Но человеческую душу изменить нельзя, - покачал головой граф. - В ней, как и прежде, сильно наследил дьявол.
- Дьявол! - Дверь кабачка распахнулась, и из нее выскочил толстый францисканец в коричневой рясе. Лицо его было красным от выпитого вина, глаза горели. - Дьявол сидит там! Будь проклято это место! Поворачивайте назад. - монах было вцепился в уздечку одной из лошадей, но кучер ловко отпихнул его кнутом, и борец с нечистой силой со всего размаху ткнулся задом в стену трактира.
- Эй, папаша, дом снесешь! - Крикнул ему кучер, разворачивая карету так, чтоб господа, выходя, не угодили в лужу.
- Спешите на свидание с Сатаной? - Ехидно осведомился монах. - Глядите, я вас предупреждал. Зло проникает в любую щелку.
- Возможно, я самая широкая дверь для зла, - усмехнулся граф и решительно спрыгнул на землю.
Банкир последовал за ним.
Кучер отворил дверь трактира, и спутники попали в битком набитый зал, где гомонили с полсотни посетителей. Толстые неопрятные девки разносили кружки вина, блюда красных вареных раков и зелень.
Сизый дым от трубок поднимался к закопченным балкам, и Сен-Жермен не сразу рассмотрел человека, стоявшего на одном из столов и вещавшего, обращаясь к толпе.
- Дома ваши опустеют и поселятся в них пеликан и еж.
- Где-то я это уже слышал. - робко произнес банкир.
- Книга Исайи. Глава 34. Стих 11. - Процедил сквозь зубы его спутник.
- Реки Франции станут кровавыми, - завывал новоявленный пророк. - И в них не будет рыбы, но лишь мертвые тела составят улов ваш. Я это видел!
Сен-Жермен прищурился. Перед ним на столе возвышался действительно Рене Гов. Камердинер, вор и самозванец. Он был в растрепанном черном сюртуке, в руках сжимал мятую шляпу с дырявой тульей и чем-то напоминал протестантского проповедника. Только очень голодного. Его глаза в темных кругах на худом изможденном лице горели лихорадочным огнем.
Графу сделалось его жаль, ибо участь Гова была плачевна. Он выкрикивал в зал слова ворованной правды, которая обесценивалась, едва слетая с его языка. А вокруг люди пили, ели, дрались и щипали за зады разносчиц, не обращая на пророка ровным счетом никакого внимания. Лишь несколько зевак внимали оратору почти без всякого любопытства. "Не мечите бисер перед свиньями", - усмехнулся Сен-Жермен.
- Бог не простит вам вашей слепоты!
- Да ладно тебе, слезай, - один из посетителей, видно коротко знакомый с Говом, потянул его за рукав. - Хозяин прислал нам блюдо пескарей. Он говорит, если ты к завтрашнему дню не придумаешь чего-нибудь новенького, он перестанет нас кормить. Посетители уже не клюют. А ты задолжал мне.