- Ты мотри у меня! Не раздуешь домну - собакам кину. Спал, поди, песья твоя душа?!
- Не спал я, Яков Капитоныч, впервой такое содеялось.
- Мотри у меня, впервой! Кабы в остатний не было!
Ждали Ефима Ястребова, старшего брата Павла, славившегося своим умением "выводить козла" - предотвращать аварии. Кряжистый, но уже начавший сдавать старший горновой мало с кем разговаривал. На заводе считали его нелюдимым, но уважали за знание дела и прямоту.
Ефим шел медленно, тяжело опираясь на суковатый подог. Обойдя смотрителя, он подошел к домне, любовно погладил ее рукой и приложился ухом к ее телу. Внутри тихо и жалобно гудело, словно у больного в груди.
- Застывает, матушка!
По его указанию печные взяли железную пику и пробили - в который раз! - выпускное отверстие - летку. Чугун не шел. Велев снова забить глиной отверстие, Ястребов еще раз послушал, как гудит печь, посмотрел на медленно раздувавшиеся мехи и все так же молча направился к плотине. Мотря, следивший за его действиями, двинулся было за ним, потом остановился и, махнув рукой, вернулся назад.
Подойдя к спускному лотку, Ястребов недовольно покачал головой. Попробовал спустить затвор ниже, но тот не поддавался.
- Ты что же, Лука, плохо за делом смотришь? - укоризненно сказал он вышедшему из стоявшей неподалеку избушки плотинному сторожу.
- Нейдет никак, всю ночь промаялся.
- Кликнул бы кого!
- Кого кликать-то? Беду на свою голову? Думал, обойдется.
- У вас всегда так. Не думаете, что потом хуже будет.
- Прости Христа ради. Моя оплошность, спину свою пожалел.
- Ты вот что: запри-ка совсем воду-то да беги за плотником. Без топора тут, видать, не обойдешься.
Лука быстро запер воду вторым, наглухо закрывавшим лоток, щитом и впритруску побежал искать плотника.
- Ну как? - спросил Мотря возвратившегося Ястребова.
- Народу бы мне надо душ двадцать да веревок…
- Каких веревок? Зачем это еще?
- Надо. Поскорей только!
Выругавшись, Мотря пошел сгонять народ.
Привязав принесенные веревки к рычагам, Ефим велел людям сильно и равномерно качать мехи, а сам поднялся на верхнюю площадку. Подняв крышку засыпного люка, он поглядел вовнутрь печи, сказал, чтоб ничего больше не сыпали, и спустился вниз. Люди размеренно дергали за веревки. От напряжения на шее и руках набухали вены, прерывистое дыхание в такт мехам вылетало из впалых грудей, и было непонятно, кто дышит тяжелее: люди или сделанная из бычьей кожи и дерева машина.
- Побыстрей, ребятушки, - попросил Ястребов. - Не раздувается никак домна-то!
Мехи задвигались быстрее. Горновой сел на чугунную плиту и застыл в ожидании. На краешек к нему осторожно подсел Павел. Старший Ястребов молча взглянул на него, потом спросил:
- Бил?
- Бил.
- Ну, счастье твое. - И уже внушительно добавил: - Бить тебя, паря, надо. И за дело.
- Никогда допреж не случалось.
- И не надо, чтоб случалось. Тебя зачем к домне приставили? Чему я учил тебя?
- Так я слежу за ней.
- Она не вор. Надо видеть, что вокруг делается. У тебя мехи, почитай, вполсилы работали. А ты где был?
- Бегал я к Луке. У него там что-то застопорило. Думал, к утру выпущу. Руду велел перестать валить, угля добавил.
- Думал! Плохо думал. Раз на раз не приходит. Вспомнил, как в Туле я "козла" выхаживал? Так там совсем другое дело было, руды переложили, потому и застудили. Она, матушка, своевольства не любит, за ней уход нужен. Ну что ж, пойдем еще послушаем!
Похожие друг на друга, они вдвоем обошли вокруг домны, прикладываясь к ней ухом.
- Вроде как бы оживать начала. Будем ждать. Время покажет, кто кого переборет. Ты бы, паря, сходил на плотину: что-то долго они там возятся.
Павел ушел.
Через некоторое время вода зашумела по желобу. Ястребов встрепенулся.
- Ну, слава богу, пошла!
Отрегулировав скорость вращения тюрбины, горновой приказал досыпать угля в домну и снова стал ждать. И вот печь загудела по-новому. Казалось, с каждой минутой кто-то вливал в нее силы, и она старалась оправдать ту заботу, с которой относились к ней люди.
Послушав еще раз, Ефим похлопал по печи рукой и удовлетворенно сказал:
- Вот так-то, матушка. Ничего, отогреешься!
Когда извещенный Мотрей Андрей Родионович примчался, загоняя коней, на Выксунь, плавка уже была готова. Бешено глянув на смотрителя, спросил:
- Ну как?
- Сейчас выпускать будем.
Раскачав пятипудовую пику, доменщики сильно ударили в летку, затем еще и еще. Из отверстия потекла сначала тоненькая струйка, потом металл хлынул ручьем, расходясь по желобкам и разбрасывая мириады разноцветных искр на своем пути.
Баташев молча наблюдал за хорошо знакомой ему картиной выпуска чугуна. И по мере того как остывал, темнея на дальних концах канавок, металл, остывал и гнев хозяина.
- Кто проразинил? - спросил он у Мотри, отходя от домны.
- Меньшой Ястребов.
- Брат этому?
- Родной.
- На уголь на месяц послать. И плотинного туда же. А этому трешницу от меня и стакан водки.
- Он не пьет‑с.
- Не пьет? Старовер?
- Никак нет‑с, в церковь ходит.
- А ты, Яшка, гляди у меня! Шкуру спущу, если подобное случится.
- Не будет более, можете не сумлеваться. Ночей спать не буду, а за всем догляжу.
На заводе ударили в било - чугунную доску, подвешенную на веревке, - предупреждая об окончании упряжки. На работу заступала новая смена людей. Ястребов поднялся на плотину. Чуть подернутое легкой рябью огромное озеро молча лежало перед ним. Вдали, в зарослях прибрежного ивняка, мелькнул и скрылся чей-то утлый челнок.
"Рыбалить кто-то собрался, - подумал горновой. - Хорошо сейчас в тиши посидеть".
А на домне все продолжало идти своим чередом. Так же стучали молоты, так же мерно шагали засыпки с коробами угля и руды за плечами, медленно взбираясь наверх по крутому настилу. Новый завод во славу господ Баташевых работал.
V
За неделю наломаются кости не только у стариков, но и у молодых, тяжело приходится всем. Походят засыпки день-деньской с коробами на домну - не глядел бы ни на что. И на молотовых фабриках не слаще. Намахаются кувалдами, придут домой, похлебают постных щей вчерашних, да и спать.
И Ваське отдыхать надо бы, а не спит парень. Лезут разные думы в голову: "Почему так: одни - всему хозяева, в хоромах живут, всем распоряжаются, другие - холопья подневольные. И ничего с этим поделать нельзя, издавна так ведется: сначала барин наестся-напьется, потом подносят тому, кто старший в дому, значит - опять ему…"
Ни отца, ни матери Васька не помнил: рано померли. Шести лет приставили его к делу - мехи раздувать в кузне. Немало получил подзатыльников, пока окреп. Потом в молотобойцы произвели. А там и в мастера вышел, сам ковать крицы начал.
Вроде бы и взрослый человек - семнадцать минуло, - а плохо одному, без родных. Может, поэтому и прислонился Васька душой к Луке. И тот его полюбил. Познакомились они еще на Унженском заводе. Не было у старика детей, стал ему молодой кричный мастер заместо сына. Собирался было он сказать Ваське, чтобы переходил к нему жить, да Матрена, жена, не согласилась: "Своих нет, и чужих не надо". И хоть ругался на нее в сердцах Лука: у тебя, мол, ума - палата, да не покрыта, все ветром разгоняет, - однако наперекор пойти не посмел.
После случившегося на домне Лука несколько дней не находил себе места. Знал, что за недосмотр ему не поздоровится, и страшился этого: не те года, чтобы пробовать, какова сладость барских батогов. Хоть и говорят, что за битого двух небитых дают, да только сложили, видать, эту присказку небитые. Старик затосковал. Глядя на него, приуныла и старуха: долго ли до греха, не пришлось бы и в самом деле горя хлебнуть.
Васька заметил, что с Лукой творится неладное, и решил чем-нибудь отвлечь старика от его невеселых дум.
- А не сходить ли нам, дедок, на Оку порыбалить? - спросил он, зайдя к Луке после работы. - Ребятишки баили, здорово клюет.
- Куда еще выдумал? - заворчала было Матрена, но, увидев многозначительный взгляд Васьки, вдруг переменила свою речь. - И то, сходите-ка, половите, чем дома сидеть. Все на ушицу наловите.
Лука понял, почему Васька, не проявлявший допреж большой охоты к рыбной ловле, пришел к нему с таким предложением, и его тронуло участие парня.
- На Оку, баишь? А что, слушай-ко, возьмем да и махнем в воскресенье али в субботу. Тебе не на смену?
- В субботу с утра.
- Вот и хорошо. Кончишь - и махнем!
Не откладывая, условились, когда лучше выйти из дому, что взять с собой.
В субботу после работы Васька направился прямо к Луке.
- В огород ступай, червей роет, - сказала Матрена, отпирая калитку.
Лука копался в земле за небольшой, срубленной "по-черному" банькой.
- Смотри, какие! Наипервейшая нажива!
Наскоро пообедав, рыболовы взяли припасенные Лукой удочки и тронулись в путь. На место пришли к вечеру, когда солнце уже начало клониться к краю земли.
- К самому что ни на есть клеву доспели! - удовлетворенно вымолвил Лука, взойдя на пригорок. - Слушай-ко, парень, бери удилища да отходи в сторону: вдвоем-то мы только мешать друг дружке станем.