Калай положила весло на колени. Заратан продолжал грести, ведя лодку вдоль отмели. Она повернулась к Варнаве и Киру. Влажное платье облегало ее фигуру. Сам Варнава и, как он догадывался, прочие братья прилагали все усилия, чтобы не смотреть на ее женственные формы.
- Не в обиду вам будь сказано, но мы не пришли ни к чему, - сказала она. - Вот что у нас получилось:
"Место встречи Иакова с ангелами.
Город, завоеванный царем Давидом.
Лучший воин Давида.
Место изгнания рода Вениаминова или эдомитский Манахат.
Место в Гебалене или еще одно эдомитское место.
Бог.
Город эдомитов в скалах или место в Моаве.
Бог.
Сын Ишмаэля, или "день испытания", или "доказательство".
Наконец… "Бог - царь мой", "Бог" и "сколь благ Бог"".
Калай издала горловой звук, выражая раздражение.
- Просто куча всякой ерунды.
- Примерно такой же, как то, что Господь наш - мамзер, - еле слышно сказал Заратан.
- Вам не кажется, что это карта? - задумчиво спросил Кир.
Калай дернула головой, а Варнава улыбнулся.
- А ты как считаешь?
- Ну, я не знаю, но если предположить, что первые два слова - имена людей, то остальные - названия мест. Кроме "Мелекиэль - Эль - Магабаэль", что похоже на своего рода символ веры. Ты никогда не пытался нанести их на карту?
Сердце Варнавы сдавила боль.
- Много раз, - ответил он. - Некоторые места в наше время просто невозможно найти, поэтому получается, что в карте нет никакого смысла. Но можешь попытаться, Кир, и я надеюсь, что ты это сделаешь.
Они прошли вдоль изгиба русла, и вдали показался Леонтополис. На суше у пристани толпились люди, по всей видимости прибывшие сюда для торговли и покупок на рынке. Мужчины и женщины ходили вдоль многочисленных прилавков, где торговали своими товарами купцы и ремесленники. Послышалось звучание флейт и пение. Вместе с ним ветер донес соблазнительные запахи жареного мяса и свежеиспеченного хлеба.
Заратан втянул воздух, и у него заурчало в животе.
- Боже милосердный, пожалуйста, пусть кто-нибудь даст нам поесть.
Варнава глянул на Кира. Последние два дня тот ничего не ел, но, судя по его виду, он не обратил внимания на эти запахи, продолжая всматриваться в кусок папируса.
- Что такое, Кир?
Кир краем глаза посмотрел на него.
- Думаю, ты заметил, какое число составляют буквы надписи.
- Да, - ответил Варнава, кивая. - О чем это говорит, тебе лично?
- Семьдесят одна буква. В иерусалимский Совет, великий Синедрион, собрания которого проходили на Храмовой горе, входил семьдесят один человек.
Кир все ближе подбирался к истинному смыслу документа. Его мысли устремились в Палату тесаных камней, место, где испуганные голоса нашептывали темные истины, а в тенях таились кинжалы. Каждая буква, каждое слово этого текста были эхом самой великой тайны их веры.
- Да, - тихо сказал Варнава. - И что?
Кир сглотнул.
- Возможно, это ключ?
- Ключ к чему?
- К тому, кто написал это, - ответил Кир почти шепотом.
Варнава почувствовал, как в его груди разгорается пламя.
- Я тоже так думаю.
- Кто же из членов Синедриона это был? - еле слышно прошептал Кир.
Варнава посмотрел на берег реки. Яркие полосы ткани развевались на ветру. Их лодка приближалась к длинной деревянной пристани, и несколько торговцев побежали к ним, держа в руках корзины с едой, одежды и покрывала. Они призывно улыбались и наперебой выкрикивали свои цены на товары.
- Я считаю, - прошептал Варнава, - что он был первым членом "Оккультум лапидем", ордена тайного камня.
- А ты - вторым? - спросил Кир, наклонившись к нему, его глаза блестели.
Варнава сглотнул комок в горле.
- Давай займемся продажей лодки и приготовлениями к путешествию в Палестину, - ответил он. - У нас будет время поговорить об этом в пути.
- Ну и дураки же вы все, монахи, - сказала Калай. - Бормочете о тайных обществах, когда ответ ясен как божий день.
Варнава и забыл про ее присутствие.
- Что же тебе ясно? - спросил он, оборачиваясь к ней.
- Насчет того, кто написал это послание, - сказала она, подбирая свой черный плащ и накидывая его на плечи.
Сердце Варнавы заколотилось в предвкушении разгадки. Он глянул на Кира. Тот сидел, затаив дыхание.
- Кто?
Калай ополоснула грязные руки в реке, потом зачерпнула воды и умыла лицо, покрытое потом.
- Лучший воин Давида, веривший в то, что царь его - Бог, и имевший тому доказательство.
Кир резко втянул воздух и снова уперся взглядом в папирус, складывая слова в фразу так, как сказала Калай.
- Возможно, она права.
- Она права, - прошептал Варнава, глянув на Калай и кивнув.
Учение о распутье
Ты сидишь на песчаниковом уступе, болтая ногами и глядя на мужчин и женщин, которые уселись вокруг Иешу в десяти шагах от тебя. Они прикрыли головы белыми гиматиями и молятся.
Вы все на грани большой беды, а они тратят время попусту, молясь, вместо того чтобы искать оружие и союзников в грядущей войне с римлянами. Поначалу ты был достаточно наивен, полагая, что этого хочет и сам Иешу. Ты слышал, как однажды он заговорил о Риме и римлянах. "Разрушу дом сей, и никому не восстановить его. Стоящий рядом со мной стоит у огня".
Ты ждал, чтобы тебя воспламенил огонь борьбы с Римом, и встал в ряды его последователей. Но теперь вера твоя угасла: оказалось, что ты никогда не понимал смысла его слов.
Будто услышав твои мысли, Иешу начинает говорить громче, видимо, специально ради тебя.
- Не бросайте святыни псам, ибо в кучу навозную отволокут они их, чтобы вечно глодать их там.
Ты невольно ухмыляешься, хотя смеяться тут нечему.
- Наше трусливое попустительство позволило римлянам разгуливать по нашему священному Храму, - говоришь ты. - Они гложут кости его, пока мы болтаем. Так вступим же в союз с зелотами и уничтожим врагов наших!
Апостолы, как по команде, поворачиваются и смотрят на тебя. Ветер развевает белые гиматии, обрамляющие их ошеломленные лица. Все это утро Иешу проповедовал мир и спокойствие. Они удивлены, как ты мог не уловить этого. Кажется, ты слышишь их шепот: "Он хоть слово понял из сказанного Учителем?"
- Мне был сон, брат, - отвечает Иешу. - И увидел я длинный караван, идущий через пустыню к великой тьме. Каждая повозка была наполнена оружием доверху, так что мечи и кинжалы падали на песок от любого толчка. Толпы людей бежали за повозками, подбирая оружие и прижимая его к груди.
- Да? - спрашиваешь ты - Тогда скажи мне, где эта повозка, чтобы я мог пойти туда и вооружиться.
Апостолы смеются. Но не Иешу. На его лице появляется выражение мрачного спокойствия.
- Как хочешь, брат, но лучше бы тебе вооружиться светом, - отвечает он. - Грядущая битва не от мира сего.
- Свет бесполезен, Иешу, если он не способен испепелить врагов наших. Мы на распутье! И должны действовать, а не тратить время в тщетных молитвах!
- Распутье, - тихо говорит он в ответ, скорее всего, лишь самому себе.
Его взгляд устремлен в бесконечность, будто он видит перед собой ту же самую великую тьму, к которой двигался караван в его сне.
Некоторые из апостолов смотрят на тебя с недовольством. Но тебя это уже не беспокоит. Ты готов к тому, чтобы распрощаться с этими людьми и присоединиться к зелотам - тем, кто будет вести настоящий бой.
Наконец Иешу смотрит на тебя и кивает.
- Прости меня, противник мой. Ты прав. Все мы на распутье. В середине всех путей, месте, где каждый должен сделать выбор. Сделай выбор, брат, и я пребуду там… а ты победишь Рим.
Ты смотришь на него, не моргая.
- Ты понял? - спрашивает он.
- Нет.
- Я не устану просить твое сердце о том, чтобы оно создало нечто из ничего, брат, - с теплотой говорит он. - Творение - единственный и величайший момент прощения в жизни любого человека. Так же, как это было с Богом.
Глава 15
Лука стоял рядом с палаткой купца, разглядывая тонкое льняное полотно, окрашенное индиго. Превосходное, и купец это знает. Цена заоблачная. Купец, рослый мужчина с загорелым до черноты лицом, без двух передних зубов во рту, широко улыбался. Судя по его акценту и внешности, преуспевающий римлянин. Желтая тога, вышитая по краю черными ромбами, явно сделана в империи.
Лука от нечего делать задумался, что же за зигзаг судьбы привел этого человека на место рыночного торговца в Леонтополисе.
Купец приподнял край отреза ярко-синей с пурпурным отливом ткани, потирая его между пальцами.
- Ты не найдешь такой ткани во всем Египте. Я купил ее по дороге в Аэлию Капитолину, когда шел с караваном. Ее отложили для жены римского центуриона, но, прежде чем она смогла купить ее, мужа перевели на другое место службы. Мне просто повезло оказаться в нужном месте в нужное время. То, что потеряла она, станет твоим приобретением.
- Да, цвет превосходен, - сказал Лука. - Но я не могу себе это позволить.
Он обернулся и снова посмотрел на реку.
- Как один римлянин другому, - торопливо заговорил купец, - я сброшу цену. Две сотни драхм! А? Что скажешь? Сможешь сшить отличное одеяние своей жене.
- Нет у меня жены.
- Тогда матери или сестре.
- Я сирота.
Купец картинно развел руками.
- Дай это женщине, и семья у тебя будет!
Лука улыбнулся. Направившись вдоль торговых рядов, он пошел к пристани. Купец продолжал кричать ему вслед, сбавляя и сбавляя цену.