Задавая риторический вопрос, он заметил, что Ирина внимательно оглядывает его, и Корсаков обратил внимание на свой костюм, что его изрядно огорчило. На куртке было несколько неаккуратных пятен бурого цвета, а на брюках - отметины от падений на землю. Следы травы и засохшие комья почвы - ладно, а пятна крови могут заинтересовать милицию. И кто знает, кому об этом станет известно первому…
Корсаков перебирал в уме варианты, когда Ирина решительно поднялась:
- Идем, нам надо на пересадку.
- Зачем?
На что Ирина резонно возразила:
- Разве я тебя спрашивала?
Только входя во двор большого дома на улице Гиляровского, пояснила:
- Коллега уехал по контракту в Италию, вернется не раньше, чем через две недели.
Коллега, судя по всему, был человеком обеспеченным и активным. Квартира выдавала с головой все его привычки и пристрастия. Но главное, холодильник не был пуст, а покопавшись в шкафах, Ирина нашла кое-какую одежду для Корсакова.
- Ступай в душ, а потом, - он глянула на часы, - потом будем обедать… или - ужинать…
- Да, какая разница, - нарочито беззаботно отозвался Корсаков. О чем беспокоиться, если можно нормально поесть и одеться? А там что-нибудь придумаем.
Душ и чистая одежда, свежая, приятно пахнущая, в сочетании с хорошим столом, возможно, и примирили бы Корсакова с действительностью. Тем более что всем этим он был обязан женщине, которая ему нравилась все больше и больше. Она вела себя адекватно в любой момент их сложных и неожиданных приключений, которые вовсе не были игрушечными. Достаточно было вспомнить падающего Лобанова и кровавые пятна, расплывающиеся по его одежде. И Корсаков, между прочим, совсем не был уверен, что стреляли именно в профессора. От профессора те, кто стрелял, получили все, что им было нужно. А вот от Аристовой они ничего не получили. И не получили именно потому, что в дело вмешался он, Корсаков.
Впрочем, если бы они получили то, что хотели, то не факт, что Ирину оставили бы в живых. Она-то ведь знала бы точно, что они хотели. Кстати, а что они хотели-то?
- Ира, а как ты вообще попала в эту историю?
- В какую "эту"? Я не могу понять, что происходит!
- Тогда давай по порядку. Ты шла на встречу с нами?
- Да, но это уже после звонка Лобанова. Он позвонил, сказал, что нужно немедленно встретиться, отменив все мои намеченные дела. Отказывать шефу у нас не принято, вот я и сделала так, как он велел.
- Вообще-то, он звонил по моей просьбе.
- Все это время?
- Что значит "все время"?
- Ну, он же не один раз мне позвонил. Вообще, последние часы он вел себя очень активно. Первый раз он позвонил вчера около десяти часов вечера. Спросил, смогу ли я проконсультировать кое-кого. Так и сказал "кое-кого". Я ответила, что проконсультирую. Он положил трубку и снова перезвонил минут через тридцать. Спросил, какие дела у меня есть на первую половину дня. Договорились, что созвонимся утром, и он позвонил. Сперва часов в одиннадцать - уточнил, готова ли я? Потом, через час, наверное, предупредил, что сейчас со мной свяжутся. Потом, минут через двадцать, позвонил еще раз. Вот тогда он и попросил все отменить и выйти вам навстречу. Ну, а все остальное ты и сам знаешь…
Тут она замолчала и внезапно спросила:
- Мы что, перешли на "ты"?
Корсаков опешил:
- Кажется, перешли. А ты вообще представляешь себе "выканье" в ситуации, когда мы убегаем от пуль?
Тут Аристова удивила его еще больше: она снова заревела. Лицо ее исказилось, уголки губ поползли вниз, по щекам потекли крупные слезы, и Ирина закрыла лицо руками.
Да что же сегодня за День плача! Женские слезы он не любил и себя в такие моменты чувствовал по-дурацки, зная, что ничем не может помочь и хоть как-то изменить ситуацию.
Все, что он сообразил сделать, - налить в стакан воды и подать Ирине. Она отняла ладони от щек, глянула на стакан и упрекнула совершенно нелогично:
- У меня и так глаза сейчас опухнут, а ты еще воды предлагаешь.
Пока она в ванной приводила себя в порядок, Корсаков обдумывал продолжение разговора. Однако все решилось само собой.
Выйдя из ванной, Ирина села к столу, предупредив:
- Я косметику смыла, так что придется тебе смотреть в сторону или созерцать совершенно нелепую физиономию стареющей тетки.
Корсаков добросовестно изучил ее лицо и никаких признаков старения не заметил. Скорее наоборот, сейчас Ира выглядела еще свежее, только глаза были все еще слегка опухшие.
Игорь провел пальцем по лицу Ирины, прикоснулся к векам.
- Ты что делаешь, Корсаков? - почти ровным голосом спросила она.
- Тебя хочу успокоить, - не думая ответил Корсаков.
- Ты думаешь, так можно успокоить одинокую женщину?
Игорь посмотрел ей прямо в глаза.
- Психологи говорят, что в таких вот ситуациях лучший способ прийти в себя - это заняться чем-то привычным.
- Мы с тобой едва знакомы, - Ирина не сопротивлялась, она просто констатировала.
- Ну, и что?
Рука Корсакова скользнула ей на затылок, собрала волосы в горсть, а потом и сам потянулся к Ирине.
И был секс. Тот самый секс, когда мужчина и женщина уходят из мира людей, окунаясь в мир живых существ, где ни стыда, ни запретов, ни соображения безопасности и здравого смысла…
…Вернувшись из душа, Ирина скользнула в кровать и прильнула к Корсакову всем телом.
- Удивительно, но ты прав, - шепнула она. - Секс в самом деле помогает. Мне сейчас так хорошо!
Корсаков достал сигарету, закурил. Пауза затянулась, и Ирина спросила голосом уязвленной женщины:
- А тебе?
Игорь повернулся, поцеловал ее:
- Мне тоже стало очень хорошо. - Помолчал и добавил, не сдержавшись: - Я по-настоящему разозлился.
- Разозлился?
Ирина возмущенно приподнялась на локте, и Корсаков пояснил:
- По-твоему, все, что произошло, надо забыть? Ты думаешь, я каждый день привожу человека к месту, где его убивают?
Ирина заплакала и снова прижалась к нему. Всхлипывая, спросила:
- И что мы теперь будем делать?
1929, июль - 1930, апрель
ПОЗДНЯКОВ
Последние две недели Поздняков часто вспоминал генерала Защепу, мечтавшего выспаться. Кирилл Фомич теперь тоже спал плохо, то и дело просыпался, много курил и только изредка проваливался в сон, который вскоре прерывался, и все шло по кругу.
Вот уже месяц прошел с того дня, как Поздняков переправил через границу Защепу. Переправлял со всеми предосторожностями, снабдив документами и легендами на все случаи жизни, но понимал, что все эти бумажки помогут только в том случае, если Защепу не возьмут. Неважно, кто это сделает, результат будет один и тот же.
Впрочем, генерал к этому относился проще. Он так и сказал:
- Мне приятно, Кирилл Фомич, что вы так обо мне заботитесь и опекаете, но имейте в виду, что выбор свой я сделал сам, и сделал его совершенно осознанно. Неужели я в мои годы буду на кого-то ссылаться?
Позднякову в голосе Защепы послышались даже нотки сердитого недовольства, и он ответил:
- Я могу сказать о себе то же самое, и если я волнуюсь, а тут вы правы, волнуюсь, то только за дело.
За две недели до этого пришел долгожданный ответ из Парижа. Ответ одного генерала (Кутепова) другому (Защепе).
Защепа в своем письме, переправленном по всем правилам конспирации, просил о встрече, аргументируя такую необходимость "чрезвычайными обстоятельствами".
Ответ пришел нескоро, и была в этой неспешности грубоватая демонстрация: дескать, как захочу, так и поступлю.
Защепа откровенно обиделся, ответ обозвал "солдафонством" и весь вечер костерил Кутепова, поминая ему все, что только знал, а еще более, - слыхал от других. Потом успокоился, и дальнейшее обсуждали уже сугубо по-деловому, возражая друг другу и перепроверяя собственные аргументы.
Кутепов, согласившись "уделить возможную толику времени", заранее заявил, что круг сотоварищей по РОВСу не разрешит ему покинуть Париж, следовательно, Защепе предстоит изыскивать возможность прибыть к нему самостоятельно.
- Вы смотрите, так и пишет "прибыть", - злобно ухмылялся помолодевший лет на десять Защепа. - Штафирка, а туда же.
Потомственный военный Защепа не щадил Кутепова с его гимназическим образованием.
- Штафирка-то штафирка, а до Парижа вам добираться рискованно, - попытался остудить его Поздняков.
- Вы, уважаемый господин чекист, этого прощелыгу не знаете. Я в Париж-то и не собираюсь, - спокойно доложил Защепа и демонстративно закурил.
Потом еще более демонстративно хлопнул себя по лбу:
- Вот глупец! Проболтался, хотя спокойно мог деньги, выданные вами на поездку в Париж, просидеть в каком-нибудь кафе в Варшаве или Кракове с очаровательной паненкой. Польки, польки, - улыбнулся, закатывая глаза генерал.
- Вы, Лев Ефимович, - в тон ему отвечал Поздняков, - не забывайте, что ответ будете держать по всей строгости закона.
- Да, какая же вам разница, куда я потратил бы деньги, друг мой? Вам нужен результат, - снова хохотнул Защепа.
- Именно, - уперся пальцем в Защепу Поздняков.
- А результат будет. Поверьте, это сейчас Сашка строит из себя полубога в кисее. Как только ему доложат, что я пересек границу, сам прибежит хоть куда, поверьте, уж я-то его знаю! Прибежит! Будет, правда, фанфаронствовать, надувать щеки, будет требовать подчинения, но прибежит непременно.
Поздняков спорить не стал, повторил только, что единственная цель поездки - рассказать Кутепову о давно созданной тайной организации и о том, какая мощь собирается в недрах Совдепии, стонущей от большевиков.