Газели паслись на холмах, крупная дичь облюбовала тучные луга, спускающиеся к реке. В двадцати километрах отсюда находился большой бассейн, где брала начало река. Туда приходили буйволы поваляться в грязи, шли туда и слоны, чтобы покрыть спину слоем грязи, защищающей от солнца и мух. Водяные козлы нашли себе пристанище в тростниковых зарослях, и охотник в поисках дичи мог бродить по болотам, не страшась крокодилов, так как в верховьях реки, пополнявшейся от таяния снегов в горах, вода была холодная, а крокодилы водились только ближе к устью, среди песчаных кос.
Горные бушмены предпочитают селиться меж горных вершин и скал, откуда открывается широкий горизонт; но пещера, где жила семья Каббо, находилась у подножья горы. Впрочем, такое местоположение имело свои преимущества: доступ к пещере был в высшей степени затруднителен. Если же бушмен хотел обозревать окрестности, он всегда мог подняться на ближайшую скалу, служившую наблюдательным пунктом.
По скалам бушмены карабкались с не меньшей ловкостью, чем павианы — «животные, сидящие на корточках».
Не одни бушмены обозревали с горных высот зеленеющую равнину. Леопарды и львы также имели свои наблюдательные пункты. Леопард, беловатый, с черными пятнами, почти не выделялся на фоне скал, покрытых мхом и лишаями; рыжий лев, выгорая под яркими лучами солнца, стал желтым в отличие от своих лесных товарищей, темно-рыжих, украшенных черной гривой. А над ними парил орел, зорко следивший за антилопами; глаза его были обведены алым ободком, тонкий, пронзительный крик его прорезал пространство.
И люди, и звери — все были настороже.
У павианов были свои дозорные. Бушмен стоял на высокой скале. Антилопы-самцы охраняли стадо. Неподвижно стояли они, словно врытые в землю. Если один из них поворачивал голову, пугливые самки-антилопы, мирно щипавшие траву, переставали пастись и поджимали задние ноги, готовясь к прыжку.
Но эта настороженность вызвана была не страхом, а привычкой. Животные находили время и для игр. Журавли, покачивая головами, украшенными золотистыми хохлами, бродили по лужайке; казалось, они танцуют какой-то причудливый танец. Быть может, радовались они тому, что пищи было много, и этим танцем пытались выразить туманные свои ощущения.
Вдруг, заглушая птичий хор, донесся с горных вершин голос человека:
— Явума!
И замерло все живое.
Животные повернулись в ту сторону, откуда послышался крик. Самцы насторожились, а самки тревожно следили за ними. Буйвол поднял свою огромную голову и наморщил влажный черный нос; почуяв запах человека, он громко заревел. Самки-антилопы, отбежав на несколько шагов, приостановились, посмотрели на самцов и медленно начали подниматься на холм. Испуганные странными звуками, они покидали пастбище.
— Явума! — снова прозвучал глухой, волнующий голос.
Зоркие глаза животных разглядели фигуру человека, стоящего на вершине скалы. Большими шагами начал он спускаться в долину. Уверенный в своей силе, он ликовал при виде такого количества дичи. Это был чистокровный зулус, мускулистый и рослый. Шкура леопарда покрывала его плечи; держа в руке ассегай, он гордо закидывал голову, украшенную орлиными перьями.
Это был истребитель — фэткани. За ним шли его воины, вооруженные щитами и ассегаями.
— Мы — фэткани, — гудели сотни голосов. — Мы — истребители, фэткани!
Их предводителя звали Сирайо. Это был один из молодых полководцев великого вождя Чаки5 . Грабежом и насилиями прокладывали они себе путь.
Этого не знали обитатели долины, и приход Сирайо не испугал бушменов в пещере.
Когда раздался дикий и ликующий возглас: «Явума!», Каббо схватил свой лук и колчан и, приказав женщинам спрятаться в глубине пещеры, а мужчинам — быть наготове, стал подниматься по крутой тропинке.