Содержание:
Б. Прилежаева-Барская 1
Крепостной художник 1
Часть первая 1
Часть вторая 5
Часть третья 9
Часть четвертая 14
Часть пятая 14
Часть шестая 17
Часть седьмая 19
Часть восьмая 21
Эпилог 22
Примечания 22
Б. Прилежаева-Барская
Крепостной художник
Часть первая
Вася захворал
- Сенька, куда ты стол несёшь? В боскетную, ротозей, неси, а не в жёлтую гостиную!
- Прошка, дурья голова, чубуки-то, поди, не на месте! Уморите вы меня! В гроб вгоните! Осрамите перед графом!
Совсем размякший от волнения и суеты, вытирая полное, побагровевшее лицо широчайшим синим платком, осторожно присел Андрей Иванович на краешек золочёного дивана, крытого пёстрой тканью в букетах и райских диковинных птичках.
Диван этот занимал больше половины узкой проходной комнаты, отчего и сама комната носила название диванной. Она помещалась в центре большого графского дома. По ней беспрерывно сновали то в одну, то в другую сторону оторопевшие от окриков управляющего и совсем сбитые с толку дворовые.
- Филемон, беги к матушке графине в серебряную кладовую. Их сиятельства серебро для стола вынимают. Да поторапливайся, ну!
С неожиданным для своего грузного тела проворством, сорвавшись с места, Андрей Иванович Тропинин устремился вслед за медлительным Филемоном.
В то время, как необычайная суета наполняла дом, в саду, в круглом павильоне, шла репетиция концерта. Итальянец Лавзони, нанятый графом за большие деньги для управления крепостным оркестром, с особенным оживлением размахивал своей дирижёрской палочкой, а Ваньки, Стёпки и Мишки, не спуская с неё глаз, старательно водили смычками по струнам. В глубине парка на помосте, затянутом зелёным сукном, три пары танцовщиков готовились к представлению. Вечером, среди разноцветных фонариков и масляных плошек, пойдёт пантомима "Земира и Азор".
У девушки Вассы белый парик сбился на сторону, и из-под него выглянула маленькая косичка, но это её не смущает, она продолжает усердно выделывать свои замысловатые па и, то прижимая руки к груди, то отбрасывая их в пространство, пытается изобразить радости и страдания пастушки Земиры.
И в доме, и в саду, и во дворе, где псари собрали графских собак, приготовляясь к предстоящей охоте, - везде чувствуется напряжённость и необычайное оживление.
Только в девичьей не заметно никакого возбуждения.
Русые и тёмные головы склонились над работой, руки ловко и привычно перебирают коклюшки или водят иголкой по тонкому батисту вниз и вверх, вверх и вниз. Тишина полная. Слышно только, как скрипит тонкое полотно под Машиной иголкой, как звенят медные булавки, сброшенные с подушки на стол.
Между пялец прохаживается Агафья Петровна, экономка-домоправительница, доверенное лицо старой графини. Агафьиха, или Агашка, как называют её девушки, - точно петух индейский, важный, надутый. Руки сложив на своём толстом животе, похаживает да поглядывает. Подойдёт к какой-нибудь девушке, разглядит работу, - не понравится что, она и хлоп по щеке: раз, другой и третий. И надо тотчас повиниться: "Виновата, матушка, Агафья Петровна, буду впредь больше усердствовать!" А не повинишься - совсем беда: старой графине нажалуется. А как дело до графини дойдёт, начнёт сама суд-расправу чинить - недолго и до конюшни! Нет, уж лучше с Агашкой не связываться, потакать ей во всём. И уж больно злющая и пресамонравная баба!
- Агашенька, - прозвучал в тишине голос из сада, - иди сюда поскорее совет держать.
Иду, матушка, иду, графинюшка, бегу, - и старуха закачалась на своих толстых ногах.
Агафья за дверь, а Маши, Фени и Кати, как по команде, оторвались от работы, выпрямились, загомонили, залопотали.
Да и было о чём: молодую графиню Наталью Антоновну сговорили за графа Моркова; по этому случаю и шли приготовления к празднествам.
Варька-"егоза" подсмотрела жениха и теперь тараторит:
- В гусарском мундире, красавец из себя, черноглазый, волосы пудренные или парик совсем белый-белый "а ля неж"!
- Ты откудова такие мудрёные слова выучила? Учёна больно стала, - сказала другая девушка.
- Да уж как я графинюшку одевала, она приказала: "Дай мой парик "а ля неж", то бишь совсем белый".
- А жених-то и у царицы почётом пользуется, - молодой, а на войне отличился. Петрушка сказывал, что город он брал турецкий. Измаилом, что ль, тот город называют. Да и его самого-то чудно зовут, будто нехристь какой: "Ираклий"!
- Счастливая ты, Варька, да вот Дунюшка. Вас-то двоих молодая графиня с собой увезут!
- Надо думать! Я как вчера одевала Наталью Антоновну.. - завела снова Варя.
- Не больно-то важничай: "одевала, одевала", - повторила ей в тон светлорусая, полная Катеринушка. - Вот Дунюшку-то, я наперёд знаю, Наталья Антоновна возьмут. Это мастерица так мастерица! Платочек какой вышила! Ангелочек со стрелой в колясочке едет, а впереди собачка бежит, а над ангелочками ветки качаются. Никто лучше её Наталью Антоновну и не оденет! И укоротит, когда надо, и фалдочки подберёт!
- Нахваливай, нахваливай, к будущей заправиле подъезжай лисой! Авдотьей Ивановной скоро величать станешь.
Дуня, молчавшая до сих пор, подняла глаза от работы.
- Не стыдно вам, девушки, не срамно? Чего лаетесь? Завидуете мне, что ль, что Наталья Антоновна меня в приданое берут, ровно вещь какую, ложку серебряную али корову?
- Не серчай Дунюшка, - пристыжённые девушки присмирели. - Всё же лучше с молодой графиней в Санкт-Петербург уехать, чем здесь с Агашкой-колотовкой век вековать.
- Да как еще возьмут-то? Хорошо, если всех вместе, а то как одну, а сестра с детьми, с Васькой, моим любимцем, здесь останутся, что тогда сказать, девоньки? Сердце ноет, ведь болен-то…
Не успела Дуня докончить начатую фразу, как дверь распахнулась и на пороге, под руку с молодым офицером, слегка покачиваясь в розовых своих фижмах, появилась сама графиня Наталья Антоновна, высокая, красивая, в напудренных волосах.
Смешались девушки, вскочили с мест, обмерли.
- Здравствуйте, девушки!
- Милости просим, ваше сиятельство, - певуче заголосили все хором.
Наталья Антоновна шаловливо поднесла палец к губам:
- Тс… матушка узнает, разгневается. Это мы так, тишком. - Наталья Антоновна обратилась к жениху, что-то шепнув ему, очевидно показывая своё приданое. Глянула на Дуню, а у той большая слеза так и застыла на глазу.