Не успела Замшина отпыхтеться от усталости после ходьбы по лестнице, как к крыльцу подъехал экипаж. Через минуту раздались поспешные шаги на лестнице. В комнату вошел знакомый уже нам доктор Краев и прямо направился к полумертвой Роевой.
- Опасности большой нет! - сказал он, прощупав пульс. - Это просто обморок. Советую только тотчас же уложить больную в постель и ничем ее не тревожить.
Все еще суетились вокруг хозяйки дома.
- Что вызвало обморок? - спросил доктор старика Роева после того, как больная была перенесена на кровать и приведена в чувство.
- Наш Николай Григорьевич записался в ополчение. А вы знаете, как Анна Николаевна дрожит над ним, как боготворит его. И то сказать: он у нас один ведь. Сгоряча-то я его в собрании не остановил, а теперь и самому жутко, как подумаю, что могут убить, а не то еще хуже - на всю жизнь калекой сделать.
- Полноте, Григорий Григорьевич! Я не узнаю вас! - сказал чуть не с досадой Краев. - Такое ли теперь время, чтобы думать о последствиях. И кто может знать, что будет? И дома сидя можно сделаться калекой, и на войне Бог милует.
- Так-то так… а все же за своего жутко становится: кабы еще был он военный, против этого кто бы мог слово сказать. А то сам, ведь, напрашивается, словно без него в войске меньше станет.
- Если бы все так рассуждали, - перебил его резко Краев, - так в ополчении бы никого не оказалось.
- Вам хорошо рассуждать! - ответил в запальчивости Роев. - У вас нет сына!
- Я сам иду, сударь вы мой! И считаю за честь быть полезным отечеству.
Роев взглянул с удивлением и оттенком особенного уважения на старика доктора, единственную поддержку престарелой матери и молоденькой дочери. И вдруг, ободрившись, сказал энергично:
- Будь что будет! А за Русь святую постоим и мы!
- Николушка… - прошептала больная. - Ты не убьешь мать свою, ты не пойдешь сражаться.
Доктор не дал ответить молодому Роеву, быстро сказав:
- Успокойтесь, матушка Анна Николаевна! Еще неизвестно, пойдут ли в бой ополченцы. Их хотят оставить оберегать Москву.
- Ну так еще куда ни шло! - вздохнула с некоторым облегчением больная. - А все-таки лучше было бы тебе, Николушка, выписаться.
- Нельзя, матушка! - начал было молодой Роев.
Но доктор его снова перебил:
- Ему можно приписаться к тут остающимся. Я уж это устрою.
При этом он так многозначительно сжал руку молодого Роева, что тот понял уловку доктора.
Больная перекрестилась и, вздохнув спокойно, села в постели.
- Слыхали вы, Анна Николаевна, - продолжал развлекать доктор больную, - что в Москву к нам приехал немец Шмидт? Он берется истребить разом всю армию Наполеона…
- Что вы! Как же это?
- А вот как: хочет он построить громадный шар, наполнить его разными горючими материалами, пустить его в середину неприятелей да и поджечь.
- Ох, хорошо было бы, кабы их всех разом извести! - вскрикнули обе старушки и принялись расспрашивать все подробности касательно диковинного шара.
Глава VII
моленск расположен на гористой покатости и весьма живописен издали. Он, словно букет, в котором здания представляются в виде пестрых цветов, так как они окружены зеленью больших и тенистых садов.
Сам город, хотя и растянулся на большое пространство, но в описываемое время состоял большей частью из небольших деревянных домов.
Еще недавно в городе было большое оживление. Через него тянулись войска и облегали его громадным лагерем. Гостиницы битком были набиты офицерами и генералами. Цены на все держались высокие.
Причина такого скопления войск была следующая… Армии наши не успели соединиться у Свенцян, и Барклай-де-Толли направился с Первой армией к городу Дриссе, где был устроен укрепленный лагерь для нашего войска. Князь Багратион должен был направиться туда же со Второй армией. Барклай-де-Толли нашел, что место для общего лагеря было выбрано весьма неудачно, и, оставив графа Витгенштейна защищать дорогу в Петербург, повел своих далее к Смоленску, будучи уверен, что Багратион может легко дойти туда. Но оказалось, что Могилев, через который предстояло идти Багратиону, успели в это время занять французы, и войска Барклай-де-Толли должны были выдержать тринадцатого, четырнадцатого и пятнадцатого июля жестокие сражения под Витебском и затем отступить далее к Смоленску, где обе армии наконец соединились двадцать первого июля. Главное начальство над ними принял Барклай-де-Толли и повел их обратно к Поречью, рассчитывая, что там находятся главные силы Наполеона.
Таким образом, Смоленск в конце июля опустел, и в нем остался только небольшой отряд Дивизии Неверовского; сам Неверовский с остальными войсками своей дивизии был послан в город Красный, находящийся в сорока верстах от Смоленска. Много слез было пролито смолянами при проводах армии: кто сына провожал, кто отца. Но особенно тосковала Ольга Владимировна Бельская, вышедшая замуж перед самым началом войны. Муж ее был молодой офицер, храбрый служака и отличный товарищ.
Еще так недавно, приехав погостить в Смоленск, он кружился с Ольгой в танце, выделывал замысловатые "па" котильона. Затем отпраздновали их свадьбу к радости обоих семейств, а тут вдруг - поход. И пришлось ему примкнуть к своему полку, стоявшему в Литве, оставив молодую жену на попечении ее матери Глафиры Петровны. У старушки Нелиной было всего двое детей: восемнадцатилетняя дочь Ольга и пятнадцатилетний сын Павлуша.
Вести о том, что Наполеон стоит у Днепра готовый переправиться, сильно тревожили старушку Нелину, и она давно уговаривала свою дочь ехать в Москву к родным, но Ольга ни за что не хотела уезжать из Смоленска, надеясь вскоре увидеться с мужем или хотя бы получать от него часто известия.
Второго августа, около шести часов вечера, мать и дочь сидели у чайного стола, по обыкновению споря насчет отъезда. Глафира Петровна только что получила письмо от своей двоюродной сестры Анны Николаевны Роевой.
Та писала:
"Спокойствие покинуло наш город. Мы живем, не зная, что ждет нас впереди: нынче мы здесь, а завтра будем Бог знает где. Однако мы отложили поездку в деревню, узнав, что там происходит набор ратников. Тяжелое время в деревнях, когда берут человека рабочего из семьи в ту пору, когда окончены полевые работы; но представь, что это должно быть теперь, когда такое множество рабочих рук отрывается от работы!.. Мужики не ропщут, говорят, что они охотно пойдут на врагов и что в такое тяжелое для России время их всех бы следовало взять в солдаты. Но бабы в отчаянии - страшно стонут и вопят. Все помещики уехали из деревень, чтобы не видеть и не слышать их стонов. Лишь только набор завершится, уедем в деревню. А ты, ради Бога, не слушай своей Оли, много ли ума-то у молоденькой бабенки. Выезжай поскорее в Москву, пока еще все дороги не заняты войсками. Я вас устрою пока кое-как в городе, а там вместе поедем в деревню: в тесноте - лишь бы не в обиде. А кто самый несносный обидчик наш, как не Наполеон! Говорят, Остерман одержал большую победу - оказалось, что выдумка. А вот Витгенштейн - так точно отличается на славу. Да он, ведь, защищает Петербург, и нам, москвичам, не поможет. Но и здесь принимают важные меры для защиты от французов. Всюду движение: старые и молодые идут в ополчение. А сколько траура и слез! Молодая Муханова, Урожденная Олсуфьева, лишилась мужа; молодой ее муж выказал большую храбрость в деле Раевского, так что был представлен князю Багратиону, а в тот же день оказался смертельно ранен и отправился на тот свет".
- А что скажешь, - спросила Нелина у дочери, складывая письмо, - ведь Анюта права. Завтра же начну укладываться.
Не успела молодая женщина ответить матери, как в комнату вбежал Павлуша.
- Наши отступают! - крикнул он, едва переступив порог. - Было сражение под Красным. Французов видимо-невидимо. Так вот и наскакивают со всех сторон на наших егерей.
Ольга вскочила, словно ужаленная, схватила брата за руку и сжала ее, горячо шепча:
- Скажи скорее… Митя убит? Убит?..
- Я ничего о нем не знаю! - сказал растерянно Павлуша, только тут поняв, какую страшную весть принес он своим близким.
Узнав о сражении под Красным и об отступлении наших войск к Смоленску, он и не подумал, что муж его сестры находится среди отступающих.
- Как не знаешь? - продолжала, задыхаясь, Ольга. - Кто же тебе сказал об этом?
- Все говорят, что наши отступают…
- Так что же ты по-пустому кричишь и пугаешь мамашу, передавая пустые слухи!
- Как же, сестрица, не предупредить было ее! Надо спасаться: все бегут из Смоленска.
Старушка все время сидела неподвижно, словно громом пораженная, широко раскрыв глаза и машинально сжимая в пальцах кусочек сахара, который собиралась положить себе в чашку.
- Не пугайтесь, маменька! - сказала Ольга, обняв старушку. - Наши возвращаются к Смоленску. Митя скоро тут будет и сам скажет, что нам делать.
Молодая женщина старалась при этом улыбаться - глотая подступавшие к горлу слезы.
- Наши разбиты, - шептала старушка. - Олечка, надо нам уехать, дорогая. Укладываться надо скорее и уехать…
- Вы бы, маменька, Павлушу к коменданту послали узнать, в чем дело. А то мало ли что болтают в городе!
- Пусть сходит и узнает! А только как хочешь, но мы будем укладываться. Долго ли до беды! Вдруг неприятель нагрянет?
- У Неверовского целая дивизия. Да еще два драгунских полка! - сказал Павлуша.