И Тимсал-Мако, подумав хорошенько, тотчас же взялась за дело. Прослышит Тимсал-Мако, что в такой-то и такой-то деревне живет женщина, пользующаяся дурной славой, - и тотчас же, преодолевая все препятствия, знакомится с нею и заводит дружбу; Тимсал-Мако даже покумилась с некоторыми из них, - но все было тщетно: ей так и не удалось ничего выведать. Единственное только подозрение запало ей в душу: что если кто знает что-либо о Баши-Ачуке и его товарищах, так это Тевдораант Мелано… И Тимсал-Мако зачастила к ней.
Мелано жила с двумя малолетками неподалеку от Телави, на окраине маленькой деревни, у самой опушки; муж ее служил у персов стражником, и Мелано по два-три месяца не видалась с ним. Мелано славилась своей красотой, но люди поговаривали, что она далеко не безгрешна.
Заглянув как-то к ней в гости, Тимсал-Мако уловила на лице хозяйки как бы тень досады, поэтому решила посидеть подольше, и тут, точно ей на подмогу, разразилась гроза. Загрохотал гром, хлынул ливень, и гостье неизбежно пришлось заночевать у Мелано. Хозяйка явно волновалась все больше и больше; она торопливо приготовила ужин, накрыла стол, поставила перед гостьей целый кувшин кахетинского и, усердно подливая, настойчиво уговаривала:
- Выпей на здоровье, крепче заснешь! А Тимсал-Мако отвечала ей со смехом:
- Я и без того, кума, сплю крепко и сладко. За ужином я всегда посыпаю пищу особым снадобьем - хоть из пушек пали, не проснусь до рассвета! И снятся мне всё сладкие сны, словно в царствие небесное попала! Ты бы попробовала разок, потом, вроде как я, ни за что от этого снадобья не откажешься! - Тимсал-Мако вынула из кармана мешочек с каким-то порошком, развязала его и посыпала порошком еду. - Это лекарство от бессонницы, его из макового зерна готовят. Впрочем, тебе, кума, не советую им пользоваться, у тебя малые дети, приходится часто вставать к ним ночью. А я как свалюсь, словно бурдюк, - ничего до утра не слышу, сплю как убитая! - Тимсал-Мако завязала мешочек и сунула обратно в карман.
До конца ужина было еще далеко, а Тимсал-Мако уже начала зевать, у нее слипались глаза; наконец, пробормотав несколько слов, она уронила голову на грудь… Сон одолел гостью, Мелано с трудом довела ее до стоявшей в углу тахты и прикрыла одеялом. Гостья потянулась разок-другой, потом повернулась лицом к стенке и захрапела.
- Хоть до второго пришествия спи! - проговорила, улыбаясь, Мелано, вернулась к столу, но не стала его убирать - напротив, сняла с полки отварную курицу, сыр, вареные яйца, кувшин с вином и расставила все это на скатерти. Потом умылась, причесалась, повязала голову красным шелковым платком и начала прихорашиваться.
Время от времени она оборачивалась к Тимсал-Мако, но гостья лежала не шевелясь, лицом к стене, и похрапывала. Мелано прикрыла ей голову своим старым платком и, нетерпеливо поглядывая на дверь, присела на скамеечку, поближе к огню.
Прошло немного времени, во дворе раздался лай: пес, видно, накинулся на кого-то, но тотчас же примолк и стал ласково повизгивать. Мелано вскочила и кинулась к двери. У Тимсал-Мако бурно заколотилось сердце, но она не пошевельнулась, продолжая притворяться спящей.
В комнату вошел наш старый знакомец - Глаха Бакрадзе; сняв башлык и мокрую бурку, он поставил бурку в углу, откинул на спину папанаки, прислонил к стене ружье и, оправив на себе пистолет, шашку и кинжал, с ласковой улыбкой обнял Мелано.
Мелано приникла к нему - не оторвать! И долго стояли они забывшись, - казалось, приросли друг к другу, как близнецы.
Услыхав вдруг чей-то храп, юноша вздрогнул.
- Не бойся, сердце мое, это наша крестная, вдова армянского священника, она приняла маковое снадобье и уснула. Клянусь, ничего сейчас не услышит, - пусть враг твой так же оглохнет!
И Мелано рассказала ему, как и почему застряла у нее вдова, но Глаха недоверчиво покачал головой. Чтоб убедить его, Мелано принялась тормошить спящую гостью: дергала за ногу, подымала ей голову, расталкивала и так и этак, - но Тимсал-Мако не просыпалась: пробормотав что-то разок, она снова захрапела.
- Брось, не мучай ее, - сказал Бакрадзе. - Я буду уже далеко, когда она проснется. - Он подсел к столу и усадил рядом свою возлюбленную.
И долго они щебетали, как положено щебетать всем влюбленным. Между прочим, Мелано спросила:
- Почему тебя окрестили Баши-Ачуком?
- Это уже персы здешние меня так прозвали, - ответил Глаха. - Они не разобрали, что у меня на голове папанаки, и решили, что я хожу без шапки; Баши-Ачук по-ихнему и значит: "с непокрытой головой"…
И много еще было всяких рассказов за ужином. Баши-Ачук поведал Мелано все, что пришлось пережить ему и его товарищам за минувшую неделю; поужинали, потом снова обнялись… Когда Глаха попрощался со своей возлюбленной, пропели уже вторые петухи.
- Приду через неделю, раньше не жди, - сказал он и пустился в путь.
Вдова не пропустила ни единого слова; солнце стояло уже высоко, когда она проснулась и вскочила с постели с таким видом, будто ей за ночь даже ничего не приснилось. Распростившись с Мелано, вдова отправилась домой.
Глава восьмая
Примерно в эти же дни Али-Кули-хан вызвал к себе Абдушахиля и сказал ему:
- Эту тайну я не могу доверить никому, кроме тебя, хотя у меня и немало людей, и наших и грузин, доказавших свою преданность.
- Баш-уста!- воскликнул Абдушахиль, приложив в знак покорности руку ко лбу.
Али-Кули-хан пересказал ему все, что донесла Тимсал-Мако, и приказал Абдушахилю в назначенный день, захватив с собою отряд всадников, окружить дом Мелано и доставить ее вместе с Баши-Ачуком в ханскую ставку.
Абдушахилю это поручение пришлось не по вкусу:
"Другое дело, если бы мы встретились один на один и я бы с ним расплатился, но напасть на человека из-за угла, схватить его с помощью целого отряда - нет, это дело, недостойное мужчины и храброго воина".
Весь день Абдушахиль раздумывал, а когда стемнело, пустился в путь один, как был, и подошел прямо к воротам Тевдораант Мелано.
Увидав незнакомого перса, пришедшего к ней в дом в такое неурочное время, Мелано обомлела от страха, однако Абдушахиль успокоил ее:
- Не бойся! Я пришел не как враг, а как друг. Мелано приободрилась: незнакомец был статный, красивый мужчина, к тому же он ласково ей улыбался.
- Да будет благословен твой приход! - сказала она, склонив голову, смущенно пригладила кавеби и придвинула гостю стул.
Перс огляделся, запер изнутри дверь и обнажил кинжал.
Мелано вздрогнула.
- К чему насилие там, где все само дается в руки! - сказала она.
Перс притворился, будто не слышит, сунул руку в карман и вынул туго набитый золотом кошель.
- Вот, гляди! В одно" руке у меня кинжал, в другой - золото. Выбирай сама: я тебя озолочу, если исполнишь мою волю; а нет - заколю этим самым кинжалом!
Мелано растерянно проговорила:
- И кинжал свой спрячь и золото прибереги, довольно с меня и того, что ты так хорош…
- Ты ошибаешься! - жестко кинул ей Абдушахиль. - Я пришел к тебе совсем не за этим. Знаю, что у тебя бывает Баши-Ачук, и ты должна мне помочь схватить его.
Мелано побледнела. Долго, дрожа всем телом, клялась она и божилась, что не знает никакого Баши-Ачука. Абдушахиль кинул одобрительный взгляд па молодую женщину, но тотчас же снова нахмурился.
- Попусту клянешься, я ведь доподлинно все знаю. На, возьми пока что этот кошель, а потом, когда я с твоей помощью захвачу Баши-Ачука, получишь еще тысячу золотых, и, клянусь аллахом, никто не узнает о том, что ты его выдала.
Сколько ни уговаривал Абдушахиль Мелано, суля ей всякие блага, женщина не сдавалась и только с ожесточенным упорством качала головой, а Абдушахиль, все больше и больше восхищаясь ею, думал про себя: "Вот это настоящая женщина! Потому-то мы до сих пор и не можем сломить грузин, что у них такие женщины".
Наконец, он крикнул ей в упор:
- Раз так, прощайся с жизнью!
Мелано упала на колени и, в ожидании смертельного удара, прикрыла рукой глаза. Абдушахиль склонился к ней, обнял за плечи и сказал, пытаясь ее успокоить:
- Я пошутил! Да разве можно убить такую женщину, как ты! Честь и слава тебе - ты преданный друг и умеешь любить! Я много слышал о грузинских женщинах, но как-то не верилось, и вот теперь, испытав тебя, я воочию убедился…
Мелано припала к его коленям.
- Я знаю, - продолжал Абдушахиль, - что Баши-Ачук придет к тебе в заранее условленный день; мне приказано с отрядом всадников окружить твой дом и взять Баши-Ачука, но ты предупреди, чтоб и духу его здесь не было!
Мелано в изумлении воскликнула:
- Значит, ты друг Баши-Ачуку?
- Нет, враг, непримиримый враг! Либо он, либо я! Либо он меня уничтожит, либо я его, но я с ним должен сразиться один на один, как подобает настоящему мужчине, а не подкравшись воровски, вероломно, как мне приказано. Поняла? Передай все это Баши-Ачуку, а теперь прощай, оставайся с миром!
Абдушахиль простился с Мелано и, кинув ей свой туго набитый золотом кошель, ступил за порог.
В назначенный день отряд всадников во главе с Абдушахилем оцепил дом Мелано, но там не оказалось никого, кроме испуганной женщины и спящих детей.
В тот же день на одной из улиц Телави вспыхнул пожар, и дом Тимсал-Мако сгорел дотла; люди спаслись, но пропало все ее добро.