– Смерть – ничтожное наказание для старика, прожившего достойную жизнь. А тебе необходимо спасать свою жизнь. Ты молод и талантлив. Ты – философ, и твои знания нужны людям. Я бы посоветовал тебе бежать в Египет, в Александрию. Птолемей умеет ценить философов Эллады.
– Жизнь достойного стратега и мудреца, которой угрожает опасность, заслуживает большего сострадания и участия, чем жизнь молодого философа, – возразил Деметрий Фалерский. – Тебя под охраной на виду у ликующей толпы отведут в тюрьму, и безжалостное заключение может быть очень продолжительным.
– Пусть меня сажают в тюрьму, пусть казнят, – ответил Фокион. – Зачем мне свобода, если граждане Афин, которым я посвятил всю свою жизнь, лишают меня свободы общения с ними? Мне кажется, что душа Афин стоит по колено в пыли, а может пасть еще глубже.
– Я верю, что всё скоро изменится, – возразил молодой философ. – Вставай и давай вместе покинем на время Афины. Я должен спасти свою и, главное, твою жизнь, Фокион.
– У меня нет повода бежать. Я ни в чем не виноват перед народом Аттики. А ты уезжай немедленно. Ты еще не сказал всего, что задумал сказать людям, как философ.
Фокион с трудом приподнялся на ложе. В тот момент, когда они протягивали друг другу на прощание руки, Деметрий Фалерский, словно предчувствуя, что эта встреча последняя в их жизни, с волнением вгляделся в лицо величественного старца, готовящегося отдать себя во власть переменчивой судьбе. И был потрясен его самообладанием и величием.
– Не сожалей обо мне, – сказал Фокион. – Я приготовился ко всему. И запомни, в Александрии тебя ждет успех и признание.
Через несколько дней Народное собрание на Пниксе выбрало новых стратегов. Олигархов, их друзей и единомышленников было решено предать суду и тех из них, которые будут признаны виновными в измене отечеству, приговорить к изгнанию и конфискации имущества, некоторых, среди которым в первую очередь назывался Фокион, к смертной казни.
Полководец Александр встал на защиту Фокиона, преданного сторонника Македонии, и его ближайших сподвижников, отправив их под надежной охраной своих воинов к Полиперхонту. Александр настоятельно просил отца не причинять им никакого зла, встать на защиту их интересов, так как они готовы оказывать помощь Македонии во всем.
В лесистом ущелье в трех днях перехода до Афин расположилось лагерем македонское войско, двигающееся к городу под предводительством регента и царя Филиппа Третьего, Арридея, для приведения в исполнение освободительного манифеста. Сюда направились афинские послы во главе с Агнопидом и Фокион со своими обвиненными вместе с ним единомышленниками.
Царь Филипп встретил прибывших из Афин в роскошном походном шатре, устланном дорогими яркими пушистыми коврами, на троне под балдахином из тканей, вытканных из золотых нитей.
Огромная свита окружала царский трон. Рядом с троном стоял регент и знатный вельможа, зачитывающий обращение полководца Александра с просьбой поддержать Фокиона и его сподвижников.
– Фокион бескорыстен и неподкупен. Он ни на одну драхму не увеличил своего состояния против того, которое оставил ему отец. Он правильно поступал, удерживая боевые силы афинян от конфликтов.
Агнопид и афинские послы с трудом сдерживали ярость, охватившую их во время чтения письма, в котором сын регента пытался защитить Фокиона, напомнив как преданно отстаивал он интересы Македонии многие годы.
Чтение письма прерывалось внезапными вспышками безудержного смеха слабоумного царя, но все делали вид, что ничего не замечают.
Регент предоставил слово афинским послам первым, предложил изложить свои жалобы.
Поднялся страшный шум, посыпались взаимные обвинения, причем каждый из послов старался перекричать другого.
– Фокион на стороне олигархов, а не демократии и народа, – первым выплеснул свой гнав наружу Агнопид.
Долгие годы Фокион был одним из самых влиятельных и почитаемых людей в Афинах, поэтому Агнопид люто ненавидел его.
– Пора казнить Фокиона и его друзей.
– Они хотят, чтобы в город вошли воины Кассандра и надругались над Афинами.
Фокион кротко и молчаливо слушал обвинения послов в свой адрес.
Царь Филипп забавлялся этой бранью, хлопал в ладоши, требовал, чтобы обсуждения продолжались.
– Это Фокион позволил Никанору захватить Мунихию. Он знал, что Антипатр умер, но поддерживал ложь Кассандра, отдающего приказы от имени отца.
Полиперхонт сначала намеревался защитить Фокиона, но, слушая обвинения послов, изменил свое решение, испугавшись, что может потерять доверие афинских граждан.
Олигарх Игемон, также приговоренный Народным собранием к смертной казни, решительно встал на защиту своего друга. Смерив презрительным взглядом афинских послов, он смело заявил, глядя в глаза регенту.
– Разве можно удивляться тем, кто избрал своей профессией зубоскальство, кто считает своим долгом приносить жертвы завистливой толпе злословием над выдающимися людьми.
Не на шутку рассердившись, Полиперхонт запретил Игемону говорить дальше. Но гордый аристократ из знатного афинского рода с достоинством и бесстрашием продолжал говорить.
– Благородство – вот главнейшая черта характера Фокиона. Честность – его вторая черта. Запомните, во главе государства должны стоять лучшие!..
Филипп Третий неожиданно перестал смеяться, вскочил с трона, выхватил из рук телохранителя копье и пронзил бы им Игемона, не удержи его Полиперхонт.
Как только царь снова занял свое место на троне и успокоился, Полиперхонт обратился к послам с милостивыми словами.
– Да поддержит меня в моем мнении богиня Фемида!.. Я убедился в правдивости обвинений против Фокиона и олигархов. Теперь их судьбу должен решить суд.
Регент отдал приказ воинам:
– Заключите Фокиона и его приверженцев в оковы и отвезите под надежной охраной в Афины, чтобы суд вынес им приговор.
Полиперхонт прекрасно сознавал, что после казни Фокиона и олигархов афиняне будут гораздо сговорчивее.
Афинские послы не могли скрыть своего торжества. Они заверили регента в своей преданности ему и царям.
Фокион и его единомышленники, заключенные в оковы, под строжайшей охраной македонских воинов были доставлены в Афины на суд собравшегося на экклесию народа.
Перед гражданами Афин был зачитан обвинительный приговор.
Подсудимых обвиняли в порабощении отечества, в уничтожении демократии и ниспровержении законов. По прочтении приговора Фокиону первому предоставили слово в свою защиту.
Поднялся невообразимый шум.
– Долой Фокиона!
– Он уже сказал всё, что мог!
– Нечего его слушать!
– Казнить изменника!
– Казнить! – неслось со всех сторон.
– Не только казнить, но и пытать!
– Пусть получит по заслугам!
– Дайте сказать ему последнее слово!
– Если последнее, то пусть говорит!..
Наконец Фокион начал говорить, но его постоянно перебивали новые крики толпы, так как среди собравшихся в театре было много людей, находившихся ранее в изгнании и среди них господствовало сильнейшее ожесточение против тех, кто в свое время лишил их гражданских прав.
Сидевшие в первых рядах слышали то, что говорил Фокион. Сидевшие дальше видели только полное достоинства и величия лицо почтенного стратега, для которого речь шла о жизни и смерти.
– Вы думаете я рассчитываю на пощаду? Поверьте, афиняне, мне всё равно – казните вы меня или нет. Моя жизнь итак подходит к концу. Я думал вести Афины к процветанию, благополучию и свободе. Я не хотел, чтобы на улицах и площадях нашего великого города бессмысленно проливалась кровь, а теперь ясно вижу, что темные злые силы снова влекут вас в бездну, что несчастья не только снова скоро обрушатся на Элладу, но мрачные силы поселились внутри вас самих и одерживают победу над светлыми силами. Я готов к смерти – ведите меня в тюрьму и убейте меня, но пощадите моих ни в чем неповинных товарищей, – последние слова Фокион, собрав последние силы, выкрикнул в толпу.
Эти слова тоже не были услышаны в дальних рядах театра. Люди начали терять терпение.
– Хватит его слушать!
– Ведите всех в тюрьму!
– Казнить немедленно!
Молча и неподвижно стояли рядом с Фокионом его ближайшие сподвижники.
Наконец олигарх Игемон подошел к Фокиону и встал рядом с ним.
– Я буду счастлив умереть вместе о Фокионом.
– Я тоже! – вскричал олигарх Никокл. – Запомните, афиняне, завтра вам всем будет стыдно за это постыдное судилище. Фокион не причинил зла ни одному из афинян.
– Казнить Фокиона!
– Казнить всех олигархов! – раздался над театром один общий крик.
Требование старого права, чтобы голоса были отбираемы относительно каждого обвиняемого в отдельности, было оставлено без внимания. Наконец, приговор не был произнесен в обычной форме голосования камешками, – было решено проголосовать посредством поднятия рук. Теперь уже не было речи о том, что в наказание виновным будет определена частью казнь, частью изгнание и конфискация имущества. Многие потребовали подвергнуть обвиняемых публичной пытке и немедленно вызвать палача с пыточным колесом.
Агнопид, заметивший возмущение македонских военачальников этой позорной и бесцельной жестокостью, обратился к толпе.
– Что же нам тогда останется для сбежавших из города Каллимедонта и Деметрия Фалерского, когда мы их поймаем?
Громкий одинокий голос из толпы выкрикнул.
– И что для тебя?
Все обернулись на голос, но найти этого человека в толпе никому не удалось, словно боги выкрикнули эти слова с неба в защиту достойнейшего из афинян.