– Это ж надо! – как заведенный повторил Давид. – Лучше скажи, мы опять на "вы"?
– Да нет вроде бы, – пожала девушка плечами. – Только…
– Все-таки "да" или "нет", или "вроде бы"? – не отставал Давид.
– Да ну тебя! – рассмеялась девушка.
– Вот это уже хорошо, – отметил парень. – Возвращаемся к жизни.
Тут от лавочки, с которой свалилась на пол дежурная, раздался мужской голос:
– Эй, подойдите кто-нибудь сюда! Женщине надо помочь!
Компанию еще не успевших разбрестись пассажиров звал военный. Видимо, он первый решил посмотреть, что случилось с работницей метрополитена. Женщина не приходила в сознание. Требовалась чья-то помощь.
Давид и трое молодых людей поспешили на зов. Все вместе они сумели-таки поднять пострадавшую и положить на лавочку. Только живой ее назвать уже было нельзя. Пульс на руке не прощупывался: рука и все тело женщины было будто отлито из гипса, она походила на статую из музея восковых фигур.
– Путевой обходчик свое дело знает, – послышался скрипучий старческий голос.
Мужчины оглянулись. Пока они укладывали окаменевшее тело женщины на лавку, к ним успела подойти старушка. Она с любопытством рассматривала не подававшую признаков жизни дежурную метрополитена.
– Что вы имеете в виду? – спросил ее офицер.
– Что имею, то и говорю, – отрезала старушенция. – В тридцатых годах прошлого столетия строительство метро в Москве шло полным ходом. Так вот, машинист одного из поездов пожертвовал собственной жизнью ради спасения всего состава и бывших в нем пассажиров. А дежурная по станции заявила, что крушение поезда произошло по вине этого машиниста, дескать, что с мертвого взять – ему уже все равно. Только не учла она установок советского правительства. Чиновники ухватились за бабье обвинение и не выделили семье машиниста полагающуюся в таких случаях пенсию. В результате мать и трое детей машиниста умерли голодной смертью, а самый младший затерялся в детских домах Страны Советов. Тогда шуму много было, да что толку? Умерших уже не вернешь… Вот и мотается душа машиниста по ночным станциям метро. А когда увидит кого-нибудь в форме работника метрополитена, то в камень его превращает…
– Вы с ума сошли! – возмутился офицер. – Такого просто не может быть!
– Эх-хо, – вздохнула старушка. – У вас, верных ленинцев, на все один ответ. Хотя это "не может быть" происходит каждый день.
– А ведь бабушка права, – негромко произнесла новая подружка Давида. – Я сама видела привидение в метро. Причем среди бела дня!
– Интересно, – откликнулся парень. – Такие же покойнички, как этот, приглашали тебя на дискотеку?
– Да нет, я, правда, видела! – воскликнула девушка.
– Так "да", или "нет", или "правда"? – опять поддел девушку Давид. – Ты повторяешься, подруга.
– Да ну тебя, – отмахнулась та. – Ты мне не веришь?
– Почему не верю, – пошел Давид на попятную. – После сегодняшнего видения во всякое верить начнешь. Тем более, дежурная так и лежит на лавке, будто каменная статуя. Так что же с тобой случилось?
– Я живу на Первомайской. Это произошло 14 мая 1999 года в метро на отрезке пути между станциями Измайловский парк и Первомайская. Вечером я села в поезд и поехала в гости к подружке. Когда поезд вынырнул из туннеля на опушку Измайловского леса, я случайно взглянула на часы, вот почему все так подробно помню. В седьмом часу вечера мы выехали из подземки и стали приближаться к Измайловской.
Неожиданно свет за окнами померк, вагон содрогнулся, как от подземного толчка. Я вцепилась в поручень, но вдруг тьма исчезла, за окнами снова засветило солнце. Когда я взглянула в сторону леса, то не поверила своим глазам – вместо привычной картины с гуляющими по парку людьми я увидела лошадей с несущимися на них всадниками. Люди были одеты в гимнастерки и шинели времен Гражданской войны, лица перекошены от напряжения, земля перепахана разрывами снарядов. Кругом – невообразимый грохот, отдельные выстрелы перемежались с пулеметными очередями… Пассажиры в вагоне окаменели от изумления. "Наверное, кино снимают", – предположил кто-то. Тут дикторский голос объявил: "Осторожно, двери закрываются. Следующая станция – Первомайская".
Люди уже начали отворачиваться от окон, как вдруг в одно из них, как раз напротив меня, со страшным ржанием ввалился гнедой жеребец с подкошенными передними ногами. Клянусь, я чувствовала его горячее дыхание, видела пену, валившую изо рта. Меня обуял ужас, всего лишь какие-то сантиметры отделяли от обезумевшего животного. В последний миг конь, уже почти доставший копытами до моей груди, вдруг начал таять на глазах и исчез.
Пассажиры, ставшие свидетелями происшествия, долго не могли прийти в себя и громко обсуждали увиденное. Сойдя на нужной остановке, я машинально сверила часы с электронными, висящими на всех станциях метро. Мои часы отстали на пятьдесят минут…
– М-да, – хмыкнул Давид. – А этот случай действительно видели многие?
– Конечно, – кивнула головой девушка. – Одна тетка даже спросила: не поранил ли меня конь копытами?
– Послушай, выходит, ты уже второй раз знакомишься с инфернальным миром? – уточнил Давид.
– Выходит так, – согласилась девушка. – Я в гости к привидениям не прошусь, это они сами приходят. Но случай в Измайловском парке подтолкнул меня к знакомству с московскими диггерами.
– Вот как? И что, познакомилась?
Девушка улыбнулась:
– Я нашла их в Интернете и рассказала свою историю, а они поделились со мной тем, с чем сталкивались сами. Оказывается в московской подземке много захватывающего ум, интересного, и даже ужасного.
– Например?
– Ты спрашиваешь так, как будто бы только что сам не видел, – укорила девушка собеседника. – Странно как-то.
– Да нет, наверное… – принялся оправдываться Давид. – Просто интересно.
– Так "да", "нет" или "наверное" интересно? – поддела его девушка.
– Тебе палец в рот не клади…
– Просто в следующий раз подумай, прежде чем над девушкой издеваться, – отрезала собеседница. – А если действительно интересно, все, что знаю, я тебе чуть позже расскажу.
Девушка прервала разговор потому, что за это время присутствующий в их команде офицер успел подняться наверх и привел с собой двух милиционеров-полицейских. Форму им пока никто не менял, хотя правительство нынешней России уже провело операцию смены вывески в проворовавшейся организации, дескать, новые "понты" закона нарушать не будут, потому как работают под другой вывеской.
Спустившийся в метро лейтенант и сопровождающий его сержант попросили троих молодых парней помочь им отнести окаменевшую дежурную в оперчасть. Военный увязался следом. На платформе остались только старушка и Давид с девушкой.
И вдруг черноту туннеля прорезал свет надвигающегося из шахты подходящего поезда. Последний поезд все-таки пришел! Он оказался обычным, редкие пассажиры в нем тоже не вызывали никакого подозрения.
Когда открылись двери, трое пассажиров, дожидавшихся на платформе этой "последней лошади", с опаской вошли в вагон. Ничего необыкновенного не произошло. Лишь бабушка еще раз подошла к Давиду и подняла на него старческие, но удивительно пронзительные глаза:
– Не забывай, сынок, что только любовь к людям поможет тебе разобраться в собственных проблемах. Привидения очень редко разговаривают с живыми, а если что-то произносят, то это надо запомнить навсегда.
– Вы тоже слышали, что сказал путевой обходчик?
– Я много чего слышу, сынок, – улыбнулась старушка. – Годы заставляют… Ладно, не буду вам мешать, – бабушка отошла и присела напротив.
А девушка поспешила сказать Давиду, что следующая станция – "Охотный ряд" и что ей надо выходить.
– Ага, – уточнил парень. – С "Охотного ряда" на "Театральную", оттуда на "Площадь революции" и дальше – на "Первомайскую"?
– Именно так, – подтвердила девушка.
– Хорошо, – согласился Давид. – На "Первомайскую", значит, на "Первомайскую". Но Щелковская линия самая длинная. Может, там последний поезд чуть позже пройдет.
– Именно так. Неужели ты со мной?
– Куда ж я тебя посреди ночи отпущу? – возразил Давид. – И вообще мы столько времени уже знакомы, столько успели испытать, а я до сих пор даже твоего имени не знаю! Меня, например, Давидом зовут.
– Ой, – хихикнула девушка. – Еврей, что ли?
– А ты вроде бы не похожа на антисемитку. Или я ошибся?
– Не ошибся, – не скрывала улыбки девушка. – Но твое имя настолько необычное! Если твои родители назвали тебя так в честь царя Давида, то они возложили на твои плечи такую ответственность, от которой обыкновенный человек сходит с ума, а гения отовсюду гонят и шарахаются от него, как от чумного.
– Да, ты угадала, – кивнул Давид. – Родители действительно выбрали мне имя в честь царя Давида-псалмопевца, потому что день памяти ему отмечают сразу после Рождества Христова, а меня угораздило на свет появиться под Новый год. Естественно, мои родители узрели в явлении ребенка на свет в необычный день отметину избранности, что ли.
"Избранность" мне довелось испытать еще в школе. Из-за еврейского имени мне привесили кличку "Пархатый" и возвращать настоящее имя пришлось с помощью кулаков. Это первая ступень обучения жизни. Вторая – это когда пришлось прятать от родителей стихи.
– Так ты к тому же и псалмы писать начал?
– Какие, к лешему, псалмы, – отмахнулся Давид. – Хотя есть некоторые духовные откровения.
– Ой, прочитай, пожалуйста!
В это время поезд остановился на станции "Охотный ряд", и, пока парочка переходила на "Площадь революции", Давид решил преподнести своей новой подружке философское стихотворение с допустимым в таких случаях ерничеством: