- В Лувр я не пойду, ибо чувствую себя не лучшим образом, - решительно заявил Бюсси. - Вместо этого я приглашаю вас, друзья мои, к себе домой. Там мой слуга вновь перевяжет мои раны, а мы тем временем посидим за столом, уставленным бутылками с анжуйским вином, яичницей и индейкой, которую превосходно изготовит мой Пьер.
- Черт возьми, - вскричал Шомберг, - ваше предложение как нельзя более кстати, ибо после вчерашнего грустного ужина и еще более скудного завтрака сегодня утром я ничего не ел, и в животе у меня урчит, как в котле, в котором закипает похлебка!
- Вот и отлично, мсье Шомберг, - заключил Бюсси, - сразу видно, что вы большой любитель поесть, а я всегда уважал людей с такими наклонностями. А что скажете вы, Лесдигьер, на мое предложение?
- Ничего не имею против, Бюсси, - ответил Франсуа, - ибо, где еще познаются все прелести настоящей дружбы, как не за добрым бокалом вина и не в компании друзей?
- Отлично сказано, черт побери! Итак, в путь.
- Да, но вы говорили о каком-то свидании и уверяли нас, что оно очень важное. Как быть с этим?
- Ничего! Те, кому я был нужен сегодня, смогут подождать до другого раза. Мне стоит только при случае сослаться на неотложные дела либо на то, что король отправил меня куда-то со спешным поручением, как я буду прощен.
Друзья переглянулись и рассмеялись. Лесдигьер взял Бюсси под руку:
- Вы можете сказать правду, Бюсси. Честное слово, вы от этого только выиграете, ибо при виде нескольких пустяковых ранений вас, живого и невредимого во всем остальном, станут любить еще больше.
Бюсси смутился и слегка покраснел.
- Я знал, что вы догадаетесь о моем свидании с дамой. И, черт меня возьми, если вы неправы, утверждая, что мне все простят и даже станут любить еще сильнее. А потому забудем на время об этом и вспомним мудрое изречение мсье Шомберга, сказавшего, что ничего священнее дружбы на свете нет. Любовниц может быть сколько угодно, настоящие друзья бывают только раз.
- Я рад, что вы это поняли, граф; честное слово, с такой аксиомой гораздо легче шагать по жизни.
- А теперь мы отправляемся ко мне домой.
- А где вы живете? - спросил Шомберг.
- На улице Пти-Леон, у Бургундского отеля.
- Путь неблизкий. Но как вы себя чувствуете, Бюсси, сможете ли вы дойти?
- Превосходно, сударь, никогда не чувствовал себя лучше, чем сегодня, хотя мне даны были два важных жизненных урока.
- Какой же первый?
- Наказание зазнайства.
- А второй?
- Фехтования.
- Ну, фехтуете-то вы превосходно, спору нет, потягаться с вами может не каждый. Будь на моем месте другой, вы давно уложили бы его наповал.
- И все же я сегодня посрамлен; но, клянусь халатом святого Петра, нисколько не в обиде, ибо пострадал от лучшей шпаги Франции и теперь сам в этом сознаюсь, хотя и не верил в начале. Черт возьми, вас не зря так называют, Лесдигьер; меня предупреждали, что я буду побит, а я этому не поверил, Вы что же, и в самом деле были учителем фехтования?
- Такой должности у меня не было, но мне приходилось обучать гвардейцев маршала Монморанси.
- Но кто же учил вас самого? У кого вы брали уроки?
- Их было трое.
- Трое учителей? Но признайтесь, что все это были разные школы.
- Вы правы, их, действительно, было три: французская, испанская и итальянская.
- Черт побери! Мне следовало бы выбирать выражения в разговоре с вами, ибо драться так, как вы, может только учитель фехтования. Быть может, Лесдигьер, когда-нибудь вы научите и меня некоторым вашим приемам? Ну, хотя бы из испанской школы. Я слышал, испанцы славятся неотразимыми ударами.
- Это правда, - согласился Франсуа.
- Вы испытывали их на мне?
Лесдигьер улыбнулся:
- Что вы, Бюсси, я ведь с вами просто играл.
Бюсси побледнел:
- Как! Вы, значит, вовсе и не дрались со мной в полную силу?
- Должен вам заметить, Бюсси, - вставил Шомберг, - что господин Лесдигьер мог бы биться против троих таких, как вы.
Бюсси закашлялся. Лесдигьер похлопал его по спине.
- Что с вами, Бюсси? Вам нехорошо?
- О таких вещах надо хотя бы предупреждать, господин учитель.
- Да разве вас тогда можно было этим остановить?
- Это правда, - не мог не согласиться Бюсси.
- Будет время, я обучу вас кое-каким приемам. Я говорю это, зная, что вы храбрый и честный дворянин и никогда не воспользуетесь этим ни в низменных целях, ни против наших друзей.
- А кто ваши друзья?
- Вы еще повстречаетесь с ними.
- В таком случае, клянусь, что никогда не подниму руки ни против вас лично, ни против вас, мсье Шомберг, ни против кого-либо из ваших друзей, ибо уверен, что они так же великодушны и благородны, как и вы. В доказательство вот вам моя рука, господа, и пусть меня назовут самым последним негодяем, если я посмею когда-нибудь, даже под страхом смертной казни, либо предать вас, либо выступить против вас.
И они трое обменялись крепким рукопожатием.
- А вы, Шомберг? - спросил Бюсси, когда они уже сидели за столом в его доме. - Думается мне, вы не менее искусны во владении оружием, нежели Лесдигьер.
- Судите об этом сами, Бюсси, ведь я уже много лет беру уроки у моего друга.
Бюсси закивал головой:
- Что я спрашиваю, об этом можно бы и догадаться самому. Одно несомненно, - продолжал он, в который уже раз разливая вино в бокалы, - сегодняшний день был счастливейшим днем в моей жизни, и я нисколько не жалею о том, что произошло, потому что, кажется, обрел настоящих друзей, которых при дворе найти почти что невозможно.
- Мы тоже рады, Бюсси, - произнес Лесдигьер, поднимая бокал, - что сегодня имели честь обрести себе друга в лице одного из храбрейших и благороднейших дворян Франции. Именно за это я и поднимаю бокал!
- Превосходная рекомендация, клянусь тиарой папы! - произнес Бюсси, когда вино было выпито, - Таких слов мне не говорил еще никто. Обычно всегда сторонились меня да распускали всякие сплетни о моих любовницах.
- Это потому, - назидательно заметил Шомберг, - что никто прямо и открыто не смотрел в ваши глаза и не жал руку.
- Благодарю вас, господа. Таких благородных и честных людей мне встречать еще не приходилось. Однако я с тревогой думаю о том, что решат при дворе, когда увидят нас вместе, ведь свидетелями вызова были все.
Они задумались. Неожиданно Шомберг предложил:
- Мы объявим о том, что дуэль состоялась, но в процессе ее обе стороны пришли ко взаимному согласию и решили помириться.
- Что вы говорите, шевалье! Все тут же подумают, будто я струсил, испугавшись шпаги Лесдигьера.
- Это верно… - ответил Шомберг и, немного поразмыслив, подал еще одну идею: - В таком случае мы объявим, что дуэль прекратилась ввиду ранения в предплечье, в результате которого вы не смогли держать в руке шпагу.
- Такие дуэли обычно прекращаются либо после появления первой крови, что оговаривается особо, либо в связи с извинениями пострадавшего или возобновляются после его выздоровления. Но не таков Бюсси, чтобы извиняться, и все знают это, а также то, что не в моих правилах драться до первой крови. О повторном поединке тоже не может идти речь, поскольку все увидят нас вместе, а значит, отнюдь не врагами. И опять решат, будто Бюсси испугался.
- Но что же делать, Бюсси? - спросил Лесдигьер. - Вы сами видите какой-нибудь выход?
Тот только пожал плечами в ответ.
- А по-моему, - воскликнул Шомберг, - истина в том, что лучше валяться на земле пьяному, чем мертвому. Так говорили еще древние.
- Нет, Шомберг, - возразил на это Бюсси, - истина в другом. Она в вине. "In vino veritas". Так говорили древние. А поэтому откроем еще одну бутылку, авось ее содержимое прибавит нам ума.
- Или отнимет последний, - заключил Шомберг.
- Что вовсе не исключено, - добавил Лесдигьер.
Этим же вечером все трое отправились в Лувр.
Придворные толпились, роились и жужжали, как осы в гнезде. У всех на устах было одно - чем закончилась дуэль? Кто войдет сегодня в Лувр: тот или этот? Кого предстоит забыть на следующий день? Перестали говорить даже о любовных похождениях, настолько животрепещущей была тема нынешнего дня. Больше половины собравшихся предрекали победу Лесдигьера, особенно те, кто давно его знал, и кто не любил самовлюбленного и спесивого Бюсси. Остальные, а их было мало, были уверены, что победит Бюсси. Это были его любовницы, прошлые или нынешние, и те, кто уже испытал на себе силу его клинка.
Но каково же было всеобщее удивление, когда они оба в сопровождении Шомберга вошли в зал. Придворные ахнули, да так и застыли на месте с раскрытыми ртами. Все взоры устремились на вошедших, никто не смел проронить ни слова.
Бюсси выступил вперед, гордо оглядел сборище разряженных в пух и прах дам и кавалеров, положил руку на плечо Лесдигьеру и в мертвой тишине во всеуслышание громко объявил:
- Наш поединок с господином Лесдигьером, который должен был произойти нынешним утром, не состоялся ввиду того, что мы принесли друг другу взаимные извинения. Больше того, я объявляю всем собравшимся, что с нынешнего дня и до самого смертного часа мы с господами Лесдигьером и Шомбергом становимся друзьями.
Зал ахнул и зажужжал на все лады, приготовившись обсудить это неожиданное сообщение. Но Бюсси властно поднял руку и, словно римский трибун с кафедры, так же громко продолжил: