* * *
Тамара Красовская не захотела смотреть на борцов и попросила Ратха проводить ее. Выйдя из цирка, они зашагали в сторону вокзала. Оба были под впечатлением дерзкой выходки клоуна.
- Адольф сегодня бесподобен! - оживлённо говорила Тамара. - Ты не представляешь, какой переполох у них начнется в канцелярии!
- Бедняга! - в свою очередь посочувствовал Ратх. - Теперь его могут отправить в тюрьму. Один раз его уже допрашивали.
- За что? - удивилась девушка. - Если за каждое слово в тюрьму - тюрем не хватит в России. - Подумав, спросила недовольно: - А тебе что, не понравился Романчи?
- Не знаю даже что сказать, - вздохнул Ратх. - Старший брат из Питера приехал, знаешь о каких вещах говорит. Не дай бог!
- Ну и о чем же говорит твой брат? - поинтересовалась Тамара.
- Говорит, революция нужна только русским. Туркменам она ни к чему. Русских много - они останутся, а туркмен всех до единого истребят казаки.
- Это что-то новое, - хмыкнула девушка. - Ну и что же советует тебе твой старший брат?
- Говорит, не связывайся с рабочими и студентами.
- Но ты и не связан с ними в том смысле, как это понимает твой брат, - возразила Тамара. - Что из того, что ты иногда даешь им покататься в ландо?
- Не сердись, - попросил Ратх. - Ты же сама сказала, что ландо надо для дела.
- Уж не думаешь ли ты, что я на твоем ландо вожу динамит? - неестественно засмеялась она.
- Никто и не говорит, что динамит.
- А что же тогда?
Ратх промолчал и девушке стало ясно, что он о чем-то знает или догадывается. Взяв его покрепче под руку, она сказала игриво:
- Ну и завели же мы с тобой разговор! Бог знает о чем. - А про себя подумала: "Хорошо, что он не знает о том, как час назад мы с Андрюшей и Вахниным перевезли с квартиры Аршака Хачиянца гектограф и мешок с прокламациями".
- Обидно, что ты мне не доверяешь, - признался Ратх. - Я люблю тебя больше всех на свете, а ты мне не доверяешь…
- Ратх, милый! - засмеялась она. - Ты такой наивный, даже смешно. Ну представь себе такое. Я вожу тайно динамит в коляске. Хозяина коляски, то есть тебя, хватает полиция, и ты выдаешь.
- Ты глупая! - возмутился Ратх. - Ты о чем говоришь! Ты разве не знаешь туркмен?
- Ну ладно, ладно! - отмахнулась она, испугавшись его горящего взгляда. - Я шучу.
- Почему не доверяешь! Мы с тобой пять лет знакомы.
- Ратх, дорогой, да все я тебе доверяю. Но если ты будешь допытываться, я никогда больше не воспользуюсь твоим ландо.
- Докажи, что доверяешь!
- Ну, как я тебе докажу? Хочешь поцелую?
- Не знаю я… - пролепетал он, смутившись, а Тамара, смеясь, чмокнула его в лоб.
- Веришь теперь?
- Верю, Томочка… Больше всех тебя люблю. Аману жену найдем, потом женюсь… на тебе. Девушка вновь прыснула.
- К сожалению, Ратх, ты мечтаешь о невозможном. Ни мои, ни твои родители никогда не согласятся на этот брак, - рассудительно заговорила она.
- Зачем их спрашивать! - решительно заявил Ратх. - Мой старший брат привез из Питера татарку, отец даже не подал виду, что обижен.
- Ратх, не надо об этом. Разве мало того, что мы друзья? Я уважаю тебя и всегда буду верна нашей дружбе. Я не сомневаюсь: если мне когда-нибудь придется в жизни трудно, ты придешь мне на помощь. Придешь ведь?
- Зачем сомневаешься? Жизнь отдам, клянусь! Клянусь, - повторил он тише, но еще решительнее. - Амана женим, потом поедем к твоему отцу в Кизыл-Арват, скажем, как любим друг друга.
- Ратх, не надо об этом. Не будь назойливым… Теперь, вероятно, и твой старший брат и сноха возьмут ландо в свои руки… - Она не договорила. Но если бы могла довериться своему приятелю, то сказала бы: "А мы рассчитывали на твою коляску! В ней так удобно ездить по городу ночью с листовками. Никто и не заподозрит, что в ландо туркменского арчина разъезжают социал-демократы".
По проспекту Куропаткина они прошли до городского сада, затем свернули на Анненковскую. Город постепенно засыпал: в окнах уже гасли огни и лишь тускло светились уличные фонари возле Управления Среднеазиатской железной дороги. В слабом освещении между голыми ветвями деревьев виднелся вокзал. Перейдя железную дорогу, молодые люди углубились в переулки слободки. И наконец остановились возле небольшого дома с высоким дувалом. Во дворе залаяла собака.
- Ну ладно, Ратх, спасибо, что проводил…
- Когда еще встретимся?
- Не знаю даже. Ты же знаешь - рождество кончилось, начинаются занятия в гимназии. Я зайду к тебе в цирк как-нибудь. Ну, до свиданья, а то хозяйка, чего доброго, еще напишет отцу о моих вечерних отлучках.
Ратх немного осмелел: нежно обнял девушку, но она отстранила его.
- Ну ладно, ладно, всему есть мера… Я пошла…
И скрылась за калиткой. Он подождал немного, вздохнул обиженно и поплелся к вокзалу. "Непонятная она", - удрученно думал всю дорогу, до самого дома, и вспоминал тот детский утренник, когда в клубе велосипедистов он и Аман исполняли акробатический номер, а девочки из гимназии танцевали кадриль. Тогда и познакомился он с Тамарой. Потом узнал, что родители ее живут в Кизыл-Арвате, а здесь она - на квартире у какой-то дальней родственницы. На каникулы Тамара всегда ездила домой. Вот и рождество провела она в Кизыл-Арвате и только что вернулась оттуда…
Ратх ревновал ее к студенту технического училища Андрюше Батракову, он тоже кизыларватский, и теперь живет где-то здесь. Но сегодня Тамара окончательно разуверила Ратха во всех его сомнениях по поводу ее встреч с Андрюшей.
* * *
Минула неделя, и теперь золотистое ландо каждое утро стало появляться на Скобелевской площади, около областной канцелярии. Несколько дней назад штабс-капитана Каюмова назначили на должность офицера особых поручений при помощнике начальника Закаспийской области. Черкезхан принял небольшой кабинет со столом, двумя креслами и шкафом, забитым в полном беспорядке серыми казенными папками. Начальником штабс-капитана оказался майор Ораз-сердар, невероятно строгий и раздражительный. Тот самый Ораз, которого в восемьдесят первом генерал Скобелев отправил учиться в Петербург. В начале девяностых он окончил кадетский корпус и в ставке генерала Куропаткина прибыл в Закаспийский край с назначением на должность управляющего мусульманским отделом в области, в коей и сейчас пребывал, с той лишь разницей, что за время службы дважды удостоился в повышении армейского звания и стал майором.
В первый же день Ораз-сердар вызвал Черкезхана:
- Ваши обязанности, господин штабс-капитан, необъятны. В поле вашего зрения должны находиться все аулы от Каспия до Амударьи, от нашего родного Копетдага до самого города Гурьева. Все мероприятия по поддержанию надлежащего порядка в крае мы осуществляем через русских приставов и туркменских старшин.
- Позвольте обратиться, господин майор. Смею ли я спрашивать с русских приставов, если понадобится? - вопрошающе заглянул в глаза своего начальника Черкезхан.
Ораз-сердар недовольно двинул черными широкими бровями:
- Ни в коем случае, штабс-капитан. Будьте осторожны. Во всех случаях обращайтесь ко мне. Я свяжусь с начальником канцелярии, а он с господином генерал-лейтенантом Уссаковским. Что касается наших, туркменских старшин, здесь тоже требуется от вас изворотливость. Как говорится, одному улыбайся, от другого сам улыбки добивайся. Один воробей, другой - орел. А вобщем, все бездельники. Я уже несколько лет стараюсь навести порядок в аулах, но никакого толку. В Серахсе какой-то армянин на арбе разъезжает, народ против царя возмущает, а Менгли-хан серахский сидит, чай пьет, ничего не видит. Дошло до того, что у самого Менгли-хана дехкане отобрали землю и воду.
- Как так?
- И в Геок-Тепе тоже беспорядки. Махтумкули-хан сам справиться не может, но и меня к себе не пускает, боится. Чуть чего, сразу крик поднимает: "Ай, ничего, сами разберемся!" О Махтумкули скажу вам так: по существующему в области порядку, именитые ханы - Махтумкули и мургабская бабенка Гульджемал - оба подчиняются, непосредственно, начальнику области. Но это не значит, что майор Ораз-сердар должен кланяться им. Оба они - совершенно безграмотные люди. И хотя Махтумкули носит погоны подполковника, он не кончал ни корпусов, ни академий. Он - дитя, повзрослевшее на коране. Сколько лет прошло, как умер мой отец Тыкма-сердар, а он и сейчас перед ним дрожит. И меня боится…
- А Гульджемал-ханум? - с интересом спросил Черкезхан.
- Ай, Черкезхан, что я могу сказать о ней. О бабах говорить не хочу. Волос длинный, а ум короток…
- Да уж это точно, - согласился Черкезхан и злая усмешка скользнула в его черных выразительных глазах. Помолчав немного, он прибавил: -Что и говорить, ум, действительно, короток.
- Я вижу, вы о своей ханум вспомнили, - сухо сказал Ораз-сердар. - Мы слышали, как оскорбила она вас в цирке.
- Как слышали?
- Да так… Вся канцелярия осведомлена о выходке вашей женушки.
Лицо Черкезхана залилось румянцем, и в горле перехватило дух от стыда. Он даже не нашелся, что ответить майору, лишь закивал и с горечью подумал: "Значит, и здесь все известно о поступке Галии!"
В тот день, приехав с работы, за ужином он долго и удрученно молчал и боялся смотреть в глаза почтенному Каюм-сердару. И без того его мучила совесть перед отцом. А теперь как же быть? Какими словами и действиями загладить свою вину? Женился - даже тоя не устроил. А привез ее - и сразу дом Каюм-сердара словно заволокло вонючей скверной. Молчание тяготило и он покаянно заговорил:
- Да, отец, не повезло мне с женитьбой… О ее проделках в цирке все офицеры знают.
Каюм-сердар насупился, глаза налились кровью.