- Ратх, о чём говорят бунтари в вашем цирке?
- Какие бунтари? - удивился Ратх.
- Ну эти… демократы: студенты, железнодорожники?
- Ничего такого они не говорят, - насупился Ратх. - Просто говорят, что Россия скована полицейским режимом, нет свободы.
- Ха! И это, по-твоему, ничего такого?
- Не знаю, Черкезхан, чему ты удивляешься, - недоуменно пожал плечами Ратх. - На митинги собираются все, кому. хочется. Выступают против войны и требуют короткий рабочий день. На государя никто не посягает, так что ты не волнуйся.
- Но-но, ягнёнок! - повысил голос Черкезхан. - Ты особенно-то не задирайся, коли ни в чём не смыслишь. Революция для тебя - невинная игра, а для меня она - угроза уничтожения всех малых наций.
- Брат, ты говоришь такие умные слова - нам их, пожалуй, не понять, - вмешался Аман, расстёгивая воротник белой вышитой рубахи. - Может, выпьем ещё по одной?
- Можно и ещё, - согласился Черкез.
Когда выпили, Черкез вновь вернулся к начатому разговору.
- Если начнётся революция, - заявил он авторитетно, - то она сотрёт с земли все малые народы: татар, узбеков… А туркмен - в первую очередь.
- Это как же понимать, Черкез? - испуганно спросил Аман.
- Тут и понимать нечего. Если бунтовщики начнут революцию, то к ним могут присоединиться и наши бедняки-туркмены. А когда к ним присоединятся туркмены, то царь пришлёт сюда казацкие полки и раздавит всех бунтовщиков. Русские живут по всей России - их нация сохранится. А туркмен сотрут с лица земли, потому что их мало. Надо быть патриотами своего народа - тогда поймёте как страшна для нас русская революция. Ты меня, надеюсь, понял, Ратх?
- Этому тебя в Петербурге научили? - спросил в свою очередь Ратх.
- В Петербурге, конечно. Мне преподавали и теорию, и практику борьбы с крамолой. Так что, если в чём сомневаешься, то отбрось все свои сомнения, и слушай меня побольше. Задача туркменской интеллигенции, к которой относитесь и вы, уберечь туркменских дехкан от русской демократии. Будем преследовать и наказывать каждого, кто задумает путаться с рабочими и студентами!
- Ай, не наше это дело, - отмахнулся Аман. - Нас с Ратхом ждёт цирковая арена. Нам надо побольше беспокоиться о своей голове. Голова на арене должна быть светлой, иначе слетишь с коня и расшибёшься. Завтра у нас представление.
- Завтра?
- Ну да. Завтра же - воскресенье.
- Это интересно, - потёр ладони Черкез. - Пожалуй, я приду с Галией, посмотрим на вас.
- Мы будем рады, Черкез, - заулыбался Аман.
- Ай, молодец! - смеясь, воскликнул Черкез. - А теперь, братишки, я пожалуй отправлюсь к своей прекрасном ханум. Наверное она уже злится, что меня так долго нет.
- Счастливо, Черкезхан! - воскликнул Аман. - Как говорится, завтра увидимся!
Едва Черкез вышел, Ратх сразу спросил:
- Неужели революция может уничтожить всех туркмен? По-моему, Черкез пугает. Как ты думаешь, Аман?
- Откуда мне знать, - хмыкнул Аман. - Но в том, что говорит Черкез, конечно, есть правда. Он же учёный человек, не то что мы. Если ты не против, я выпью последнюю.
- Ладно, Аман, оставайся, я пойду спать. Завтра вставать рано.
Выйдя из комнаты, Ратх пересёк айван, спустился во двор и вошел в другой, менее привлекательный дом, больше похожий на глиняную времянку. В комнате в углу горела лампадка, тускло освещая стены, которые были сплошь оклеены цирковыми афишами, Ратх разделся, лёг на тахту и задумался.
* * *
В воскресенье, после полудня, Каюм-сердар, усадив старшего сына с его княжной в ландо, велел кучеру Язлы ехать по самым людным местам, чтобы её сиятельство Галия-ханум могла полюбоваться Асхабадом. Кучер тотчас взобрался на козлы и повозка, сверкая желтым лаком в золотистых лучах вечернего солнца, выехала сначала в пыльный аульный переулок, а затем на Анненковскую.
В открытое оконце Галия увидела угол городского сада, обнесённого чугунной оградой. Затем, на Левашевской, предстала перед взором татарской княжны женская городская гимназия, а напротив, за Гимназической площадью - мужская гимназия. Слева тянулся сквер. Среди зелени молодых карагачей виднелся желтый кирпичный дом, с жестяной голубой крышей. Это был жилой особняк самого начальника Закаспийской области. Каюм-сердар, высунувшись из кареты, велел кучеру остановиться и принялся рассказывать о том, как в девяносто первом году генерал Куропаткин собрал у себя в этом прекрасном доме всех ханов и сердаров Закаспия и сказал: "Уважаемые яшули, вы моя надежда и защита государя-императора на этой дальней окраине. Вот собрал я вас к себе, кажется ни о ком не забыл, и теперь хочу спросить, есть ли среди вас люди грамотные?" Посмотрели ханы друг на друга и пристыженно опустили лица ниц. Всего лишь два муллы нашлось, которые окончили хивинское медресе, остальные - не приведи аллах, даже корана в руках не держали. А тут генерал спрашивает не о коране, а о науках иных: о грамматике, об арифметике и всяких других премудростях. Вобщем, все притихли, а генерал говорит: "Придётся учиться, уважаемые". Ханы совсем приуныли. Сидят за столом- угощение всякое перед ними, но никому оно в рот не идёт. Каждый думает: неужели теперь придется бросить всё и взяться за книжки и тетрадки? А генерал тихонько посмеивается в усы и вино пьёт. Немного спустя вновь обратился к почтенным гостям: "Ну так чего опустили бороды, уважаемые? Учёность туркменскому обществу нужна, как воздух. И разумеется, не вас я собираюсь учить, а детей ваших. Нынче, как уйдёте от меня и проспитесь, так сразу же представьте в канцелярию списки своих сыновей для отправки на учение в Петербург. Будем создавать туркменскую интеллигенцию. Лет через десять вы состаритесь и на покой отправитесь, а дети ваши вернутся из Петербурга и будут управлять дехканами…"
Старик умолк, а Галия, рассеянно слушавшая свёкра, мило улыбнулась:
- Генерал Куропаткин такой храбрый, но почему-то ему не повезло на Дальнем Востоке. Он прямо из Асха-бада уехал туда воевать?
Черкез, видя, какое любопытство проявляет его благоверная супруга, тотчас пояснил:
- От нас он уехал в Петербург, и стал военным министром. А уже оттуда отправился на Дальний Восток.
- А вон там, через дорогу, в сквере - там что такое? - не обратив внимания на слова мужа, поинтересовалась Галия.
- Это военно-народное управление, ханум, если вы имеете в виду тот кирпичный дом, возле которого стоит часовой, А вся территория называется Гимназической площадью.
- Значит, Черкезхан, здесь вы и будете служить? - вновь полюбопытствовала она.
- Нет, ханум. Я должен явиться в штаб Закаспийских войск, к самому начальнику. Его канцелярия на Ско-белевской площади. Вон, видите курган? Канцелярия - за этим курганом.
- А это что за курган?
- Ах, ханум, вы как маленький ребёнок, - пожурил её Черкез. - Если я вам буду рассказывать о каждой кочке, мы обязательно опоздаем в цирк.
Они вновь сели в ландо, свернули налево и, когда проезжали мимо кургана, Каюм-сердар пояснил:
- Ханум, это тот самый курган, на котором туркмены признали русскую власть. Вон на той верхушке стояли шатры генерала Скобелева и Куропаткина. К ним приехал побеждённый Тыкма-сердар и сдал им свою саблю.
За холмом показалась гостиница "Гранд-Отель" и рядом, по Гоголевской - казармы стрелкового батальона. Со двора доносились звучные команды и дружный топот сапог: видимо, шли строевые занятия. Дальше, за казармами, открылся вид на огромную церковь, величаемую собором Михаила Архистратига. Ворота были открыты и на крыльце, в окружении офицеров, стоял в черной рясе и клобуке священник Филарет. Перед собором на каменном постаменте красовался памятник генералу Петрусевичу - герою геоктепинского сражения, погибшему в бою. А за ним, посреди оголённых зимним ветром карагачей, виднелся штаб или канцелярия начальника Закаспийской области, должность которого исполнял генерал-лейтенант Уссаковский.
- Вот сюда завтра мне, - напомнил жене Черкез. - А тебя приведу вон в то здание, сбоку… Это книжный магазин господина Фёдорова. У него ты купишь все новинки петербургских издателей.
- Спасибо, Черкезхан, - заулыбалась Галия. - А я так боялась, что в твоём Асхабаде не найдётся даже книг.
- Дети мои, зачем зря деньги тратить? - важно отозвался Каюм-сердар. - Библиотека вон, - указал он рукой направо от собора. - Туда все офицеры ходят. Черкез принесёт тебе всё, что захочешь… Газетку пожелаешь почитать - вон дом, где газеты делают.
- В самом деле, у вас тут не так и скучно, как я себе представляла, - призналась Галия.
- Хай, до скуки ли! - воскликнул Каюм-сердар. - Вон посмотри туда: это базар. Сейчас вечер, народу мало, а утром столько людей, что не пройти, не проехать. Русские, армяне, греки, персы, татары, конечно. Кого только нет!
- Ой, Черкезхан, а это что такое? - живо спросила
женщина, увидев массивные стены со стрельчатыми арками и воротами.
- Это караван-сарай, ханум. - пояснил Каюм-сердар. - В нём останавливаются приезжие купцы и промышленники. А вон в тех окнах… - Старик вдруг смешался, покраснел и махнул рукой. Сказать, что за теми окнами, в сорока двух кельях живут проститутки-одиночки, он постеснялся: это могло бы оскорбить княжну.
Галия не поняла смущения свёкра и принялась было допытываться, что за теми высокими окнами, но Черкез остановил её:
- Что-нибудь непристойное, ханум. Зачем об этом знать. Вот, лучше посмотри на ту сторону: там конторы приезжих господ.