Грей запомнил в основном туман. Он поднялся на рассвете, прогуливался по набережным каналов, мягко натыкаясь на поднятую ветром дымку. К полудню центр города был также окутан туманом, а от переулков и канав поднимался холод. Туман казался ему дружелюбным и соответствовал его состоянию, закрывал и смягчал то, с чем у него не было желания сталкиваться.
До вечера того второго дня оставалось около восьми часов, которые следовало убить. И Грей провёл их как турист. Он осмотрел галерею, заполненную подражательными гравюрами. Заглянул в церковь. Посетил национальный монумент и понаблюдал, как дети бросали камешки в фонтан, пока не появился полицейский. Он посидел на скамейке в парке с бутылкой виски. Наступали моменты, когда он чувствовал, что беспричинно голоден, и понимал, что это нервный страх. А случалось, что он не мог удержаться от холодной дрожи и знал, что это из-за Зелле. Когда начали спускаться сумерки, он обнаружил, что волей-неволей думает о Шпанглере.
В тот вечер он одевался долго. Ожидая такси, лежал в каком-то трансе, в полудрёме, в ванне - опять с виски возле локтя, выкурив три или четыре сигареты. Он делал это, напоминал он себе, ради Зелле.
Он прибыл в её квартиру в четверть девятого. Она встретила его у дверей поцелуем, затем повела в гостиную. Там было всё совсем так, как он и ожидал: тщательно воссозданное подобие настоящего дома. По стенам висели довольно слабые гравюры: покрытые снегами поля, морские пейзажи - и копия раннего Рафаэля. На каминной полке стояли часы с бронзовыми подвесными гирями и два эстампа, имитирующие восточные.
- И как ты это находишь, дорогой? Достаточно респектабельно?
- О, разумеется.
- Естественно, но у меня есть ещё и студия.
Не удивил и Шпанглер. Он появился на лестничной площадке второго этажа и медленно спустился вниз, чтобы пожать Грею руку. Он был одет в смокинг, бордовый галстук, угольно-серые брюки и шёлковую рубашку. Его лицо оказалось несколько светлее, чем запомнил Грей, но глаза, несомненно, знакомы.
- Значит, вы художник, о котором я столько слышал.
- Ничего слишком компрометирующего, надеюсь.
- О нет, Маргарета необыкновенно восхищается вашими работами.
Вскоре подоспел шерри, приятно сухой, затем занимательная история о путешествии, которое Шпанглер предпринял в Африку, обед был также достойного качества: холодный лосось, охлаждённый на льду латук, томатный суп, щербет.
Был, по крайней мере, один опасный момент, одно критическое положение в тот вечер. Это случилось позже, после того как Зелле удалилась в свою спальню - должно быть, тоже просчитанный жест. Шпанглер налил бренди и выставил на стол коробку сигар. Слуги были отосланы. Занавеси отодвинули, и в окнах показался очередной, более синий вечер, уже без прежнего тумана.
- Итак, вы видите, - сказал Шпанглер, - Берлин тоже вполне может вдохновлять.
Лунный свет лишь слегка подчёркивал его профиль, придавал коже фарфоровый блеск.
- Да, он очень красив.
- О, я знаю... говорят, он далеко не так очарователен, как Париж... но тем не менее, я думаю, очень интересен, нет? - Затем, проводя рукой по оконному стеклу, рассматривая следы пыли: - Скажите мне, вы сильно скучаете по Англии? Я думаю, я очень бы скучал... если бы я был англичанином.
Они взглянули в глаза друг другу, в глаза, отражающиеся в стекле.
- Я давно не был дома, - сказал Грей.
- Да разве кто-нибудь когда-нибудь забывает о своём доме?
Его пальцы тоже были похожи на фарфоровые: с ногтями, похожими на полупрозрачные жемчуга.
- Да, я полагаю, никто не забывает.
- К тому же, я помню, Англия такая манящая. Да, это определённо то слово. Манящая. Я часто представляю, что живу там... в этой стране.
- Думаю, вы нашли бы, что там холодно. И сыро.
- О, но мне нравится холод. А сырость напоминает мне море, которое я тоже люблю. - Он шагнул обратно к окну, перебирая пальцами по оконному переплету. - Конечно, существуют осязаемые препятствия. Маргарете, к примеру, это не понравится. И всегда будет стоять вопрос о том, на что жить. Видите ли, я не независим в финансовом отношении. Следовательно, мне нужно чём-нибудь заниматься. Продавать произведения искусства, к примеру. - Короткая пауза. - Или продавать информацию. Что вы думаете?
- Я думаю, что вам нужно спрашивать не меня, гepp Шпанглер. - Ему не следовало, рассудил он, быть слишком целенаправленным. Кроме того, таким образом он дал выход злости, которую возбудил в нём Шпанглер.
Он ушёл приблизительно в полночь. Последнее, что запечатлелось в его памяти - хозяин и хозяйка, улыбающиеся на освещённом крыльце. Пригороды были глухими, но в окнах любой таверны по Бисмаркштрассе горел свет. Ближе к парку начали встречаться проститутки и бесцельно болтающиеся юнцы с выбритыми головами.
За парком тянулся квартал многоквартирных домов, серо-стальных и суровых, но с вылепленными на них через равные промежутки бетонными листьями и масками гномов. Тут отсутствовали всякие признаки жизни, если не считать звуков пианино, доносящихся из окна подвального этажа, да забытой на ступенях куклы. Но Сайкс ожидал прямо за дверным проёмом, а Саузерленд и Данбар находились в комнате наверху.
Комната была длинной и низкой, возможно, бывшая детская или жильё служанки. Мебелью служили стол и три стула. Стены голые и пожелтевшие, свет столь скудный, что сначала Грей увидел только неподвижный силуэт Данбара. Во всяком случае, именно Саузерленд заговорил первым - тихим голосом из затемнённого угла:
- Боюсь, нам нечего предложить вам, кроме стула.
Грей смотрел на них через стол. Он говорил медленно, но ровно, будто пересказывая сон, от которого только что очнулся. Данбар яростно вносил в блокнот замечания. Время от времени Саузерленд задавал вопрос, просил прояснить некий момент, но в основном это был монолог.
Обсуждение началось позднее. Но покуда было очень тихо и темно, Грей переместился к окну, откуда он видел Сайкса возле пожарной лестницы. Саузерленд прикурил сигарету, а Данбар отложил свою автоматическую ручку.
- Он знает... - сказал Грей. - Вы понимаете? Шпанглер прекрасно знает, зачем я приехал.
- Да, - ответил Саузерленд. - Ему, вероятно, было известно с самого начала...
- Тогда какого чёрта вы не сказали мне?
- Потому что в то время не знали мы. Во всяком случае, не знали наверняка. Видите ли, я думаю, мы его недооценили. Но тем не менее, если он перейдёт на нашу сторону...
Данбар в другом конце комнаты улыбнулся:
- Вы очень хорошо поработали, Ники. Вы вправду очень хорошо поработали.
Опять долетели звуки пианино, хромающая соната. Грей наконец сказал:
- Боже, вы на самом деле не понимаете? Не понимаете?
- Что? - спросил Данбар. - Что мы не понимаем?
- Этот Руди мерзко лжёт нам прямо в лицо. Я не думаю, что он собирается перейти к нам. Я думаю, что он даже не помышляет об этом. Я бы сказал, что он просто испытывает нас, примеряясь, чтобы убить... и всё, что вы говорили о его отношениях с Зелле, - тоже чепуха. Я даже не уверен, что она ему нравится.
Саузерленд переместился от окна к стулу, обменявшись взглядами с Данбаром:
- Мы не то чтобы не принимаем в расчёт ваше мнение, Ники. Скорее, мы просто видим дело немного иначе. Да, Шпанглер, несомненно, играет с нами. И, да, вероятно, он увидел в Мадриде больше, чем должен был увидеть. Но в работе здесь, в Берлине, есть и другие факторы, Ники.
На другом конце комнаты ухмылялся Данбар:
- Маленькие факторы, но тем не менее жизненно важные.
- Что это значит?
- Это значит, что вам не надо беспокоиться из-за странного замечания или даже испытующего вопроса. Я хочу сказать, что Шпанглер находится именно в таком положении, в котором нам нужно... или скоро будет находиться.
Грей отошёл от окна, оставив отпечаток ладони на стекле. К тому же он оставил свою сигарету догорать на подоконнике.
- А почему бы вам просто не сказать, как вы хотите, чтобы шла игра?
Саузерленд кивнул:
- Очень хорошо. Посмотрите, не сможете ли вы говорить намёками и при этом не быть точным. И постарайтесь узнать, чего он хочет от нас.
- Это не сработает. Он намеревается действовать по собственному плану. Он не позволит нам подталкивать его.
- О, я так не думаю. Кроме того, он очень хорошо осведомлён о правилах в подобного рода занятиях.
Правила? Как в игре? А они - зрители, казалось, довольны тем, что он так заигрался... К тому же они не должны сами ввязываться в происходящее.
Он встретился со Шпанглером на следующий вечер - как предполагалось, чтобы упрочить взаимопонимание, - прогуливаясь под соснами Тиргартена. Сейчас сложные времена, говорил ему Шпанглер. Политически тяжёлые, тяжёлые материально, возможно, даже тяжёлые духовно. И порой нелегко удержаться от того, чтобы не представлять себе новую жизнь... возможно, в одном из тех причудливых лондонских пригородов, где иностранец по большей части может остаться незамеченным.
- А что необходимо, чтобы зажить такой жизнью? - спросил Грей.
- О, я не знаю. Может быть, двадцать тысяч фунтов и твёрдые гарантии, касающиеся физической безопасности.
За обедом с Зелле Шпанглер обронил ещё одно уклончивое замечание о своём возможном будущем в Лондоне, но Грей был слишком пьян, чтобы сыграть на этом. Достаточно - значит, достаточно.