Разоруженный гарнизон Маньчжурии довольствовался в основном берданками - убойными однозарядными винтовками системы Бердана, старыми и очень неудобными в бою, современных мосинских трехлинеек не было почти совсем - единицы, поэтому спешно надо было доставать винтовки, снабженные магазинами.
За оружием Семенов поехал в Харбин - сербы обещали поделиться и винтовками и пулеметами, - с собой взял баргутский взвод, поэтому первое, что он увидел в Харбине, - кислые лица китайцев, которым баргуты были поперек горла.
Пришлось нанести визит заместителю коменданта Харбинского гарнизона - сухощавому полковнику с замедленной реакцией: прежде чем что-то сказать, он сосредоточенно и долго жевал губами.
- Баргуты не уедут, пока я не получу оружие, - сказал Семенов полковнику, голос у него был твердым.
На том разговор и закончился, у Семенова были свои интересы, у полковника - свои.
За первым посещением Харбина последовало второе, потом третье. Китайцы хоть и морщились, но присутствие баргутского взвода в Харбине терпели.
Харбин был совсем не похож на китайские города, он был русским, совершенно русским городом с милыми сердцу домами, украшенными голубыми ставенками и белыми наличниками, с затейливыми резными нахлобучками на дымовых трубах, похожими на царские короны, с рублеными баньками и купальнями, вынесенными на реку, - чтобы купальни не мешали движению лодок и пароходов, китайские власти велели их укоротить. В ресторанах гремела русская музыка.
Весна в 1918 году в Харбине намечалась ранняя, уже в конце января воздух был насыщен теплой розовиной, на деревьях набухали почки...
Поезд пришел в Харбин утром. Дышалось легко. Семенов приехал в сопровождении трех офицеров - полковника Нацвалова, подъесаула Тирбаха и сотника Савельева. Еще на вокзале есаул заметил, что к ним пристроился хвост - два бедненько одетых господина в шапках с беличьими хвостами, оба - русские. О своем открытии Семенов ничего не сказал своим спутникам, только похмыкал в кулак.
На площади подозвали извозчика, поехали устраиваться в гостиницу. Извозчик оказался старым, опытным, он мигом выделил Семенова из остальных - понял, что тот старший, и проговорил густым, чистым, будто у певца Шаляпина, басом:
- А я, ваша светлость, когда-то по КВЖД первый паровоз провел.
- Ого! - воскликнул есаул удивленно. - Это было так давно!
- Так давно, что я и сам не помню число и год, когда это было, а вот все детали в памяти сохранились очень хорошо, словно это произошло лишь вчера. - Извозчик поддел рукой бороду, вспушил ее. - В какой отель прикажете вас доставить?
- В гостиницу "Харбин".
* *
- Здесь недавно, ваша светлость, были американцы...
- Не зови меня "светлостью", я не князь.
- Извиняйте, ваше высокородие. Так вот, говорю, американцы мне все уши просверлили: "хоутэл" хоутэл"... Я им - "хотел", а они мне "хоутэл" - едва поняли друг друга.
Дед оказался болтливым.
В "Харбине" не нашлось ни одного свободного места. Семенов недоверчиво хмыкнул:
- Странно!
Гостиница была большой, свободные места должны были иметься - не видно, чтобы в гулких просторных коридорах толпились люди, - но гостиничный халдей-приказчик, по обыкновению услужливый, с хорошо прогибающейся спиной, неожиданно колюче глянул на Семенова, будто гвоздями уколол...
- Я же по-русски сказал: "Мест нет", значит, их нету. Могу повторить это на наречии удэге.
- Поехали дальше, - скомандовал есаул спутникам, - здесь нас не захотели понять.
Во второй гостинице, также гулкой, просторной, пустой, тоже не оказалось свободных мест.
- Странно, - произнес Семенов, вновь почесал пальцами подбородок, - дай бог, чтобы в этом "хоутэле" жило хотя бы три человека. Ну, от силы четыре. - Он покосился на тощего, с высокими залысинами юношу, скучающего за стойкой регистрационной конторки. - Значит, говорите, любезный, мест нет?
- Мест нет.
Семенов усмехнулся:
- Ладно, поедем дальше.
Свободные места нашлись только в гостинице третьего разряда - в "Харбинском подворье". Сняли два двухместных номера: сам Семенов и подъесаул Тирбах остановились на первом этаже, полковник Нацвалов и сотник Савельев поднялись на второй. Хоть это и неудобно было - по двое в одном помещении, но зато надежно: один всегда может подстраховать другого.
Утром Семенов проснулся рано - за окном было еще темно, - тихо, стараясь не разбудить Тирбаха, в носках прошел к двери, выглянул в коридор. В конце коридора увидел какого-то малого, тихо дремлющего на старом венском стуле. Позвал хрипло и излишне громко, не рассчитав голоса:
- Эй, казак!
Малый поспешно вскочил со стула.
- Сгороди-ка нам с подъесаулом самоварчик! - попросил Семенов.
- Сей момент! - произнес тот скороговоркой, поклонился Семенову. - Только это минут сорок займет, не меньше.
- Пусть будет сорок. Раскочегаривай свой тульский, семимедальный...
- Обижаете, господин. У нас подворье хоть и трехразрядное, а самовар - с девятью медалями.
Пока Семенов тер "зеленкой" ремень и наводил блеск на бритвенном лезвии, пока чистил зубы порошком, сдобренным ментоловым маслом, пока растирал полотенцем шею и грудь, прошло минут тридцать. Неожиданно в двери раздался стук.
- Самовар? Так быстро? Вот молодец! Входи!
Услышав стук, с кровати поспешно вскочил Тирбах, протер пальцами глаза. Удивился:
- Никак, я проспал?
- Нет-нет. - Семенов осадил его ладонью и, поскольку стук прозвучал повторно, открыл дверь. Невольно сморщился: как же он не сообразил, что у того славного парня руки должны быть заняты самоваром, стучать он никак не может - если только пару раз бухнуть ногой... Но это - совсем иной стук.
На пороге стоял плечистый паренек в гимназической шинели.
- Я хочу вступить в вашу армию, - сказал он.
- Зачем?
- Чтобы бороться с большевиками.
- Откуда такая ненависть к большевикам?
Голос парня задрожал, налился чем-то звонким и горьким одновременно.
- Они в Екатеринбурге убили моего отца.
- Сколько тебе лет?
- Шестнадцать,
- Хорошо, пройди в коридор, подожди меня там, я сейчас оденусь.
Едва Семенов достал китель и застегнул его на несколько пуговиц, как в коридоре раздался топот, крики, что-то рухнуло, от грохота деревянный пол даже задрожал, дверь распахнулась, и в номер ворвался полицейский - дюжий, кудрявый, небитой на одно ухо фуражке, на которой блестели хорошо начищенные мелом металлические цифры, обозначавшие номер околотка, в котором служил молодец, и - к Семенову:
- Вы арестованы!
- Чего-о? - не поняв "намека", протянул есаул. Глянул на погоны полицейского - обычный служивый, ни одной лычки, ни одной звездочки, а в России испокон веков было положено, чтобы офицера арестовывал офицер старше по званию, рядового - унтер.
Следом за кудрявым полицейским в номер втиснулись еще семь человек, один за другим.
- Вы арестованы! - что было силы гаркнул кудрявый, обдал есаула духом женьшеневой водки и начесноченного сала.
Семенов, не долго думая, впечатал свой кулак под глаз кудрявого. Выкрикнул азартно, как некогда в детстве, в нору кулачных боев:
- Тирбах, бейте их!
Ошеломленный Тирбах сидел на постели и крутил головой, не веря увиденному. От одного удара кудрявый устоял на ногах, и тогда Семенов с хаканьем, как настоящий боксер, всадил ему кулак под второй глаз. Кудрявый рухнул на пол. Семенов устремился на второго налетчика - белобрысого, курносого рязанского Ваню, который стоял опустив руки и недоуменно хлопал глазами, ударил его с лету, коротким прямым тычком в разъем грудной клетки; курносый клацнул зубами, захватывая ртом воздух, и, по-птичьи взмахнув руками, повалился на своего товарища, стоявшего у него за спиной. Тот ухватил Ваню под мышки, удержал на весу, но сделал только хуже - Семенов вновь всадил кулак в живот рязанцу, у которого даже печенка нехорошо екнула от удара, это есаул услышал отчетливо. Ваня обвис на руках товарища. Семенов, не долго думая, атаковал и "благодетеля" - через голову рязанца ткнул его кулаком - раскровянил и нос, и верхнюю губу. Прорычал грозно, брызгая слюной:
- Кто вас прислал ко мне, сволочи?
Тем временем опомнился Тирбах и с криком "Ах вы, полицейские хари!" налетел на непрошеных гостей.
Через несколько минут Семенов и Тирбах разоружили всех семерых полицейских и загнали их в каморку, расположенную под лестницей, где дворник хранил метлы. На дверь каморки Тирбах навесил замок.
Семенов вернулся в коридор:
- Гимназист, ты где?
- Здесь!
Из бокового отсека показался гимназист, Семенов перекинул ему револьвер, отнятый у одного из полицейских:
- Держи! И если хоть одна из этих бандитских рож вылезет из каморки, стреляй прямо в рожу. Никого не бойся! Ни единого человека!
Семенов поспешно натянул на себя плащ, на голову - шляпу, подошел к окну, отогнул занавеску и едва не заскрипел зубами: вся площадь у "Харбинского подворья" была запружена полицейскими. Выругался. Услышал в коридоре тяжелые шаги - это в номер возвращался подъесаул Тирбах.
- Григорий Михаилович, от полицейских шкур - темно в глазах.
- Вижу. Но нам они ничего не сделают.
У выхода Семенова остановил полицейский офицер - усатый молодой человек с темным румянцем на щеках - признак отменного здоровья.
- Вам отсюда выходить нельзя, - сказал он.
- Чего-о? - рассвирепел Семенов, лицо у него дернулось.
Ударом кулака он свалил офицера с ног, выскочил на улицу и, оскользнувшись на тонкой черной наледи, едва не полетел на землю.