- А! - вскрикнула герцогиня и впилась зубами в палец, полными ужаса глазами глядя на Марго.
- Никто не станет доказывать, когда это никому уже не нужно, а людей, выдвинувших подобные обвинения, тут же уберут. Теперь, когда Карлу осталось уже недолго и в этом признались врачи, она мечтает посадить на трон Анжу, которого больше всех любит.
- Но ведь он в Польше!
- Ради престола Франции он примчится и оттуда. Уверена, наша мамочка ждет не дождется этого часа.
- Но к чему ей терять польское королевство? - возразила Генриетта. - Она могла бы посадить на трон Франциска, а Генриха оставить королем Польши.
- Она слишком любит Генриха. Франсуа, уязвленный этим, стал в оппозицию и готов пойти на что угодно, лишь бы помешать воцарению на троне брата и занять его самому.
- Какова же твоя роль во всем этом?
- Я всегда не любила свою властную мать, тебе об этом известно. Теперь, когда они объединились вдвоем против Франциска, я поняла, что не могу не помочь ему, оставшемуся в одиночестве. Пускай у него лживая и продажная душа, об этом всем хорошо известно, пусть взбалмошный характер и честолюбивые стремления, но я принимаю его сторону потому, что он бунтует против нашей матери, все действия которой направлены к выгоде Анжу и совершенно оттесняют на задний план его самого, хотя Карл пожаловал ему титул председателя Совета и дал звание коннетабля.
- Ради этого он и стремится стать во главе гугенотов, с помощью которых думает захватить престол и которым обещает в дальнейшем полную свободу вероисповедания?
- Да, Анриетта. Они помогут ему, он поможет им. Он старается что-то изменить в отношении правительства к протестантам, пусть даже в свою пользу. Он ущемлен в правах, так, во всяком случае, сам себя представляет тем, с кем имеет дело. Я соглашаюсь помочь ему еще и потому, что мне искренне жаль мужа, который мечется в паутине, сплетенной вокруг него моей матерью, и не может из нее вырваться, чтобы уехать в собственное королевство, ожидающее своего короля. А я мечтаю уехать вместе с ним, Анриетта, ведь я тоже королева. Там, в нашем маленьком государстве мы станем управлять собственным народом и будем дышать свободно и легко, не то, что в этой клетке, называемой Парижем, в одном из ее темных и мрачных уголков, именуемых Лувром.
- Ах, я так понимаю тебя, Марго, - вздохнула герцогиня Неверская, - но если бы я могла хоть как-то помочь тебе…
- И если я тогда выдала планы заговорщиков, - продолжала Маргарита, - то только потому, что яснее ясного видела всю их несбыточность и чувствовала трагедию создавшейся ситуации. Дело могло кончиться гораздо хуже, моя мать в гневе слепа и жестока. Предупредив ее заранее и дав ей, таким образом, в руки все козыри, я помогла ей выиграть партию. В упоении от победы, она стала мягкосердечной и ограничилась только приказом усилить надзор за королем Наваррским, Конде и собственным сыном. Выигрывающие всегда великодушны, я прочла об этом у Макиавелли; он и помог мне поступить надлежащим образом. Теперь я этого не сделаю еще и потому, что в новом заговоре снова замешан Ла Моль, и я не желаю собственной рукой подводить его под топор палача. Это и есть третья причина.
- Ты полагаешь, ему что-то угрожает? Но ведь он только карта в игре, которую ведут принцы. Вряд ли твоя мать, если ей удастся раскрыть заговор, возьмется за него.
- Именно за него она и возьмется. "Sic est".
- Но почему?
- Во-первых, потому, что он уже дважды будет уличен и заговоре против правительства; в первый раз, как ты помнишь, ему удалось избегнуть наказания. А во-вторых, не желая оставлять без внимания попытку мятежа, она примется искать виновников, коими в первую очередь окажутся ее собственный сын и оба мятежных Бурбона. На первого она закроет глаза, за вторыми, скорее всего, усилит надзор, только и всего; лишить их жизни - означало бы вызвать взрыв негодования у протестантов и подвергнуть опасности Париж, который немедленно осадят гугеноты.
- Ужели они так сильны? - недоверчиво подняла брови герцогиня Неверская. - И это после стольких-то поражений?
- Что поражения! Они только способствовали тому, что протестанты организовали на юге республику. Ла-Рошель, Ним, Монтобан, весь Лангедок, наконец, - все это не что иное, как единая гугенотская федерация внутри королевства, располагающая значительными силами и вооружением и живущая по собственным законам. Во главе ее маршал Д'Амвиль, брат Франциска Монморанси. О, он еще покажет себя, этот правитель Лангедока, моя мать узнает, каковы шутки с одним из сыновей покойного коннетабля. Помнишь, он приезжал в прошлом году во время прибытия польских послов?
- Разумеется, мне даже довелось принимать участие в их беседах с братом, моим мужем и королем.
- Ну, и что ты про него скажешь?
- Одну минутку, сейчас припомню. Роста выше среднего, волосы черные, нос с горбинкой, губы тонкие, глаза серые, широк в плечах.
- Всё? - спросила Маргарита. Генриетта пожала плечами:
- Я ведь с ним не спала.
- Могу добавить. Надменен, властен, жесток, но умен и справедлив, считает, что вопросы веры - демагогия церковников, с которыми надлежит бороться и изгонять упорствующих фанатиков за пределы государства, поскольку они одни за последние десять лет обескровили Францию так, как не случалось до этого за любые сто лет ее существования.
- Это он сообщил тебе в постели?
- Об этом я слышала из его уст на торжественном приеме в честь польских послов, который королева-мать давала в Тюильри.
- Должно быть, у него уйма любовниц.
- Об этом он не сообщил.
- Ну хорошо, а дальше? Помнится, ты говорила о Ла Моле. Что ожидает его в случае провала?
- Так вот, желая наказать мятежников, моя мать примется за второстепенных персонажей. Одним из них и будет Ла Моль. Худшее, что его ожидает - арест и тюрьма, лучшее - изгнание.
- Но что же они задумали? Как они планируют осуществить побег из-под юбок твоей матери?
- Об этом мне неизвестно, но Алансон весь кипит жаждой деятельности и уж, будь уверена, что-нибудь придумает.
- И сообщит тебе?
- Конечно, ведь я теперь их сообщница, его и моего мужа, и должна помогать им. И я помогу, Анриетта, всем, что только окажется в моих силах. Правда, не знаю, как после смогу смотреть в глаза Генриху, ведь еще задолго до отъезда он завербовал меня, сделал союзницей в планах против нашей матери и короля.
- Вот как! Что же ты должна была делать?
- Шпионить и докладывать ему то, о чем говорилось между матерью и Карлом. Но теперь все изменилось, Карл умирает и, полагаю, что Генриху я больше не нужна. А коли так, то я свободна в своих действиях и отдаю себя в полное распоряжение мужа, который, вырвавшись из плена, уедет в Наварру и увезет меня с собой.
- А что же будет дальше? Тебя не интересует, кто из братьев займет престол?
- Теперь для меня это не важно. Но одно я знаю: мой брат Генрих так же будет ненавидеть и истреблять гугенотов, как до него это было при Карле. Ему будет помогать его мать.
- Значит, в случае провала ваших планов неизбежно возобновятся гражданские войны?
- Да, Анриетта, но вряд ли при этом Фортуна улыбнется папистам, ведь Д'Амвиль объединил в единую протестантскую федерацию весь юг страны, и ему подчинились католики, которые боятся второй Варфоломеевской ночи, когда избивать будут их. "Memento mori".
Герцогиня тяжело и порывисто вздохнула.
- Остается надеяться, - произнесла она, сжимая ладони Маргариты, - что удача улыбнется вам, и заговор не будет раскрыт.
Глава 2
Новый план побега
Страсти накалялись. Алансон кипел жаждой деятельности и торопил Ла Моля воздействовать на умы сообщников - семейство Монморанси. Сам маршал непосредственного участия в заговоре не принимал, но являлся как бы руководящим мозговым центром операции, наиболее деятельными участниками, которой являлись младший брат Гильом де Торе и племянник виконт де Тюренн.
Семейству Монморанси была от всего этого прямая выгода. В случае провала операции его оставили бы незамеченным, несмотря на родство с королевским домом; Алансон же заверил, что, став королем, отдаст все места, занимаемые Гизами, семейству Монморанси и раздаст им другие самые высокие должности при дворе.
Итак, спустя некоторое время после знаменательного диалога двух подружек в особняке Монморанси состоялась другая встреча. Беседовать предстояло о том же, но члены были другие, и интимные мотивы не имели места. Состав участников: сам маршал Франсуа де Монморанси, его супруга Диана, Гильом де Торе, виконт де Тюренн, Лесдигьер, Шомберг.
- Хорошо, что вы не привели с собой Ла Моля, - проговорил маршал, обращаясь к Тюренну и Торе, - чем меньше людей будет в поле его зрения, тем лучше для всех. Кстати, чего ради он согласился участвовать в этом деле; только ли потому, что служит герцогу Алансонскому?
- Ему обещали чин капитана и поместье в Иль де Франс.
- Чушь! Он сделал это по просьбе Маргариты Наваррской, в которую страстно влюблен.
Присутствующие решили, что виконт сказал это из ревности: всем известно о его любовной связи с Марго.