Обезумев от радости, я воскликнул:
- Да!
Она покачала головой и прищелкнула языком.
- Ты выглядишь не слишком. Какие-то проблемы?
- Проблемы - не то слово, - пошутил я, стараясь напустить на себя стоический вид, но мой голос сломался, а по щекам потекли слезы.
- Я очень хочу есть.
- Ты и правда выглядишь ужасно. Где твои богатые друзья?
- Как боги - исчезли.
- Плохо.
- Это длинная история.
- Каждая история длинная.
Обидевшись, я сказал:
- Прости, что потревожил, честно. Но когда я тебя увидел, то почувствовал, будто встретил старого друга.
Впервые она взглянула на меня с искренним сочувствием.
- Ты давно ел?
Я пошутил:
- А какой сегодня день?
- Пойдем со мной. Еще раз, как тебя зовут?
- Ликиск.
- Иди за мной, Ликиск.
Ее хозяин был упрям. ("Этот мальчишка означает неприятности!") Клодия была непреклонна. ("У него плохая полоса, и я хочу ему помочь!") Привлеченные их резким разговором, на лестницу вышли и другие девушки; их раскрашенные лица выражали глубокий интерес к словесной баталии между хозяином и одной из них. На меня они смотрели с любопытством (возможно, с профессиональным). Маленькая молодая женщина с красными волосами потребовала объяснить, что происходит. Клодия все рассказала без утайки, включая детали моего предыдущего визита. Другая женщина, пышная брюнетка, всплеснула руками.
- Конечно, я помню этого мальчика. У него богатые друзья!
Клодия покачала головой.
- Очевидно, их больше нет, - сказала она. - Бедняжка говорит, я его единственный друг в городе.
Повернувшись к хозяину, нервно вытиравшему пот с тяжелых щек, она заявила:
- Я прослежу, чтобы мальчика накормили, и он отдохнул. На этом закончим наш спор.
Разозлившись, хозяин топнул ногой.
- Я управляю этим домом и я решаю, берем мы бродяг или нет. И я тебе говорю, что не берем.
После этих слов поднялось самое настоящее восстание. Женщины сбежали с лестницы и окружили несчастного хозяина, крича, угрожая и тыча в него пальцами. Наконец, он сдался, и меня повели в столовую. (Даже у Цезаря со всеми его рабами не было такой армии слуг!)
Когда я съел столько, сколько смог, Клодия взяла меня за руку.
- Ты можешь поспать в одной из верхних комнат.
- Я так признателен тебе за доброту, - проговорил я, едва вымолвив эти слова из-за навернувшихся на глаза слез.
- Смотри на это проще, Ликиск. Что у таких, как мы, есть, кроме доброты, которую мы можем проявить друг к другу?
Следуя за ней наверх (в памяти мгновенно возникли воспоминания о моем предыдущем подъеме по этой лестнице), я сказал:
- Я надеюсь попасть на корабль "Меркурий". Мы знакомы с его капитаном. Он был здесь той ночью вместе со мной. Его зовут Сабин.
Засмеявшись, Клодия хлопнула руками по бедрам и радостно кивнула.
- Сабин! Конечно! Такой веселый здоровяк. Бывший раб.
- Он самый. Ты его знаешь? Как мне его найти? Где он живет?
- Он живет в Остии, но каждый раз в разных местах. Сейчас он, кажется, в море.
- Я это понял, потому что не нашел его "Меркурия". Не знаешь, когда он вернется?
- Нет, но, возможно, смогу узнать. Я общаюсь со многими моряками. Если тебе это важно, я поспрашиваю о Сабине. А пока Сабина нет, можешь оставаться здесь.
- Что на это скажет твой хозяин?
- Кстати, у него есть имя. И он не такой уж плохой. У Реммия доброе сердце.
Когда наши пути пересекались, хозяин косился на меня с подозрением; в основном это случалось, когда я уходил или возвращался, или когда мы собирались на главную трапезу ближе к вечеру, незадолго до того, как открыть дом для ночных посетителей.
Легко было понять, почему Реммий такой толстый. Он буквально набивал себя едой, съедая целые куски хлеба, которые и привлекли мой взгляд к Клодии.
Я никогда не ел много, но не из тщеславия или страха набрать вес в нежелательных местах. Просто такова моя природа. Впрочем, я любил вино, и здесь его всегда было много, дешевого, но вкусного и крепкого.
Женщины тоже любили поесть, хотя некоторым из них имело смысл себя ограничивать: их фигуры уже начинали раздаваться. Любительницы посплетничать и похихикать, они очень ко мне привязались. Думаю, они испытывали облегчение от того, что со мной им не приходилось отбиваться от ухаживаний, к которым они привыкли, общаясь с противоположным полом. (На самом деле единственной женщиной, которая меня привлекала, была Клодия - другие оказались гораздо старше и не слишком симпатичными. Это были дешевые шлюхи. Более элегантные и красивые женщины работали в борделях на холмах, и их клиентами являлись владельцы кораблей, а не моряки).
Возвращаясь к Реммию, он, как и большинство людей, которым есть что сказать (если вы с ними знакомы), вел яркую жизнь. Мне рассказывали о нем женщины, но сам Реммий не подтверждал этих сведений до тех пор, пока мы не познакомились ближе, и он не придумал, как на мне заработать. Юношей он был стройным атлетом. У него, как и у меня, был покровитель - любитель мальчиков, - но при неясных обстоятельствах, в подробности которых Реммий не желал вдаваться, этот покровитель был задушен. Реммием. После он отплыл на корабле в Грецию. Привлекательный юноша, знаток женщин, он быстро пришел к мысли, что может превратить свою тягу к привлекательным милым девушкам в доходное дело. С тех пор он был хозяином борделей, часто довольно богатым, если дела шли удачно, но столь же часто оказывавшемся на мели и работавшим в дешевых домах, как тот, которым он управлял в Остии. Будучи на мели, Реммий обращался к еде и выпивке, стремительно набирая вес.
Он изучал меня, делал выводы. Придумав план, он выложил его мне рано утром, после того, как я по своему обыкновению сходил к причалу в надежде увидеть "Меркурий". После активной ночной работы женщины спали до середины дня. Мы сели за стол друг против друга, говоря тихо, чтобы их не разбудить. Сперва наш разговор велся бесцельно и осторожно, а потом толстяк, постучав полными пальцами по бочонку своего живота, спросил:
- Кто из молодых людей, приходивших с тобой сюда той ночью, был твоим любовником?
- Никто, - сказал я, притворившись, что обижен таким вопросом.
Реммий покачал головой, и его обвисшие щеки затряслись.
- Можешь строить из себя недотрогу, но я был таким же, как ты, и тебя не сужу. В этой жизни ты обходишься тем, что есть, а ты умен и наверняка понимаешь, что у тебя имеется и как этим можно воспользоваться. Я знаю в этом городе мужчин, которые были бы рады с тобой встретиться. Ты меня понял. Я не собираюсь тебя оскорблять. Я знаю, что ты надеешься сесть на корабль и куда-то уплыть, и не спрашиваю, почему ты так торопишься исчезнуть. Тебе ведь нужны деньги? Любому, кто планирует далекое путешествие, нужны деньги. У тебя нет навыков, чтобы заработать на жизнь в портовом городишке. Ты не моряк. Но думаю, у тебя есть кое-какие другие навыки, а у меня есть связи. Вместе мы сможем немного разбогатеть, пока ты ждешь свой волшебный корабль, который избавит тебя от проблем. Подумай об этом. Мозги у тебя есть. А когда придумаешь, дай мне знать.
Получалось, что Реммий смотрел на меня не только подозрительно. У него был взгляд расчетливого бизнесмена.
Слова Реммия я воспринял всерьез, поскольку жил в доме женщин (и в его доме) за их счет. Никто никогда не попрекал меня едой и местом, хотя за все это платили другие. Их отношение ко мне было как к гостю, и они казались довольны моим присутствием, моим юмором, искренними комплиментами и шутливой лестью. Им было приятно, что рядом живет симпатичный, понимающий молодой человек, не вмешивающийся в чужие дела. Однако гостеприимство не могло продолжаться вечно, а я не хотел становиться яблоком раздора. Это могло неблагоприятно сказаться на Клодии, которая меня сюда привела.
Я не был готов отбросить моральную проблему, связанную с предложением Реммия. Ни разу в жизни я не шел в постель только ради денег, однако если собирался попасть в Палестину, деньги мне были нужны. Приближалась зима, и я все отчетливее сознавал, что провести ее придется в Остии. Честность подсказывала, что я должен буду вносить свою долю, если останусь с Клодией и Реммием.
Пустая ладонь бесконечно убедительнее моральных доводов, но ладонь с положенной в нее серебряной монетой не могла избавить меня от чувства вины из-за того, что я повернулся спиной к своему богу (несмотря на убедительную причину полагать, что бог отвернулся первым). Хотя во время службы Приапу я уступал многим мужчинам, и хотя среди этих мужчин иногда встречались люди, которых я бы не выбрал в качестве партнеров, я никогда не жалел о том, что делал (или что делали со мной). Однако в ту ночь, когда Реммий послал меня к первому клиенту, меня затошнило, и я был вынужден остановиться на обочине, чтобы опустошить желудок.
Клиент не был отталкивающим человеком. Торговый посредник, он жил в просторном доме на холмах (вид с которого был не таким прекрасным, как из дома Примигения) и оказался внимательным и добрым, снисходительным к недостаткам и страстным в постели. Он не торопился приступать к делу, которое привело меня в его дом, обращаясь со мной так, будто я - его гость, а не купленный мальчик. Было много вина, еда оказалась вкусной и обильной. Он хорошо говорил и с уважением отнесся к моим взглядам, о которых спрашивал с интересом и слушал внимательно, а не со свойственным многим мужчинам скучающим терпением, когда они на время замолкают, позволяя собеседнику высказаться. Он дал монету лично мне, вложив ее в ладонь и заметив:
- Очень надеюсь, что мы с тобой еще увидимся, Ликиск.
Прежде, чем расстаться, он поцеловал меня и повторил, как бы ему хотелось снова встретиться.