В девятнадцатом веке, когда в 1808 году португальский двор переехал в Рио, а в 1822-м пришла независимость, новая бразильская элита взяла за образец более утонченные и цивилизованные карнавалы, проходящие в Венеции или Ницце. В 1840 году в отелях и театрах Рио уже устраивали балы-маскарады, где оркестры играли последние европейские новинки - вальсы, польки и кадрили (мода на них держалась в Бразилии не одно десятилетие). Пьеро, арлекины и коломбины наполняли улицы вместе с же-перейраш - группами людей, которые били в барабаны, сковородки, жестянки или по всему, что могло производить шум. Появились карнавальные клубы, именовавшиеся "великими обществами". Они демонстрировали роскошные аллегорические платформы, которые тянула вперед пара лошадей, имитируя экипажи, доставлявшие королевских особ на торжественные церемонии, с той только разницей, что среди других весельчаков там присутствовали почти полностью обнаженные женщины (проститутки, естественно). Устраивались цветочные баталии, люди купались в море прямо в карнавальных костюмах и пускали фейерверки на морском берегу. Это был уже тот карнавал, каким мы его знаем, хотя все еще только для белых, но уже в гармонии с городом, который так стремился стать европейским - и во многом был таковым.
Но в середине девятнадцатого века Рио был во многом и африканским городом. Половину его населения составляли темнокожие - как рабы, так и свободные. И они могли похвастаться собственным карнавалом, значительно более живым и изобретательным. Его устраивали кордуэш - группы, которые собирались со всего района и бродили по округе, танцевали в костюмах и масках, с флагами и барабанами. В этом карнавале было больше азарта, ведь формировались сотни соперничающих групп. Некоторые становились заклятыми врагами - почти всегда из-за того, что во время танца одна группа отбирала у другой флаг и той в ответ приходилось спасать его с вражеской территории. Когда на улице встречались две группы, завязывались драки, отчего лавочники были вынуждены закрывать заведения, - в воздухе мелькали ноги, руки и кинжалы, кровь стекала в канавы. Вмешивалась полиция со своими дубинками, и в конце концов стражам порядка тоже доставалось. Но если членов одной из групп сажали в тюрьму, где они рисковали пропустить весь карнавал, то их противники собирались напротив здания тюрьмы и песнями требовали вернуть им свободу. Все надевали маски, узнать кого-то было трудно, и некоторые пользовались этим, чтобы совершать поступки, отличавшиеся некоторой жестокостью. Даже сегодня в отдаленных пригородах и в близлежащих городках во время карнавала все еще встречаются clóvis, злые шутники в масках и свободных одеждах. По сути они - клоуны, отсюда и происходит их название. Их оружие - шарик (из бычьего пузыря, резины или пластика) на шнуре, они изо всей силы бьют его об землю, чем пугают детей и случайных прохожих.
К концу девятнадцатого столетья хулиганские кордуэш превратились в ранчос, более миролюбивых и организованных. В Рио они появились благодаря чернокожему баианцу Илариу Жовину. В этих группах и костюмы, и хореография воспроизводили ритуальные действия африканских племен. Но когда к ним примкнули многочисленные мулаты и белые, включая женщин, к примитивному барабанному бою добавились группы певцов и более изысканные инструменты - струнные и деревянные духовые. До этого расовые смешения в Рио случались только в постели, между хозяевами, которые могли делать все, что заблагорассудится, и хорошенькими рабынями. Вместе с ранчос мало-помалу, пусть очень скромно сначала, взаимодействие рас начало перетекать на улицы и получило музыкальное сопровождение. И хотя все считали, что ранчос окончательно вытеснили кордуэш, те возродились в упрощенной форме, в виде блоку. Постепенно переходя от драк и насилия к добродушным перебранкам, эти группы смогли поддержать истинное, спонтанное пламя карнавала.
Уже в те дни в карнавале участвовало все население. Пресса и писатели, вне зависимости от того, одобряли они действо или нет, подробно его описывали (современники немало писали о карнавале девятнадцатого века). Долгие месяцы подготовки заканчивались празднованием, которое занимало три-четыре дня. Парады стоили денег, и гуляки занимали их у лавочников. Последние всегда неплохо наживались на карнавале, продавая костюмы чертей, маски в виде черепов, дурацкие колпаки, фальшивые носы с очками, поддельные груди, свистки и инструменты для же-перейраш. Даже само правительство поддерживало празднующих: на каждой площади возводили эстраду для оркестров и они никогда не пустовали. Еще ребенком, будущий император Педру II, спуская пар в энтрудо, обливал водой благородных дам, стараясь попасть им в декольте. Позже торжественность новой роли заставила отказаться от подобных проделок, но втайне его сердце все еще билось в ритме барабанов и кастрюль. Говорят, во дворце в Петрополисе мальчишка (позже, при республике, он стал послом) без предупреждения бросил горсть конфетти как раз в тот момент, когда уже пожилой Дон Педру открыл рот, так что тот чуть не задохнулся, и все же монарх счел инцидент забавным. А ведь это было даже не настоящее итальянское бумажное конфетти, а гранулированное гипсовое, какое делают здесь, в Бразилии.
В 1889 году монархия была свергнута, установлена республика, и с неизбежной самонадеянностью, которая следует за любой сменой режима, кто-то из новых правителей посмел угрожать карнавалу и потерпел крах. В 1882 году префектура Рио решила, что карнавал не следует устраивать в феврале - слишком жарко (этот месяц "благосклонен к дождям и лихорадке"), и попробовала перенести его на июнь, когда в Рио наступает наша символическая зима. Кутилы притворились, что послушались приказа, и воспользовались случаем, чтобы устроить два карнавала - традиционный в феврале и "официальный" в июне. На следующий год приказ был отозван. Вот одна из причин, почему невероятно популярный барон Риу Бранку, отец бразильской дипломатии, с присущим ему чувством юмора не без удовольствия отметил, что в Бразилии (он имел в виду Рио) "организованно проходят только две вещи - беспорядки и карнавал". Сам барон непредусмотрительно скончался за два дня до карнавала, что вызвало большую суматоху. Был объявлен национальный траур, и карнавал отложили до апреля. И снова Рио, как бы он ни любил барона, вышел на улицы в ближайшие несколько дней, а потом и еще раз, в день, указанный префектом, - он в том году совпал с Пасхой. И с тех пор власти оставили попытки изменить дату карнавала.
В самом начале двадцатого века, после того как префект Перейра Пассуш снес немалую часть старого колониального города и превратил его в копию Парижа, Рио и карнавал стали "цивилизованными". Энтрудо полностью запретили - вместо воды и помоев люди теперь перекидывались настоящим конфетти и серпантином и обрызгивали друг друга lança-perfumes (парфюмированными спреями): так значительно приятнее. Недавно появившиеся трамваи превращали в карнавальные платформы, и они ездили по своим маршрутам, а все желающие могли примоститься на сиденьях и где придется. В 1900 году впервые появилась песня, специально созданная для карнавала, марш "Ó abre alas" ("Расступитесь, я иду") пианиста и композитора Чикиньи Гонзага. И совершенно случайно зародилась традиция, существующая до сих пор, - кавалькады на автомобилях по авенида Сентрал, которую тогда только-только открыли.
Это случилось в субботу, во время карнавала 1907 года, когда дочери президента Альфонсу Пеньи, пребывая в веселом настроении, решили прокатиться в президентском автомобиле мили полторы по новому бульвару туда и обратно. Все обладатели машин (а в Рио тогда было уже несколько сотен автомобилей) тотчас сочли идею превосходной и последовали этому примеру. Череда украшенных серпантином сверкающих "фордов" модели "Т" со спущенным верхом, полных людей, которые дудят в рожки и поют, проезжая по улицам, густо усыпанным конфетти, еще несколько десятилетий будет неотъемлемой приметой карнавала. Эти романтические прогулки, несомненно, заставляли замирать и трепетать сердца молодежи того времени: можно только догадываться, сколько парней и юных девушек втискивались в один автомобиль, тесно прижавшись друг к другу, сколько там было не случайно соприкасавшихся бедер, блуждающих рук и влажных панталончиков - все это были самые сильные ощущения, какие могла себе позволить молодежь из уважаемых семейств.
Но опять-таки этот карнавал предназначался только для белых: вечеринки belle époque (времена с 1890 года и до начала Первой мировой войны), с корсетами, нижними юбками и накрахмаленными воротничками. Любое сексуальное возбуждение и тем более разврат находились под запретом, это был карнавал от пупка и выше. Для сравнения, жители черных кварталов из бедных районов, которые с 1860-х годов уже вынашивали нечестивые музыкальные замыслы, устраивали для себя карнавал получше - откровенно ниже пояса. И именно такому карнавалу судьба позволила одержать верх.
Вот уж действительно любопытно, что из всех иностранцев, прибывавших в Рио со своими искусствами и обычаями, самый глубокий след в культуре города - музыке, футболе, религии, кулинарии, языке, не говоря уже характере, - оставили именно те, кто попал сюда против воли: негры.