Грей провёл приблизительно шесть недель в Лондоне, прежде чем получил направление в соответствующий полк. Его начальный опыт довольно типичного "вольноопределяющегося" не был неприятным. Его начальник почему-то внушал доверие, и Грею нравилось командование этого сорокалетнего неграмотного валлийца из графства Бордера. Огорчения были в основном бытовые: стёртые ноги, утомление и понос.
Обучение было безнадёжно традиционным. Солдат учил историю полка, занимался строевой подготовкой, стрелковым делом и тактикой времён Бурской войны. Акцент делался при этом на поведении солдата в экстраординарных случаях, к примеру: потеря знамени - непростительна. Было очень мало в обучении из того, что помогло бы сохранить кому-нибудь жизнь.
Среди корреспонденции, полученной через банк, Грей нашёл подбадривающее письмо от Зелле. Хотя она и принадлежала формально к нейтральной стране, казалось, её симпатии явно принадлежали союзникам... особенно с тех пор, как гунны конфисковали её багаж на границе. Всю её одежду и те прекрасные меха, которые Шпанглер подарил ей, - всё задержали на границе, так что она добралась до Голландии без вещей, в чём была. Некий барон Эдуард ван дер Капеллен - очевидно, новый друг и её голландский любовник - предложил, чтобы она подала иск. Её адвокат, сообщала она, был настроен пессимистически. Война...
После основного курса обучения Грею дали восемь дней свободы, и он опять бродил по Лондону, зачастил в пабы, напивался. Были ночи, когда он гулял по улицам до рассвета, будто бы носимый ветром. В баре на улице Нижней Темзы он встретился с юношей, младшим капралом, недавно вернувшимся с Монса. Они обсуждали призраков и тревожные видения, которые рождаются в свете сигнальной ракеты Вери. Затем появилась девушка, блондинка, лет тридцати. Она возникла из ниоткуда, чтобы присоединиться к нему на набережной у перил.
- Так что мы здесь делаем, солдат?
Он пожал плечами:
- Думаю.
- Пытаешься вспомнить что-то или стараешься забыть?
- Хороший вопрос.
- Может, я могу помочь тебе собраться с мыслями. Как тебя зовут?
- Рудольф Шпанглер. - Он не улыбнулся, когда сказал это.
Он последовал за ней в её комнату в Сохо с грошовым блокнотом и огрызком карандаша. Он рисовал её на стуле при свете газа, затем склонившуюся на незаправленной постели. Испытывая всё большее беспокойство, она начала сама выбирать позу: провела рукой по животу, поласкала сосок.
- Слушай, зачем ты заплатил, если всё, чего тебе хочется, - это нарисовать меня?
- Не стоит об этом.
- А как насчёт того, когда ты закончишь? Тогда ты захочешь?
Но имея её небрежно набросанный портрет... он выглядел неуверенным... он явно не заслужил того, чтобы спать с ней.
Его отправили во Францию через неделю, высадили под дождём в Гавре. Доки были промозгло-холодными и затянутыми туманом. Вдоль дорог стояли дети и проститутки. Возможно, оказавшись вдали от дома в первый раз в своей жизни, солдаты начали петь на сортировочной станции. Грей остановился под рифлёным навесом, потягивая виски и чай с офицерами. На вокзале стыли ожидающие поезда, но не было приказа садиться в них.
Из Гавра они наконец двинулись в базовый лагерь в Гарфлёр, где проводили дни, шагая в походном порядке по сельской местности. Ночи были всё ещё холодные, с проливным дождём, но война оставалась далеко - где-то к западу от станций снабжения. Время от времени приходили слухи о боях на передовых позициях, но здесь трудности в основном ограничивались утомлением, вшами, стеками командиров, настаивающих на нелепых формальностях.
Грей провёл свой последний вечер в Гарфлёре с Вадимом де Маслоффом, теперь капитаном де Маслоффом Первого Русского особого имперского полка. Встреча была устроена через друга Вадима де Маслоффа, офицера разведки, имеющего доступ к спискам личного состава. Дождь, оставивший деревенские улицы пустыми, загнал их в кафе, где они потягивали шампанское. Дочь хозяина кафе была хромой, но очень хорошенькой - ещё одно напоминание о Париже.
- Они хотят, чтобы я фотографировал Париж, - сказал де Маслофф. - Видимо, для того, чтобы убедить остальной мир, что он всё ещё существует.
- Тогда ты не попадёшь на фронт, - сказал Грей.
- Слава Богу, нет. Я работаю на пропаганду. А ты?
- Я думаю, завтра нас отправят в Камбрен.
- О, что ж, по крайней мере, ты не попадёшь в ряды атакующих.
Неизбежно возникли воспоминания о Зелле. На бульваре прогуливались проститутки, раздавалась из граммофона та памятная песня.
- Ты не видел её с Берлина, да? - спросил де Маслофф.
Грей покачал головой:
- Только письмо.
- И?..
- Она вернулась в Гаагу с каким-то бароном.
- Что ж, по крайней мере, это всё упрощает.
- Разве?
Де Маслофф улыбнулся, проведя пальцем по ободку своего стакана:
- Хочешь маленький совет, сын мой? Забудь о Зелле. Отправляйся на фронт, убей гунна и проведи чудесно время.
- Не знаю, вполне ли я гожусь для этого.
- Чепуха.
- Видишь ли, я боюсь боли. Я...
- О Боже, Ники, мы всё этого боимся.
- Но это другое, это глубинное...
- Тогда убей целый взвод. Это тебя излечит. И ради Бога, прекрати думать о Зелле.
Понадобились приблизительно сутки на то, чтобы добраться до станции снабжения в Бетюне, затем ещё день - пешком до позиций. За Сен-Омером война стала явственной, со слышимым за горизонтом артиллерийским огнём, заброшенными полями и взорванными деревьями вокруг. За пригородами Камбрена даже можно было увидеть вспышки, змеящиеся вдоль окопов.
Здесь на восьми сотнях ярдов долины находились четыре параллельные системы окопов. Блиндажи были сырыми, всегда нуждающимися в починке. Почва мягкая, в основном красная глина. Говоря формально, каждая рота удерживала две сотни ярдов, по два взвода находилось на передней линии и ещё два в резерве, хотя были и вариации, зависящие от случайностей и погоды.
Окопы укреплялись брёвнами и мешками с песком, и большая часть дня проходила в поправке осевших стен, стрелковых ячеек и брустверов. Необходимо было также заменять прогнивший дощатый настил, осушать застоявшуюся воду и делать ещё что-то, касающееся санитарии. Проволочные заграждения, конечно, можно было устанавливать только ночью. За проволокой лежали три сотни ярдов открытой местности, плавно поднимающейся к немецким окопам. Темнели воронки от снарядов, лоскуты опалённой земли, но были ещё и нетронутые поля, по-настоящему прекрасные в определённые часы дня.
Грей делал наброски пейзажа, в основном обширных зарослей маков и скелетообразных деревьев. Он работал в свободные часы, обычно между подъёмом и завтраком, и стремился уделять основное внимание путанице света, который отражался от проволоки, от раскиданных обломков, скапливающихся возле обугленных пней.
В целом это была ограниченная война, в некоторых отношениях - средневековая. Многое из оружия: гранаты, миномёты - было примитивное, часто сконструированное солдатами. Тактика всё ещё находилась в переходном состоянии, развиваясь путём проб и ошибок. В конце концов британцы заплатят за избыток людей на огневых линиях, и все заплатят за лобовой штурм пулемётных огневых позиций. Так как точность артиллерии возросла, большее внимание уделялось окапыванию и подземному существованию.
В этой войне на истощение стычки были короткими и случались по ночам. Маленькие команды, редко более двадцати человек, совершали рейды. Цель - устрашение противника и по большей части символическое преимущество на ничейной земле. Как строевой офицер, Грей должен был проводить три вылазки в месяц и произвольное количество разведывательных патрулирований.
Даже в течение спокойных периодов по крайней мере дюжина случайных смертей происходила за неделю, в основном из-за спорадического артиллерийского, миномётного и пулемётного огня, но подчас и от небрежности и утомления - бессмысленные смерти от неудачной чистки винтовки, неосторожности со светом, из-за незамеченной полудюймовой границы во время передвижения по окопу сообщения.
Всё же самыми огорчительными были смерти от пуль немецкого снайпера. В отличие от британских офицеров, которые считали снайперскую стрельбу занятием презренным, не вполне достойным, немецкие проявляли энтузиазм, имея разработанные тренировочные программы, камуфляж и телескопические прицелы. Работая парами за тайными стальными амбразурами, снайперы всегда насчитывали по четыре-пять убитых в день, что постоянно помнили все...
Первый опыт общения со снайпером у Грея появился через три дня после прибытия на передовую. Стоял относительно спокойный вечер, только на юге шла перемежающаяся стрельба. Грей провёл день в блиндаже с другом из учебной части, тихим молодым лейтенантом Артуром Чайлдом. Ближе к сумеркам они прогулялись до заднего траверса, чтобы глотнуть воздуха и побыть вдвоём. В окружающей траве копошились птицы - синицы и воробьи. Лёгкий ветерок приносил с востока запахи кофе и боярышника, над бруствером окопа стояла низкая белокостяная луна.