Главк готов был вскипеть и возразить, но удержался, тотчас вспомнив, что он, как хозяин, обязан вежливостью по отношению к гостям и заметил, стараясь быть любезным:
- Да, конечно, вы, итальянцы, привычны к подобного рода зрелищам; мы, греки, мягче. О, гений Пиндара, божественные уста которого воспевали настоящие, греческие игры, - игры, где человек с человеком состязался и где победа была пополам с печалью!
- А козочка-то действительно вкусная, - заметил Диомед, желая, как светский человек, отвести разговор от щекотливого вопроса. Он с удовольствием следил за рабом, который мастерски, в такт музыке, доносившейся из сада, резал жаркое. С удовлетворенным видом знатока пробовал он отрезанный ему кусок. - Твой повар, разумеется, из Сицилии? - спросил он хозяина.
- Да, из Сиракуз.
После некоторого молчания заговорил сенатор, обращаясь к эдилу:
- Кажется, теперь Изида самое любимое божество в Помпее?
- Это уже давно, - возразил Панза, - но с некоторых пор она особенно превозносится всеми: статуя ее изрекает необычайные предсказания. Я не суеверен, но должен сознаться, что она в моей служебной деятельности не раз меня поддерживала своими советами.
- Да, и меня также, в моих торговых делах, - вставил Диомед.
- При этом как благочестивы ее жрецы! - продолжал Панза, - совсем не то, что наши надменные служители Юпитера и Фортуны! Они ходят босые, не едят мяса и большую часть ночи проводят в молитве.
- Говорят, что египтянин Арбак сообщил жрецам Изиды необыкновенные тайны, - заметил Клодий. - Он хвалится своим происхождением из царского рода и утверждает, что владеет неоцененными знаниями, сохранившимися от глубокой старины.
- Не будь он так богат, - сказал Панза, - то я бы в один прекрасный день мог сделать обыск, чтобы узнать, что это за колдовство, которое ему приписывает молва. И он не остался бы ни одного лишнего дня тогда в Помпее! Но богатый человек!.. Обязанность эдила охранять богачей. Да, а что думаете вы, - продолжал он после некоторой паузы, - об новой секте, которая здесь в Помпее недавно свила себе гнездо? Я разумею этих почитателей еврейского Бога, которого они называют Христом.
- Сумасшедшие мечтатели, ничего более, - сказал Клодий. - Между ними нет ни одного состоятельного человека, все темный, низкий народ.
- Но, однако, они отрицают богов, - воскликнул Панза с некоторым возбуждением. - Попадись мне хоть один из этих назарян, плохо ему придется!
- А вашему льву хорошо бы! - сказал воин, громко смеясь своей мнимой шутке и насмешливо взглянув на Главка.
Второе кушанье было окончено, гости откинулись на подушки и некоторое время молча прислушивались к музыке. Затем принесли разные фрукты, сладости и всевозможное печенье. Слуги, которые разливали до сих пор гостям вино, теперь поставили на стол бутылки, где на ярлыках был обозначен сорт вина. Саллюстий и Лепид играли в чет и нечет, а Клодий пытался заманить Главка игрой в кости, но напрасно. Тогда он схватил хрустальный сосуд, ручка которого, украшенная драгоценными камнями, имела излюбленную в Помпее форму переплетающихся змей, и воскликнул:
- Какой прекрасный бокал!
Главк снял с пальца дорогое бриллиантовое кольцо, и повесив его на ручку сосуда, сказал:
- Это кольцо придает ему более богатый вид и делает его менее недостойным твоего внимания, любезный Клодий; прими его и пусть боги даруют тебе счастье и здоровье, чтобы долго еще тебе приходилось частенько выпивать этот бокал до дна.
- Ты слишком великодушен, мой Главк, - сказал Клодий, обрадованный сюрпризом, передавая бокал своему рабу, - а твоя любовь удваивает цену подарка.
При переселении в Помпею, Главк воспользовался некоторыми, довольно важными услугами Клодия и потому охотно принимал его в свое общество и пользовался каждым случаем, чтобы оказать ему любезность.
Разговор завязался снова и становился все живее и непринужденнее, что не совсем понутру было сенатору; как человек уже пожилой и немного болезненный, он чувствовал, что такие пирушки ему не под силу. Он обратил внимание Веспия, которому надо было еще в тот же день вернуться в Геркуланум, что солнце уже склоняется к закату, при чем оба поднялись и тем как бы дали знак всем расходиться. Хотя Главк любезно настаивал, прося гостей еще остаться, но достиг лишь согласия выпить еще несколько заздравных тостов. Саллюстий вырвал несколько лепестков роз из венка, и бросив их в кубок выпил за здоровье хозяина, который, в свою очередь, выпил за здоровье гостей. Затем, Веспий поднял кубок за императора, как то было принято, после чего последний кубок был посвящен Меркурию, чтобы он послал всем приятный сон. Окончив последним возлиянием богам, все общество решило проводить приезжих гостей до виллы Диомеда.
В Помпее редко пользовались в таких случаях колесницами: и улицы были узки, да и городские расстояния слишком не велики, так что гости надели оставленные ими в столовой сандалии, прошли переднюю, благополучно перешагнули через сердитую, у порога нарисованную, собаку и отправились, завернувшись в свои легкие плащи, в сопровождении своих рабов, при свете восходящей луны, по улицам города к воротам, так как дом Диомеда был за городом.
ГЛАВА IV. Брат и сестра
Когда во время своего последнего пребывания в Египте Арбак случайно познакомился с родителями Ионы, то он вселил им такое расположение и доверие к себе, что они, умирая, совершенно спокойно поручили дочь и сына его попечениям. Вскоре после этого, Арбак решил взять сирот с собою в Помпею, и там, с течением времени, жениться на Ионе, а брата ее - Апесида - сделать жрецом Изиды, чтобы он таким образом, по принесении им жреческого обета, очутился в полной от Арбака зависимости. При мечтательном и легко увлекающемся характере Апесида, который считал египтянина за какое то особенное, возвышенное существо, одаренное сверхчеловеческой мудростью и знаниями, легко было Арбаку привести свой план в исполнение. Но красноречивый наставник в своем безграничном властолюбии не достаточно обратил внимания на чистоту сердца, пламенную любовь к правде и стойкость юноши, с которыми надо было считаться и вскоре стал замечать отчуждение в новом служителе Изиды.
Однажды, проходя через густую рощу, находившуюся среди города, Арбак увидал своего ученика, который стоял, прислонясь к дереву, с опущенным, мрачным взором.
- Апесид, - окликнул он его и участливо положил руку на плечо юноши.
Молодой жрец вздрогнул и почувствовал сильное желание убежать.
- Сын мой, что случилось? Почему избегаешь ты меня в последнее время?
Апесид не отвечал; глаза его продолжали смотреть в землю, губы дрожали, грудь усиленно дышала.
- Поговори со мною, мой друг; откройся мне, что тебя гнетет? - продолжал настаивать египтянин.
- Тебе?… Тебе мне нечего открывать!
- Но почему же ты мне так мало оказываешь доверия?
- Потому, что ты оказался моим врагом!
- Объяснимся, - мягко сказал Арбак, взял за руку сопротивлявшегося жреца и повел его к ближайшей скамье. Здесь, в тени и уединении посадил он его рядом с собою.
Несмотря на юношеский возраст, Апесид казался старше египтянина. Его нежное, правильное лицо было бледно и истощено; ввалившиеся глаза горели лихорадочным блеском; вся его фигура преждевременно согнулась, указывая на вялость мускулов. Лицом он был поразительно похож на Iону, только вместо величавого спокойствия, которое придавало столько благородства лицу сестры, его черты носили отпечаток его пылкого темперамента.
- Я оказался твоим врагом, - начал Арбак. - Я знаю причину этого несправедливого упрека: я тебя ввел в круг жрецов Изиды; ты возмущен их фиглярством и обманами - ты думаешь, что я тебя обманул; чистота твоей души оскорблена, ты считаешь меня одним из главных обманщиков.
- Да, да, - загорячился Апесид, - ты знал лживость этой безбожной касты, зачем ты это от меня скрыл? Когда ты возбудил во мне желание посвятить себя служению, на которое указывает моя одежда, ты говорил мне о святой жизни отрекающихся от земных удовольствий и посвящающих себя лишь науке; ты говорил о светлых радостях этих людей, приносящих все земное в жертву высочайшей добродетели! А вместо того, ты привел меня в невежественную, чувственную толпу, в общество людей, живущих только хитростью и обманом! меня, который надеялся проникнуть в тайны высшей мудрости и получить взамен оставляемых радостей жизни - небесное откровение, которое ты мне обещал! - судорожные рыдания заглушили голос юноши; он закрыл лицо руками и сквозь худые пальцы пробились крупные, тяжелые слезы и потекли по его жреческой одежде.
- То, что я тебе обещал, мой друг и воспитанник, то я и исполню. Все до сих пор бывшее - лишь испытание твоих добродетелей; ты их сохранил во время твоего искуса, который ты выдержал блистательно. Не думай более о туманных обманах, не сообщайся больше с низкой челядью богини Изиды, с подчиненными слугами притвора храма, ты достоин войти в святилище; отныне твоим руководителем буду я сам, и мою дружбу, которую ты теперь клянешь - ты еще благословишь!
Молодой человек поднял голову и пристально глядел на египтянина удивленным и вопросительным взором.