- Снадобье? Какое снадобье? - еще подавшись вперед, прищурился Нерон.
- Я не могу сказать.
- Что? Это почему же?
- Оно такое... такое...- с запинкой выговорил Салюстий.- Это очень странное снадобье,
- Говори,- Нерон нетерпеливо потряс рукой.
- Тухлые перепелиные яйца и ослиное молоко,- выпалил Салюстий и сделал такое лицо, будто сам только что эти тухлые яйца съел.
Несколько мгновений Нерон смотрел неподвижно и вдруг захохотал, откинувшись на спинку кресла и оттолкнув ногой скамеечку. Она перевернулась, скользнула по гладкому полу и остановилась возле Салюстия. Он поднял скамеечку, поднес ее к вздрагивающим ногам Нерона и аккуратно поставил - осторожно, втянув голову в плечи, словно опасался, что император может пнуть его.
Нерон смеялся долго и весело. Сенека чуть улыбался, мельком поглядывая на Салюстия. Афраний Бурр по-прежнему стоял с каменным лицом, глядя прямо перед собой.
- Ты меня рассмешил, Салюстий,- вытирая ладонью выступившие на глазах слезы, сказал Нерон.- Я удивляюсь, как ты еще жив после такого замечательного лечения. Значит, ваши александрийские врачи лечат отравой? Скажи честно, Салюстий, это, наверное, очень вкусное снадобье?
- Я не знаю,- пожал плечами актер.
- Как это не знаешь, ведь ты съел его!
- Он втирал его в грудь,- сказал Салюстий, виновато улыбаясь.
- Ах, в грудь,- несколько разочарованно проговорил Нерон и, в единое мгновенье сделавшись серьезным (такие резкие перемены настроения были ему присущи), спросил: - И кто он такой, этот твой врач?
- Его зовут Никий,- с поклоном ответил Салюстий,- он грек.
- Грек? - удивился Нерон (так, как если бы актер сказал, что его врач - лошадь или корова).- Ты сказал - грек?
Император Нерон был неравнодушен к Греции, все греческое казалось ему лучше римского: поэты, художники и, главное, публика в театре. Он любил говорить: "Только греки умеют ценить прекрасное". И при этом добавлял неизменно: "Только там понимают мое искусство, грубый Рим не дорос до меня".
- Да, он грек,- кивнул Салюстий.- И при этом из хорошей семьи. Его отец был претором в Александрии, еще при императоре Гае.
- Вот как,- покачал головой Нерон.- И что же, он молод?
- Очень молод. Ему едва исполнилось двадцать лет.
- Ты меня удивляешь, Салюстий, столь молодых врачей не бывает. Совсем мальчишка. Ты говоришь, двадцать лет?
- Двадцать. Но он искусен не только во врачевании. Он хорошо знаком с греческими и римскими поэтами. Мне трудно судить, но, кажется, он очень образован.
- Образован, говоришь,- задумчиво произнес Нерон,- и хорошего рода. И что, красив или уродлив? Эти ученые как будто специально рождаются с неприятными лицами.- Он махнул рукой в сторону Сенеки.- Это к тебе не относится, мой Анней.
Сенека кивнул понимающе, а Салюстий сказал:
- Он очень красив. Я не слишком разбираюсь в науках, может быть, он не столь учен, как мне показалось, но он очень красив.
- Хорошо,- Нерон милостиво (впервые за все время разговора) посмотрел на Салюстия.- Приведи его ко мне, я хочу посмотреть на него.
- Ты не будешь разочарован, император,- радостно выпалил Салюстий, делая шаг вперед,- его красота...
- Я разберусь в этом сам,- перебил Нерон и, отмахнувшись рукой от Салюстия, добавил: - Мне сейчас не до тебя, иди, сегодня декламировать не будем.
Когда Салюстий ушел, император повернулся к Сенеке:
- Как ты думаешь, Анней, этот прохвост Салюстий говорит правду?
- Что ты имеешь в виду? - склонился к нему Сенека.
- Я подумал, зачем такому красивому и ученому юноше, да еще из хорошей семьи, ехать в такую даль, чтобы лечить какого-то Салюстия? Тебе не кажется это странным?
- Нет, не кажется,- сказал Сенека.
- Это почему? - удивленно посмотрел на него Нерон.
- Потому что Александрия не Рим...
- Это я и без тебя знаю,- нетерпеливо перебил его Нерон.- Ты не отвечаешь на мой вопрос.
- Потому что Александрия не Рим,- повторил Сенека.- И если какой-то актер, бывший раб, принимаем при твоем дворе и облагодетельствован тобой, то оттуда он видится значительной особой, равной какому-нибудь влиятельному сенатору.
- Ты так полагаешь? - прищурился Нерон.- Ну ладно, это я выясню сам. Сейчас я хотел говорить с тобой не об этом. Тебе и Афранию я всегда доверял больше других. Мне нужен ваш совет.
- Мы слушаем тебя,- с поклоном сказал Сенека.
- Садитесь вон туда,- Нерон указал на два кресла, стоявшие рядом,- мне нужно видеть ваши лица.
Сенека и Афраний Бурр сели.
- Дело, по которому я позвал вас, очень деликатное, можно сказать, семейное, но я хочу доверить его вам.
- Мы слушаем тебя,- повторил Сенека.
- Это касается...- не очень твердо начал Нерон, исподлобья глядя на сидящих, но, вздохнув, договорил: - касается моей матери, Агриппины.
Сенека невольно вздрогнул. Нерон пристально смотрел на него, его близорукие глаза казались подернутыми серой дымкой.
- Скажите мне,- прервал молчание Нерон,- что делать сыну, если мать посягает на его жизнь, к тому же если этот сын - император Рима? Что ты скажешь, Анней?
- Скажу, что в это трудно поверить,- осторожно проговорил Сенека.
- А что думает наш доблестный Афраний? - с недоброй улыбкой, переведя взгляд на Афрания Бурра, спросил Нерон.
- Думаю, что благополучие Рима важнее сыновних чувств,- спокойно и уверенно выговорил тот.
- Замечательный ответ, Афраний,- чуть удивленно заметил Нерон.- Признаться, не ожидал. Значит, ты считаешь, что с Агри... что с ней нужно поступать так же, как с любым другим заговорщиком? Я правильно тебя понял?
- Ты правильно меня понял,- кивнул Афраний.
- Но, наверное, ты, как и Анней,- вкрадчиво проговорил Нерон,- считаешь, что в это трудно поверить и что сначала нужно иметь неопровержимые доказательства, а уж потом...- Он не договорил, выжидательно глядя на Афрания.
- Нет,- отрицательно покачал головой Афраний,- я так не считаю. Ты всегда был примерным сыном, не я один, весь римский народ знает это. А примерный сын никогда не позволит себе ложные подозрения. Подозрения примерного сына есть лучшее доказательство, и я не понимаю, какие нужны еще.
"Ловок,- подумал Сенека, неприязненно косясь на Афрания,- но не умен, потому что конец Агриппины есть начало нашего с ним конца".
- Ты замечательно сказал, Афраний,- усмехнулся Нерон,- я сам не думал об этом. Но ты прав, хотя мне тяжело сознавать такое. А ты, Анней,- обратился он к Сенеке,- ты все-таки думаешь иначе?
- Нет, император,- сказал Сенека,- тем более что я сам говорил недавно, что такой заговор существует. Я только хочу, чтобы были соблюдены...
Он замялся, и Нерон нетерпеливо махнул рукой:
- Ну что, говори же.
- Чтобы были соблюдены приличия,- вздохнув, закончил Сенека.
Нерон удивился:
- Какие приличия? Я не понимаю тебя.
- Я не думаю,- пожал плечами Сенека,- что с матерью императора можно поступить, как с обычным заговорщиком. Народ этого не поймет.
Нерон смотрел то на Сенеку, то на Афрания Бурра, и лицо его казалось растерянным.
- Что же делать? - едва слышно выговорил он.
- Скажи, Афраний,- обратился Сенека к Бурру,- ты сможешь отдать преторианцам такой приказ?
- Какой приказ? - осторожно переспросил Бурр, будто не понимая точного смысла вопроса.
В свою очередь, Сенеке тоже не хотелось говорить напрямую.
- Я хотел сказать... я хотел сказать...- дважды повторил он, глядя на Нерона.
- Приказ убить ее,- произнес Нерон глухо, опустив глаза.
- Но я не могу отдать такого приказа,- сказал Афраний.
- Не можешь?! - Нерон поднял на него глаза, в них блеснул гнев.
- Преторианцы хорошо помнят отца Агриппины, Германика, твоего деда, император,- спокойно глядя на Нерона, пояснил Афраний.- Они не будут расправляться с его дочерью. Хуже того, если я отдам такой приказ, может произойти возмущение.
- Проклятый Германик! - сквозь зубы выговорил Нерон так, будто его дед не умер давным-давно, а был сейчас во всем виноват.- Скажи, Анней, что же теперь делать?
- Я полагаю,- после недолгого раздумья ответил Сенека,- что это семейное дело нужно и решать посемейному.
- Что значит по-семейному? - нетерпеливо бросил Нерон.- Говори яснее.
- Это значит - тихо. В конце концов, с матерью императора может случиться несчастье.
- Какое несчастье, Анней? Я же просил тебя говорить яснее.
- Ну...- Сенека посмотрел на Афрания Бурра (тот глядел в сторону), поднял взгляд к потолку, прищурился, будто желая прочесть там ответ, и наконец выговорил: - Агриппина может отправиться куда-нибудь, например в Байи, морским путем, а морское путешествие всегда сопряжено с опасностью.
- Это слишком долго, Анней,- возразил Нерон.- Только подготовка займет кучу времени. К тому же нужно уговорить Агриппину ехать, а она может не захотеть - разве ты не знаешь, какой у нее строптивый нрав? Уже не говоря о том, что она может что-нибудь заподозрить. К чему такие сложности?
- Такой план имеет много преимуществ,- рассудительно продолжил Сенека.- Император, оплакивающий безвременно ушедшую мать, вызывает уважение и сострадание. Зачем же плодить в народе подозрения, лучше обернуть их в любовь.
- Ты тоже так считаешь? - сказал Нерон, обращаясь к Бурру.
- Да, император,- кивнул Афраний.- Сенатор прав, в таком деле лучше не торопиться.
- Лучше не торопиться! - с досадой повторил Нерон.- Пока она... есть, я не могу сохранять спокойствие!
- Зато ты сохранишь власть,- поклонился Сенека.
Нерон недовольно взглянул на него.