- Это великая радость для Рима! - Но он не выдержал взгляда Палибия и опустил глаза.- Боги хранят семью принцепса!
- Боги хранят семью принцепса! - крикнул Палибий, отрываясь от окна повозки и пришпоривая лошадь.
Никий поплотнее прикрыл занавеску, обхватил голову руками и закрыл глаза. Сейчас он пожалел, что ударил веслом Кальпурния, пожалел, что предупредил Агриппину и отпустил ее, когда она проплывала вблизи лодки. Тоска охватила все его существо - хотелось стать маленьким, невидимым, может быть, вовсе перестать быть. Он и в самом деле почувствовал себя щепкой, которую несет поток жизни, неведомо куда и неведомо зачем. Он с неприязнью подумал о Павле - впервые с тех пор, как узнал учителя. И странно, что неприязнь эта не представлялась теперь грехом.
Когда они приехали в Рим, Никий отпустил Палибия, а сам отправился домой, сказав, что ему нужно привести себя в порядок, прежде чем предстать перед императором. Палибий не стал возражать, взглянул на
Никия с усмешкой, на этот раз совершенно открытой, и, не поклонившись, поскакал прочь.
Теренций вышел навстречу Никию, вид у него был встревоженный.
- Хозяин уже несколько раз посылал за тобой,- сказал он.
- Император Нерон? - спросил Никий с вымученной улыбкой, хотя сразу понял, о ком идет речь.
- Император? - не понимая, переспросил Теренций и тут же добавил: - Анней Сенека, он присылал за тобой.
- И что же хочет твой хозяин?
Теренций испуганно пожал плечами:
- Прости, мой господин, я ошибся. Не Анней Сенека мой хозяин, а ты...- Он вдруг странным взглядом посмотрел на Никия и произнес совсем другим тоном: - Я боюсь.
На этот раз удивился Никий:
- Чего же ты боишься, мой Теренций? - проговорив это, он вдруг сам ощутил в себе уже утихший было страх. Ему показалось, что в глазах слуги мелькнула та же мертвая тоска, какую он видел в глазах Кальпурния в тот момент, когда замахивался на него веслом.
Теренций опустил глаза и глухо выговорил:
- Я не знаю, хозяин, но я боюсь...
- Ну, ну, договаривай,- Никий с натугой усмехнулся,- не бойся.
- Сенека,- промолвил Теренций, не поднимая взгляда.
- Что Сенека? Я не понимаю.
- Я боюсь... его.
- Успокойся, мой Теренций, твои страхи не имеют под собой...- начал было Никий, но не сумел договорить: Теренций поднял голову и пристально (не так, как дозволено слуге, а как брат или друг) посмотрел на Никия.
- Я вызвал Онисима,- сказал он.
- Ты вызвал Онисима?! - со страхом и возмущением одновременно воскликнул Никий.
- Да,- на этот раз Теренций не смутился и добавил, указав рукой за спину: - Он ждет тебя здесь.
- Да ты понимаешь, что может быть, если кто-нибудь,- Никий схватил Теренция за плечо и больно стиснул его,- если кто-нибудь увидит или узнает! Ты понимаешь, что будет со мной? И с тобой тоже! С тобой тоже, Теренций!
- Понимаю,- спокойно и убежденно проговорил Теренций, только чуть поморщившись и скосив глаза на плечо, которое все еще сжимал Никий,- Я знаю, что не должен был делать этого, но я не мог иначе, я боялся.
- Ты боялся! Да как ты можешь!
- Он убьет тебя,- перебил Теренций,- я знаю.
Никий вдруг оттолкнул Теренция и, сердито ступая,
прошел в комнату, служившую ему кабинетом.
Не сразу, лишь несколько мгновений спустя, из-за ширмы в углу, закрывавшей ложе, вышел Онисим.
- Ты знаешь, что нельзя было приходить ко мне! - набросился на него Никий (впрочем, произносил слова благоразумно негромко).- Тебя могли видеть! Ты понимаешь, чем это может кончиться для меня? Для нас! Для нашего дела!
- Он позвал меня, и я пришел,- ответил Онисим примирительным тоном, кивнув на дверь (Никий оглянулся, у двери стоял Теренций).
- Но я запретил тебе! Я, я запретил тебе! Ты слышишь?
- Я слышу,- ответил Онисим,- не надо так громко.
- Ты еще будешь мне указывать! - уже совершенно забывшись, вскричал Никий и, подскочив к Онисиму, замахнулся на него рукой.
Но тот даже не пошевелился - исподлобья, тяжело посмотрел на Никия: еще без угрозы, но уже не по-доброму. Рука Никия застыла, и сам он замер. Он вдруг понял, что не сможет ударить, не причинив боль себе самому,- ударить сейчас Онисима было все равно что ударить скалу с острыми краями.
- Значит, я,- произнес он дрожащим голосом, не в силах справиться с этой дрожью,- значит, я больше не свободен? Значит, ты думаешь, что я должен...
Онисим не дал ему договорить.
- Никто не свободен, и все должны,- проговорил он глухо и добавил совсем тихо: - перед Господом.
- Да кто ты такой, чтобы учить меня! Я не знаю тебя и не хочу знать!
- Я такой же, как и ты,- сказал Онисим,- не больше, но и не меньше. Я твой брат. И он,- кивнул на Теренция,- тоже твой брат. Или ты забыл о нашем братстве?
- Он?! - Никий выбросил руку в сторону Теренция.- И он тоже?
- И он тоже,- кивнул Онисим.
- Значит, я должен делать то, что вы мне прикажете? Ты - неизвестно кто и откуда явившийся ион -мой слуга?
- Твой брат,- спокойно поправил его Онисим.- Твой брат перед Господом.
Никий повернулся к Теренцию:
- Ты теперь тоже?..- Он не закончил, но Теренций хорошо понял, о чем он спрашивает.
- Да,- ответил он и добавил чуть слышно,- хозяин. Онисим объяснил мне, и я верю.
- Онисим объяснил тебе, и ты веришь?! Когда он успел? Пока сидел в моем кабинете?
Теренций опустил глаза и ничего не ответил, за него сказал Онисим:
- Мы встречались с Теренцием не один раз. Он был на наших собраниях, и он молился с нами.
- Он был на ваших собраниях? - вскричал Никий не столько с возмущением, сколько удивленно.- Но когда?
- Ночью. Когда ты бывал на пирах императора. Когда смотрел на те мерзости, которые делало это чудовище, и, наверное, принимал в них участие. Он молился с нами, когда ты удовлетворял свою плоть. Ночью, потому что мы можем собираться только в темноте, как воры, как преступники, как изгои.
- Но... но он... Разве он не должен был сказать мне об этом?
- А разве должен? Твой брат держит ответ перед Богом, а не перед тобой. Или ты, Никий, стал настоящим римлянином?
- Значит, вы... значит, вы за моей спиной... Это заговор против меня, вот что это такое!
- Твой слуга стал твоим братом, а ты говоришь о каком-то заговоре,- спокойно и устало выговорил Онисим.- Я тут только потому, что он опасается за твою жизнь, за жизнь своего брата. Разве он побежал к римлянам и выдал тебя, выдал нас всех? Он мог бы, останься он только твоим слугой. Но он хочет спасти тебя, потому что он твой брат.
Никий сделал два коротких шага и бессильно опустился на край ложа. Сидел, свесив голову на грудь. От разноцветных плиток на полу рябило в глазах, и он устало прикрыл их.
Глава тринадцатая
Никий чувствовал себя не столько удрученным, сколько потерянным - прошлое, будущее и настоящее переставали иметь какой-либо смысл. С одной стороны стоял Нерон, с другой - Онисим. Они в равной степени давили на него, и Никию казалось, что он уже никогда не сможет вырваться.
Сейчас он сидел на краю ложа, низко опустив голову и закрыв глаза. Услышал, как Онисим подошел, встал над ним, ощутил затылком беспрекословную тяжесть его взгляда.
Онисим стал говорить: тихо, убежденно, обвиняюще.
Он сказал, что это чудовище Нерон устроил мерзкое цирковое зрелище на погибель их братьям. Более двухсот христиан, среди которых старики, женщины и дети, сегодня же примут смерть в Большом цирке. Нерон устраивал что-то вроде кораблекрушения на заполненной водой арене. Онисим сказал, что не хочет об этом рассказывать и что если бы он сам мог добраться до Нерона, то за один удар кинжалом готов отдать себя разрезать на куски. Но Онисим не имеет возможности сделать это, а он, Никий, имеет такую возможность, и ее нельзя упускать.
Онисим помолчал некоторое время (Никий приоткрыл глаза, глянул на носки ветхих сандалий Онисима и отвел взгляд), потом вдруг спросил:
- Отвечай, почему ты не убил мать этого чудовища?
Он не просто спросил, но потребовал ответа.
Никий медленно поднял голову, посмотрел на Онисима с болезненной гримасой.
- Почему ты не убил мать этого чудовища? - повторил Онисим.
Никий хотел спросить: "А откуда тебе известно, что я должен был ее убить?" - но не посмел произнести таких слов. Вместо этого он сказал:
- Ты считаешь... можно убить женщину? Что можно... убить. Разве Спаситель не завещал нам всем...
- Нет.- Онисим не дал ему закончить, и голос его прозвучал как удар хлыста, Никий даже зажмурился на мгновенье.
- Нет? - осторожно переспросил он.
- Нет! - Глаза Онисима угрожающе блеснули.- Спаситель говорил о человеке, но не говорил о чудовище, о диком звере, алчущем крови невинных. Не говорил о волчице, породившей кровожадного волка. Она и сама не менее кровожадна, чем ее порождение. Ты должен был уничтожить волчицу, но ты не сделал этого. Почему? Ты боялся? Ты пожалел ее?
Никий вспомнил ночь с Агриппиной, ее ласки, ее нежное бормотание. Вспомнил, как огонь ее плоти перекинулся на его, Никия, плоть и как его плоть трепетала в сладком и страшном огне. Никий боялся поднять глаза на Онисима, он был уверен, что тот поймет все.
- Ну? - торопил его Онисим.