Не успели затихнуть шаги Неда на дорожке сада, как Елизавета позабыла о нем и сосредоточила все свое внимание на второй странице письма. Сесил вновь пытался разыскать Сару Скоттвуд, но понимал, что на это потребуется время, которого у них может и не оказаться. А еще он выяснил, что "незаконнорожденная дочь Джеймса Батлера вернулась в Ирландию после того, как ее отец умер одиннадцать лет назад на пиру, вместе со своими шестнадцатью слугами, очевидно, отравившись едой".
- Господи, спаси и сохрани, - пробормотала Елизавета и так сильно стиснула письмо у себя на коленях, что жесткие страницы захрустели в ее руке.
"Хотя Батлеры служили Тюдорам, - прочла она дальше, - ваш августейший отец не давал указаний расследовать обстоятельства его смерти - третье оскорбление, нанесенное их семье вашими светлейшими родителями. Дочь Батлера и ее мать - долгое время бывшая любовницей Батлера, но в конце концов отвергнутая им, - уезжали в Ирландию на какое-то время, но это было до того, как Батлера отравили. Мать умерла там, но дочь вернулась и даже служила при дворе, правда в скромной должности пчеловода принцессы Марии".
Елизавету снова охватила дрожь, но она продолжила читать: "Где она сейчас, выяснить не могу; подобно Саре Скути, она исчезла. Однако я слышал, что дочь Батлера - ее христианского имени я тоже пока не выяснил - пострадала от вспышки оспы при дворе и на ее лице на всю жизнь остались шрамы, причем такие глубокие, что в былые времена она постриглась бы в монахини и носила бы вуаль…"
Елизавета оторвалась от письма. Яд в пище. Пчеловод. Вуаль. Огонь святого Антония и отравленная лисица в распятии, которое ей когда-то подарила королева Мария. И жужжание - кишащая угроза ее жизни…
Она попыталась удержать закрытыми ворота памяти, попыталась даже зацепиться за обещание Господа из ее любимого псалма, прошептав: "Окружили меня, как пчелы сот, и угасли, как огонь в терне: именем Господним я низложил их".
Но даже это не спасало от страха самой быть низложенной. Словно в трансе, Елизавета поднялась и медленно пошла на угол разоренного морозом сада, все ближе и ближе к ульям леди Корниш и к самой большой - и самой неприятной - неожиданности.
В тот день ей было одиннадцать лет, и она несказанно радовалась возвращению ко двору после многочисленных болезненных для нее ссылок, в которые отправлял ее часто менявший жен отец. Шестая супруга короля, Екатерина Парр, была любящей мачехой для всех троих детей Генриха и являлась посредником между ними и их вспыльчивым и все более нездоровым отцом. Королева Екатерина поощряла их обучение и относилась к ним с нежностью и теплотой.
Младшему брату Марии и Елизаветы, Эдуарду, уделяли больше всего внимания, поскольку он был наследником. Однако комнаты Елизаветы находились совсем рядом с апартаментами королевы в лондонском дворце Уайтхолл, а Марии позволялось иметь свою маленькую свиту, в том числе пасечницу, которая одновременно была травницей.
Марии к тому времени исполнилось двадцать восемь лет, и, к сожалению, она все еще была не замужем.
Состоявшей при ней девушке было двадцать. Она поставляла вкуснейший мед на стол королевы и иногда собирала для Марии душистые букетики и цветочные гирлянды. Пасечница казалась угрюмой и тихой, но временами говорила с веселым задором и пела посреди своих цветов и ульев.
В теплые дневные часы Елизавета часто сидела в саду и читала вместе со своей гувернанткой Кэт Чамперноун - так ее звали, пока она не вышла замуж за Джона Эшли. Но в тот день Елизавета захлопнула "Метаморфозы" Овидия и отправилась бродить по дорожкам сада одна. Она миновала солнечные часы - ее отец любил солнечные часы - и журчащий фонтан, окрашенный в белое и зеленое - цвета Тюдоров. За пристанью для барок широко разливалась и сверкала на летнем солнце бурливая Темза.
В тот жаркий послеполуденный час косые тени заскользили по земле, когда из-за кустов бирючины, служивших живой изгородью, вышла пасечница принцессы Марии. Она сжимала что-то в затянутой в длинную перчатку руке. Вокруг нее жужжало множество пчел.
- Ах, - сказала Елизавета, - ты меня испугала. Я не сразу узнала тебя в этой вуали и накидке.
Она удивилась тому, что девушка не сделала даже попытки присесть перед ней в реверансе. Мария позволяет ей такие вольности? Пасечница заговорила.
- Мой отец, - сказала она как ни в чем не бывало, - всегда шутил, что лицо - самое дорогое, что у меня есть, как и у моей мамы, поэтому я всегда остерегаюсь укусов.
- Конечно. Принцесса Мария сегодня не здесь?
- Конечно, - нараспев и почти с насмешкой повторила она слова Елизаветы и подошла ближе.
Елизавета улыбнулась тому, как пчелы, точно крошечные дрессированные собаки, повсюду следовали за ней, отскакивая от вуали и садясь на плечи.
- Принцесса Мария наблюдает за королевой, - проговорила девушка, когда Елизавета уже почти потеряла нить ее мысли, - потому что она сама будет королевой.
- Принцесса Мария?
Очень странно и неприятно было разговаривать с человеком, не видя его лица.
- Только если она выйдет замуж за иностранного короля. После нашего отца будет править наш брат, а потом его дети, - объяснила Елизавета.
Девушка помотала головой; ее вуаль закачалась.
- Ваша сестра должна быть королевой, как ее мать. Моя семья верой и правдой служила ее семье… и Тюдорам тоже служит. Мы ирландцы Батлеры, герцоги Ормонд. Ты слышала о нас, не так ли? Обо всем, что мой отец делает для Тюдоров, несмотря на оскорбления, которые позволяли в его адрес такие выскочки, как семья твоей матери.
Даже в юные годы принцесса не терпела, когда ей грубили. Как она смеет разговаривать с дочерью короля Генриха в таком тоне, а также утверждать, что ее ирландские родственники - важные особы и совершали великие дела? Елизавета слышала, что эта девушка родилась вне брака, так кто она такая, чтобы хвастать? И все же воспоминания о тяжелых временах, когда ее тоже объявили незаконнорожденной, заставили Елизавету хранить молчание.
- Твоя мать, Болейн, - продолжала пасечница, - заняла рядом с королем место матери принцессы Марии, хотя была обещана в жены моему отцу.
Тут Елизавета настороженно попятилась, ибо девушка начала приближаться к ней с протянутой рукой. При дворе знали, что говорить о происхождении Елизаветы запрещено. И хотя несколько лет назад юной Бесс пришлось получить пару оплеух, благодаря могуществу отца - а теперь и благосклонности королевы Екатерины - вокруг нее за последнее время выросла защитная стена. Но от этой девушки веяло чем-то непостижимым и жутким.
Елизавета оглянулась. Где все люди? Где Кэт? Почему никто не пришел за ней?
- Я ждала момента, чтобы показать тебе кое-что, если ты думаешь, что когда-нибудь ты будешь королевой вместо принцессы Марии, - сказала девушка, еще дальше вытягивая затянутую в перчатку руку и разжимая пальцы.
Сначала Елизавета ничего не увидела, но потом заметила одну-единственную крупную пчелу. Насекомое сонно кружило на месте. Вместо того чтобы бежать - принцессы никогда не убегают, - Елизавета стояла и завороженно смотрела, как молодая, скрытая под вуалью пасечница усаживает большую пчелу ей на плечо и поднимает вверх вторую руку, как будто дает кому-то сигнал.
- Она королева, - сказала девушка. - Смотри, что случится, если посмеешь слишком много о себе возомнить.
Пчел, лениво натыкавшихся на одежду пасечницы, вдруг как будто стало гораздо больше. Они кинулись прямо Елизавете на плечо. Насекомые покрыли ее рукав, корсет и капор. Ее шею и лицо. Они все прибывали, с оглушительным жужжанием роились возле ее ушей, а принцесса стояла неподвижно, онемев от страха.
Елизавета ждала укусов, помощи, чего-нибудь. Вечность проходила и сменялась новой вечностью. Мохнатые тельца и проворные лапки покрыли ее плотно зажмуренные глаза, ее рот. Она умрет здесь. Ей хотелось кричать, бежать, но она была в ловушке. Принцесса затаила дыхание, боясь, что насекомые пролезут ей в ноздри или в уши. У нее кружилась голова, ее тошнило. В висках пульсировала боль. Беспомощная. Загнанная. Проклятая. Она дрожала всем телом.
Пчелы кишели и жужжали у нее на руках, на каждом длинном пальце, которые так нравились людям. Елизавета уронила книгу. Но ни одна пчела из этой гудящей, роящейся черной массы не укусила ее. И тут у Елизаветы появилась надежда на спасение - она услышала вдалеке голос сестры.
- Десма! Десма Ормонд! Где ты?
Мучительница рассмеялась и тронула Елизавету за плечо.
- Я здесь, ваше высочество. Иду!
Если она уйдет, пчелы тоже улетят? Если кто-то пройдет мимо и закричит или начнет отгонять их, что тогда произойдет? И если принцесса Мария увидит, что сделала ее пасечница, накажет она ее или похвалит?
Вскоре Елизавета получила ответы на свои вопросы. Она не смела открывать глаза, но услышала голос сестры ближе - короткий смешок и короткое восклицание: "Ой!" Должно быть, Мария увидела ее, осажденную насекомыми. Позовет ли она на помощь? Знала ли она об этом заранее?
- Сейчас я не стану выпускать в тебя их яд, Болейн, - проговорила пасечница тихим зловещим голосом где-то совсем рядом. - В конце концов, ты и так уже полна отравы.
Десма Ормонд отвернулась, и пчелы, мгновенно оставив свою жертву, все до единой ринулись за маткой, перекочевавшей на перчатку пасечницы. Елизавета слышала, как на посыпанной гравием дорожке затихали ее шаги - и шаги еще одного человека. Мария все видела, но просто посмеялась и ушла.