Ясаул исчез. Мадэмин вернулся в шатер, лег, облокотившись на подушки, и стал ждать. Через некоторое время слуги внесли угощение - несколько ваз с фруктами и конфетами в ярких бумажках. Хан одобрительно кивнул, однако велел принести еще какое-либо женское украшение. Подали янтарный браслет с вкрапленными бриллиантами, и вскоре после суеты, внезапно возникшей снаружи, втащили в шатер запеленатую в белое покрывало пленницу.
- Оставьте и уходите, - распорядился хан, разглядывая лежащую на тюфяке жертву.
При двух зажженных свечах в шатре все же было сумеречно. Хан взял подсвечник, поднес к лицу незнакомки. То, что он увидел, вызвало у него смех и раздражение одновременно. Перед ним скрученная по рукам и ногам лежала девочка лет тринадцати. Но не возраст удивил хана. Его величество видел и помоложе этой. Рассмешил и огорчил вид сарычки. Лицо ее было маленьким и круглым, глаза черные и большие, а дуги бровей разрисованы синей краской. Самое же занятное, что голова сарычки со спущенной на лоб челкой была обрита. Лишь на затылке торчало множество тонких косичек. Хан отставил свечу в сторону, попытался приподнять девчонку и усадить рядом, но она так сильно мотнула головой, что косичками хлестко задела по лицу хана.
- Эй, ты, чучело! - заругался Мадэмин, потирая, словно обожженную огнем, щеку. - Мало того, что ты не похожа на женщину, ты и ведешь себя, как еж. - А ну-ка, скажи, как тебя зовут?
Девочка плотно сжала губы, глаза ее еще больше расширились и округлились. В них засверкала такая злоба, что Мадэмин не выдержал взгляда.
- Ну ладно, моя ханум, перестань сердиться, - мягко заговорил хан. - Я же пригласил тебя как свою наложницу. Если ты будешь умно вести себя, я сделаю тебя самой любимой женой Но сначала давай снимем с тебя это покрывало.
Едва Мадэмин принялся разворачивать пленницу, как она забилась конвульсивно и замычала бессвязно, словно овечка, терзаемая волком. Ее сопротивление пробудило в хане хищные инстинкты. Не церемонясь, он властно сорвал с нее покрывало, увидел обнаженное тело и на мгновение оторопел. Этого хватило девочке, чтобы вскочить на ноги и метнуться в сторону. Она прижалась спиной к зыбкой стенке шатра и прикрыла стыдное место руками. Мадэмин вожделенно сглотнул слюну.
- Красавица, подойди, - прохрипел он. - Ты хороша и непорочна, ты достойна стать моей женой. Возьми этот браслет, козочка.
Девочка смотрела на хана бешеными глазами, напружинившись всем телом. Ему показалось - сейчас дикарка бросится на него.
- Козочка, возьми яблоко, оно из сада самого пророка.
Хан протянул руку с яблоком, приближаясь к ней, Девочка отскочила в сторону.
- Ханум, ну зачем же так, - обиделся Мадэмин. - Ты не мышка, я - не кот...
Опасаясь, как бы его жертва не выскочила из шатра, он встал у входа, сбросил с себя одежду и двинулся на нее, тяжело дыша от нахлынувшей похоти. Она вновь метнулась от него, но он схватил ее за ногу. Он нава лился на нее всем телом, рыча, как зверь, и вдруг ужасный вопль потревожил тишину. Девчонка вцепилась зубами в волосатый подбородок маградита и прокусила его. Взвыв от боли, хан отпрянул, ударил свою жертву по лицу и она, обливаясь кровью, выскочила во двор, где уже метались всполошившиеся слуги.
- Гадкая тварь! Исчадие сатанинского ада!- кричал вслед хан. - Прогоните эту девчонку в образе зверя! Отдайте ее нукерам, пусть они вволю позабавятся!
Утром войско хана снялось с привала и после еще одного непродолжительного отдыха в Хазараспе, где воины привели себя в порядок, двинулось к столице.
До священных минаретов и стен Хивы оставался фарсах, когда идущие впереди карнайчи подняли огромные кожаные трубы, и теплый осенний день огласился грозными сотрясающими звуками, словно в небе раскололся на несколько частей гром, и эхо его покатилось во все стороны. Вскоре показались стены Хивы с распахнутыми Хазараспскими воротами. За деревьями поплыли купола минаретов - Палван-ата, Джума-мечеть, Шелекер-мечеть, Хай-мечеть, Карагез-мечеть, Атамурад-кушбеги-мечеть. За массивными стенами показалась внутренняя крепость - ичанкале, тоже обнесенная высокой стеной.
Мадэмин-хан, любуясь столицей, самодовольно улыбнулся: "Нет, на свете такого врага, который мог бы сокрушить эти могучие стены!"
На площади у дворца и во всех кварталах внутреннего города дымились огромные казаны с пловом, трещало на вертелах мясо, в лавках шла торговля халвой, сладкой патокой и миндалем. Тысячи горожан толпились в местах угощений, и еще тысячи шли к ичанкале из внешнего города, теснясь в проемах четырех арочных ворот.
Войска прошли мимо ханского дворца. Мадэмин, прежде чем въехать в цитадель, остановил коня на возвышении у портала, приветствуя народ. Он направился во дворец, и стали разъезжаться его доблестные конные сотни. Многие всадники, живущие в предместьях Хивы или еще дальше, на каналах и в аулах у самой пустыни, направили своих коней прочь из города. Другие подались во внешний город, в котором испокон века селились торговцы и ремесленники, а всадники были их сыновьями или просто снимали у них квартиры.
II
Аманнияз уже десятый год служил в войске хивинского хана и третий год командовал иомудской сотней. Он возмужал, превратился из гибкого юноши в сильного воина. О беспримерной храбрости и удали Аманнияза знали во всей Хиве. Именно эти качества и помогли ему стать начальником сотни - юз-баши. Участвуя во всех походах, Аманнияз-сердар лишь на зиму уезжал домой, в Куня-Ургенч. Постоянным же становищем для него был дом Сергея. Здесь он мог всегда найти сердечный приют и услышать доброе слово.
Аманнияз после окончания парадного шествия войск распустил своих джигитов по домам Сам направился в обоз ханского войска, где находились пленные и всевозможный скарб, поднял трех своих верблюдов и направился в сторону квартала Кефтерхане, где жил Сергей, Ехал он на караковом текинском скакуне, за ним на лошадях попроще пятеро джигитов. Эти удальцы всегда сопровождали юз-баши в походах и сражениях, и теперь конвоировали добычу, захваченную Аманнияз-сердаром в Мерве. На верблюдах раскачивались огромные чувалы с добром и одно кеджебе, в котором сидела пленница.
Маленький караван прошествовал по пыльным улочкам внешнего города, обогнул караван-сарай и остановился у ворот Сергеева подворья. Они были открыты, и сам хозяин был дома, фыркая, плескался под рукомойником, окруженный детьми На айване стояла Юлдуз-ханум. К приезду мужа она надела свое лучшее платье, лакированные туфли, и глаза ее сияли счастьем. Юсуп-ака, услышав голоса у ворот, кинулся встречать гостей. Аманнияз-сердар, ведя коня в поводу, поздоровался со всеми, затем, отдав скакуна одному из джигитов, распорядился:
- Лошадей и верблюдов отведите на скотный двор, а эту девчонку - в мою комнату!
Юсуп-ака, как добрый человек и гостеприимный хозяин, тоже был рад возвращению зятя и постояльца, но, в отличие от Юлдуз, у старика на душе было неспокойно. И едва Аманнияз направился в конец двора, Юсуп-ака тихонько пошел за ним.
- Аманнияз! - окликнул он, когда тот поднялся на айван. - Прости меня за худую весть, но я должен тебе сказать, что в прошлую пятницу приходил ко мне твой брат Атамурад. Заночевал здесь, потом ушел, пообещав еще заглянуть А вчера я слышал, вроде бы его схватили нукеры городского хакима и бросили в зиндан.
- В зиндан? - Аманнияз побледнел. - За что же его бросили в зиндан?
- Люди говорят, что он был в компании мулл и там хорошо говорил о русских. Кто-то донес об этом хакиму,
- Вах-хов, какой же черной вестью ты меня встретил! Сергей-ага об этом тоже энает?
- Нет, я не успел еще сказать. Я позову его, и м ы вместе подумаем, как спасти твоего брата.
Сергей меньше всего ожидал услышать что-либо прискорбное. Поднявшись к Аманниязу и увидев чумазую девчонку, он решил, что его позвали ради нее, и сразу спросил;
- Откуда ты взял такое сокровище?
- Ай, пожалел... Ее могли истерзать ханские нукеры и выбросить в реку. Пусть живет у меня... О ней у меня большой заботы нет. Другая забота появилась. Вот твой тесть сказал мне, что Атамурада за какие-то глупые слова в зиндан бросили. Я думаю, это пустые слухи. Сейчас я схожу и все узнаю...
Он отправился в медресе Ширгази, где зачастую собирались друзья Атамурада, в основном, поэты и музыканты, с которыми он учился, но и теперь, когда окончил учебу, то и дело навещал их. Компанию шахиров Аманнияз отыскал в одной из келий. Они только что вернулись с торжеств, устроенных в честь возвращения хана, и полулежали на ковре, сунув под локти подушки. Как только.Аманнияз появился на пороге, все сразу встали, и самый старший сказал:
- Дорогой сердар, как хорошо, что вы пришли. Поздравляем с возвращением.
- Где Атамурад? - нетерпеливо спросил Аманнияз. - Я слышал, он в зиндане. Не скрывайте ничего от меня, я давно знаю о ваших богохульских делах. По каждому из вас давно плачет секира.
- Аманнияз-ага, ну, зачем же вы так сердитесь? - хозяин худжре взял под руку разгневанного юз-баши и усадил на ковер.
- Ладно, не тяни душу, говори, за что бросили в зиндан моего брата?