- Как вы сюда попали? Ведь здесь опасно.
- Я опасностей не боюсь, - ответила Маша, - это дело для меня привычное. А потом... - она еще раз улыбнулась, улыбка ее была кокетливой, - чего не сделаешь, чтобы оказаться рядом с мужчиной, к которому испытываешь... - она замялась, подыскивая нужное слово, - уважение.
Семенов оглянулся неожиданно беспомощно, увидел Белова, поманил его к себе:
- Белов, только на тебя могу рассчитывать. - Он дотронулся до Машиного локтя: - Отвечаешь за нее головой. Чтобы никто даже дохнуть на нее не смог. А уж насчет обидеть... - Семенов сжал пальцы так, что в них что-то захрустело. - Понятно, Белов?
- Куда уж понятнее, ваше высокоблагородие!
Так в жизни будущего атамана появилась красивая женщина. Была ли Маша Алмазовой - как ее объявляли в харбинских и маньчжурских ресторанах - или носила какую-то другую фамилию, никто не знал.
На следующий день Семенов велел сшить ей офицерскую казачью форму - правда, без погон, выдать маленькие шпоры с малиновым звоном и отдельно стачать любый сердцу каждого забайкальского казака головной убор - лохматую папаху.
В своих записках Семенов делает интересное признание. "Ведя силами О.М.О. вооруженную борьбу с большевиками, я одновременно поддерживал через подполковника Краковецкого оживленную связь с противобольшевистскими организациями в Иркутске и далее на запад. Благодаря материальной поддержке, которую я мог оказать им из средств, отпускаемых мне союзниками, эти организации крепли морально и материально..."
Вот почему Семенов был так предан японцам, так любил их. "Благодаря материальной поддержке..." Как же не любить их!
Краковецкий - лощеный, одетый в безукоризненно пошитый мундир травянисто-серого цвета, с воротником "а-ля Керенский" - несколько раз являлся к Семенову на доклад. Тот, видя на пороге подполковника, старался освободиться от присутствующих - лишние уши при этом разговоре были ни к чему, поднимался из-за стола, оживленно потирая руки:
- Ну?
Подполковник подробно рассказывал ему, что происходит в Иркутске, в Чите, и Семенов, продолжая увлеченно потирать руки, каждый раз задавал один и тот же вопрос:
- Может, пора грохнуть кулаком о стол? Может, начнем? - Терпя поражения на фронте, едва удерживая свои позиции, он был готов запалить огонь еще в одном месте - в тылу у красных.
В ответ Краковецкий каждый раз отрицательно качал головой:
- Рано еще. Во-первых, информация о нашем подполье известна большевикам, и они все время держат в Иркутске значительные силы, во-вторых, начинать надо одновременно с выступлениями наших людей в Западной Сибири и на Волге...
- У вас и там есть свои люди, подполковник?
- Есть.
Семенов проникался уважением к лощеному, с утонченными чертами лица подполковнику...
В Сибири тем временем подняли голову чехи - так называли плененных русскими войсками на западе и тысячами перевезенных в Сибирь в лагеря и словаков, и сербов, и венгров, и самих чехов, которых было больше всего, - они отняли у большевиков оружие и по железной дороге двинулись на восток.
В Омске было сформировано Сибирское правительство под председательством Вологодского. На Дальний Восток прибыл генерал Пепеляев и предложил Семенову занять пост командующего Пятым Отдельным Приамурским корпусом с расположением штаба в Чите.
Семенов предложение принял - от таких подарков судьбы не принято отказываться.
Японский батальон в ОМО перерос в дивизию, в начале октября 1918 года она заняла Читу. Положение на фронте изменилось. На востоке успешно воевали амурские казаки под началом атамана Гамова и уссурийцы, возглавляемые атаманом Калмыковым. Территории под их контролем были значительные.
Гражданская война была в разгаре.
Чита - город наполовину деревянный, наполовину кирпичный , и вовсе не потому, что там поровну было деревянных домов и кирпичных или улица деревянная перемежалась улицей кирпичной. Здесь было полно домов "фифти-фифти": нижняя часть у таких домов сложена из кирпича, утолщенная, надежная, как крепость, с подвалами, потайными кладовками, схоронками, до которых незнакомый человек никогда не доберется, и верхняя - деревянная, жилая, спальная, с легким сосновым духом, вытягивающим из всякого простуженного организма разную гнойную мокреть и хворь. Семенов любил останавливаться в таких домах. Любил здешние сосны, сизые пади, полные груздей, рыжиков и голубики, кедрачовые заросли, из которых никогда голодным не уйдешь, любил золотой песок мелких речек и чистый, пахнущий смолой воздух.
Любил и городки Читинской округи, забайкальские - Кяхту, Троицкосавск, их церкви и тишину. В Кяхтинском соборе с изящной колокольней и высоким стрельчатым куполом он всегда ставил к иконе Казанской Божьей Матери свечки - благодарил за везение, потом шел в городской сад, под деревья, просто сидел на скамейке, отдыхал душою и мыслями. Хоть и переводилась Кяхта на русский язык как "Пырейное место", а знаменита Кяхта была не пыреем, а чаем. Она стояла на Великом чайном пути, чай шел сюда через Монголию из Южного Китая и отправлялся дальше - на лошадях гигантскими возами доставляли его на нижегородскую ярмарку, откуда растекался он по всей стране, а когда открылась Транссибирская магистраль, пошел по железной дороге прямо в Москву.
От Кяхты рукой подать до Маймачена, который хоть и разделен был границей, а от Кяхты мало чем отличался.
В Читу Семенов въехал на белом пугливом коне, около городского собора остановился, легко выпрыгнул из седла. Лицо у есаула было осветленным, даже глаза и те посветлели.
Он опустил повод, который держал в руке, поклонился городскому собору. Посветлевшие глаза его сделались блестящими, влажными, он огладил пальцами истертые серые камни, попавшиеся под руку, и с пафосом, который не ожидал в себе обнаружить - выходит, появились в нем некие новые качества, недаром ведь говорят: "Жизнь течет - все изменяется", - громко, так, что птицы, сидевшие на портале собора, насторожились, - произнес:
- Здравствуй, милая моя родина! Здравствуй, земля моя дорогая! - Неожиданно закашлялся, почувствовал, как вискам сделалось горячо. - Ты мне снилась по ночам... Отсюда я уже никогда не уйду. Что бы ни произошло.
Он не заметил, как рядом оказалась Маша - она вообще умела возникать из ничего, из воздуха, из бестелесной тени - также опустилась на колени. Взяла из рук Семенова серый грязный камень и поцеловала его.
По рядам казаков, окруживших предводителя, пополз одобрительный говорок:
- Молодец девка!
- Ей дать саблю, она и саблей будет неплохо махать.
- И атаман - молодец! Такую кралю себе оторвал! Царица, а не краля, любой казачий круг украсит.
Семенова все чаще и чаще стали называть атаманом: атаман да атаман. Не есаул, не "ваше высокоблагородие", а - атаман. Сам Семенов понимал, что самое лучшее - величать себя атаманом. Эта мысль запала ему в голову - действительно, есаул не может командовать ни корпусом, ни дивизиями - это дело генерал-лейтенантов да генерал-майоров, в царское время даже полками иногда командовали генералы, поэтому быть есаулом - этого мало, Семенов перерос это звание.
Вскоре приказы и разные штабные документы он начал подписывать "Атаман Семенов", а на погонах семеновских солдат появились литеры "АС". Ему казалось, что центр мира переместился в Читу, но это было не так - центр мира находился в Омске.
В Омске произошел переворот. Директория, правившая Сибирью, была свергнута. Слишком уж криворукой, разноногой, пустоголовой была Сибирская Директория, максимум, что умели делать купчишки и прочий люд, заседавший в ней, - пить водку и в нетрезвом состоянии палить из охотничьих ружей по пустым бутылкам и глиняным горшкам... Поэтому когда в Читу поступило телеграфное сообщение из Омска о свержении Директории, Семенов лишь похлопал в ладоши: браво!
Малость поразмышляв, поддержал он и назначение адмирала Колчака военным министром Сибирского правительства. Хотя в следующую минуту задумался и озадаченно потер пальцами лоб - а сможет ли Колчак, которому до сих пор была подвластна водная стихия, подчинить себе стихию суши? Да и человек он нервный, чуть что - в бутылку лезет, голос у него, вместо того чтобы быть железным, в пиковой ситуации начинает дрожать, как у обиженного гимназиста. Конечно, из самого Семенова военный министр был бы получше, но до Омска было далеко, ехать туда не хотелось, и поэтому Семенов дал согласную отмашку: Колчак так Колчак.
В Омске тем временем были арестованы три офицера, свергнувшие Директорию, - Катанаев, Красильников и Волков. Этих людей, не будучи знакомым с ними, Семенов посчитал своими: все трое принадлежали к Сибирскому казачьему войску, - поэтому он отправил в Омск телеграмму с требованием немедленно освободить их. С ним по прямому проводу соединился Омск, и новоиспеченного атамана в лоб спросили: готов ли он поддержать назначение адмирала Колчака Верховным правителем России?
- Верховным правителем России? - изумленно переспросил Семенов, стоя в аппаратной и перебирая пальцами длинную узкую ленту. - Это что-то новое.
- Поддерживаете или нет? - настаивал на ответе Омск.
- Нет.
- Почему?
- Его характер и личные качества не соответствуют требованиям, которые мы должны предъявлять Верховному правителю России.