Рано поутру на другой день рекруты были сданы, сто рублей на богадельню заплачены. Управляющий воротился из провинции, но Володя не возвращался. Он отправился с Ефремычем и со всеми верховыми в погоню за Домной. Едва к ночи приехал он, и то с пустыми руками. Утомленный, он бросился на постель, разослав всех слуг искать Домну. Перед утром на дворе под окнами Володи кто-то сказал: "Нашли!"
Вся дворня забегала, Володя выскочил из спальни, Варвара Сергеевна тоже, псари держали на веревках Домну, тихую и покойную.
- Где вы нашли ее? - спросил Володя.
- У отца и матери, спала, мы сонную с постели стащили.
- Где же была она все это время?
- В городе, а у кого, не говорит.
- Ну, что же нам с нею делать? - спросила Варвара Сергеевна.
- Это уж не твое дело! - отвечал Володя. - Фомич! Возьми ее в судомойки, пусть работает на кухне без смены.
- Что за умница у меня этот Володя! - воскликнула Варвара Сергеевна, и все улеглись и заснули.
IV. ЕЩЕ ГОСТИ
Варвара Сергеевна только что изволила воротиться из мыльной. За нею плелись две карлицы и карлик Кирилло. Парашка несла душегрею и туфли, несколько девок чинно провожали барыню в уборную. Уселась Варвара Сергеевна перед небольшим зеркалом, оправленным в серебро и покоящимся на серебряных же ножках. Наступила весьма важная церемония; день был воскресный, Ландышева собиралась к обедне в Кудиновку, куда уже послан был давно верховой с приказанием священнику обождать с обедней. Вот почему Варвара Сергеевна решилась маленько принарядиться, а без того в будние дни посторонний и не смекнул бы, что это барыня, помещица, да еще и богатая, у которой мужниных крестьян было тысячи с две, да своих не меньше. Распустили девки косу, да и давай чесать.
- Осторожней! - закричала Варвара Сергеевна. - Ты, Парашка, чего зеваешь? Тузи их! Видишь, косу дерут!
Парашка хлестко исполнила приказание Варвары Сергеевны.
- А вы чего молчите, чертенята! - сказала Ландышева, обращаясь к карлам.
- Еще бы, ты все сама болтала, - отвечал Кирилло. - Ведь наши все три голоса, как нитку в иголку, через твой проденешь. Слава тебе, Господи! Недаром вчера один приказный про тебя говорил: "Какая здобная барыня!.."
- А говорил это приказный?
- Говорил, знаешь, так масленно и облизывался. Да, может быть, после пирога.
- Вот уж и после пирога! А собой-то он каков? Чай, дрянной такой, а?
- Да, невзрачный, нечего сказать, на новую версту похож, что на дороге недавно поставили.
- Нужны очень эти версты. И без того все знали, что до Костромы пятнадцать верст. И вымерили, чтоб им добра не было! Прежде было пятнадцать, а теперь двадцать три из них сделали. А все ради пошлины. Лишь бы народ притеснять! Черт знает, чего не навыдумывали! Бывало, прежде до Москвы крестьяне наши возят, а теперь почта да почтари. Не приведи Бог, что делается! Парашка, хлестни-ка Авдотью, опять зацепила. А может быть, этот приказный и добрый человек. Как ты думаешь, Кирюшка?
- Не приказано, барыня, думать, так я и не думаю.
- А кто ж тебе не приказал?
- Да твой недоросль.
- А что ж, и вправду! Ты сыт, одет, зачем же тебе думать?
- Вот и я то же говорю Домне: "Дура! Чего ты думаешь?" А она говорит: "А если не уймется, до ножа ль, до воды доберусь, на себя руки подыму".
- До ножа! До ножа! - заревела Варвара Сергеевна, вырвалась из рук девок, выскочила простоволосая на крыльцо, но в это самое время в сопровождении шести казаков на двор вкатилась одноколка. Изумленная и новостью экипажа, и неожиданностью в такое время посещения, Лавдышева оторопела и забыла о своем костюме. Из одноколки вышел высокий, сухощавый человек лет пятидесяти.
- Варвара Сергеевна дома? - спросил он сухо.
- А тебе какое дело?
- Есть небольшое!
- Да ты что за чучело?
- Провинциял-фискал, Василий Пазухин.
Варвара Сергеевна хотя и была весьма крепкого сложения и обширного объема, но, вспомнив, что это чучело пугает самого воеводу, пришла в ужас и стала кричать во все горло:
- Володя! Володя! Уходи! Возьми верхового жеребца, что из Москвы привели… Спасайся! Эй, Парашка, Фомич, Кирюшка! - и прочая. Она прокричала почти целый календарь. Пазухин молча стоял перед нею и даже не улыбнулся. Но когда поток имен истощился, Пазухин сказал ей сухо:
- Перестань, сударыня, кричать. Не поможет! Я тебе скажу коротко и ясно. Воевода оплошал. Когда бы узнал государь - быть ему в ответе. Людей твоих в будущий прием рекрутами зачтут, а ты сына подай. Он у меня на росписи. Любим Александрович добр, хоть и суров, а я строг, хотя с виду и ласков.
- Ну, ласков! - сказала Ландышева дрожащим голосом.
- Да как же не ласков! Следовало бы твоего сына с казаками в губернию отослать, а я не хочу. Каков он ни есть, а все-таки дворянин.
- Да как же не дворянин…
- Не перебивай! Я лучше твоего знаю. Ему служить по указу в гвардии. Так изволь его в Питер отправить через три дня, в середу, не позже десяти часов утра, а не то в одиннадцать с казаками поедет. А если уйдет, то я отыщу, и пойдет он в полевые полки на всю жизнь рядовым. Милосердия не будет! А чтобы он вернее отъехал и дорогу знал, мой казак Яким тут останется и сынка твоего на твой счет до Питера проводит. Все, матушка Варвара Сергеевна! Прощай. Яким! Как сказано, оставайся.
Одноколка и пять казаков ускакали. Яким спешился и повел своего коня на конюшню.
V. ТОРЖЕСТВЕННЫЙ ВЪЕЗД
На Адмиралтейскую сторону по Московской дороге или, лучше сказать, по новой просеке, составляющей ныне Гороховый проспект, тянулась вереница крытых и некрытых саней. Лошади были все рослые, заводские, но сбруя и одежда кучеров и седоков представляли самый странный маскарад. У которой девки была меховая шапка, у другой платок, иная сидела в заячьей шубе, иная куталась в одеяло, на ином кучере была большая шапка с смушками, а на руках рукавицы, а у другого руки были в онучьях, а на голове оборвыш картуз.
- Вот тебе и резиденция! - сказала Варвара Сергеевна, приподымая войлочный полог на крытых санях своих. - Черт знает, что такое! Лес, а не улица!
И в самом деле, весьма в немногих местах по ту сторону Фонтанки торчали жилые дома - только одни палаты Шереметева да Аничкова слобода с одной, а Калинкина с другой стороны несколько оживляли дикость берегов знаменитой речки.
- И куда ехать! Тут, я думаю, и постоялого двора нигде, не отыщешь. Вот глушь! Господи прости! Архип, кликни казака Якима, на то его фискал приставил, чтобы дорогу указывал. Ну, указывай же, куда ехать, - прибавила Ландышева, обращаясь к казаку.
- А я почем знаю? До Питера, чай, еще далеко, а тут река, спросить некого, вон там что-то торчит, может быть, и Питер, ступай на спуск,
- Да какой же ты проводник, когда дороги не знаешь.
- Да я в Питере не бывал отродясь.
- А мне какое дело? Указывай, да и полно!
- По мне, пожалуй, ступай на спуск!
Поехали. По сю сторону Фонтанки виды изменились. Во многих местах из-за деревьев, составлявших перспективу, или, по-нашему, проспект, показывались красивые домики голландской архитектуры, многие и в два жилья. Навстречу приезжим гостям попадались беспрерывно разного рода мастеровые; чем ближе подъезжали к Адмиралтейству, тем больше встречали людей и саней. А у немецких слобод, что ныне Морские улицы, Варвара Сергеевна с удивлением увидела три или четыре кареты, запряженные цугом; кучера в красных, желтых и голубых кафтанах и треугольных шляпах хлопали бичами; по всему лугу перед Адмиралтейством раскинуто было множество палаток, в которых торговцы продавали всякого рода напитки и съестное.
- Ну, теперь, кажись, приехали, - сказал казак.
- Да куда же мы приехали! - неистово закричала Варвара Сергеевна. - Ведь ты разве не видишь, что тут ярмонка стоит под крепостью, а Питербурх-то где? Ты, может быть, нас в Свейское государство привез. Ни одного человеческого лица не видно. Все немцы.
- А я почем знаю. Может быть, и немцы.
Варвара Сергеевна не выдержала, отстегнула фартук, прикинула на спящего Володю подушки, чтобы не простудился, и выскочила из саней.
- И спросить-то некого! - сказала Варвара Сергеевна, оглядываясь. - Тут, я чай, и русского языка не слыхивали!
- Пироги горячие! - закричал разносчик возле.
- Ах ты, Господи! Хоть одного земляка-то встретила… и тот холоп, дворянке с ним и говорить не приходится. Слышь ты, Архип, спроси-ка, далеко ли до Питербурха.
- Эй, малый! - закричал кучер. - Далеко ли до Питера?
- Да какого тебе еще Питера надо? А это разве не Питер?
- Ну, слава тебе, Господи! Архип, спроси, где тут постоялый двор.
Архип повторил вопрос,
- Почтовый двор!
- Постоялый, Архип, слышишь, постоялый. Уж эти почты - смерть моя!
- Постоялый, говорят тебе…
- Ищи сам, а мы не знаем.
- Грубиян! Вот как тут в резиденции за людьми смотрят! Не хочется будить Володю, а то бы он его из детских ручек да тросточкой. А энто, Архип, что торчит такое направо?
- Не знаю.
- Дурак! Ты ничего не знаешь! Из ума и памяти выжил! Ефремыч, ты чего сидишь да в кулаки дуешь! Твое дело расспрашивать.
- Энто что такое? - спросил Ефремыч у разносчика дрожащим голосом.
- Морская академия!
- Сам ты морской тюлень! - сказала Варвара Сергеевна, плюнув. - Видишь какой! Вздумал меня дурачить! Скажи ему, Ефремыч, пусть говорит толком, а шуток я не люблю.
- Да кого тебе, сударыня, надо? - спросил человек пожилых лет в доброй шубе. Народ более и более скоплялся, гости возбудили любопытство почти всей площади.