- Вы, мадам? - повернулся к ней Лесдигьер. - Но зачем?
- Затем, что невозможно жить при дворе французского короля и не иметь любовницы.
- Но мадам, - запротестовал было Шомберг, - неужели вы считаете нас такими беспомощными, что мы в случае надобности и сами не справимся с этим? В коридорах Лувра столько прелестных фрейлин…
Диана остановилась и резко повернулась к ним. На лице ее не было и тени улыбки.
- Вы, кажется, забыли, господа, о чем с полчаса назад я вам говорила.
Она смотрела на них, ожидая ответа, а они старались уяснить, какая связь существует между той беседой и теми словами, которые она только что произнесла.
Видя их полнейшее недоумение, Диана проговорила:
- Уж лучше вы найдете себе любовниц в доме дочери Генриха II, нежели во дворце его жены.
Теперь оба, наконец, поняли. Оказалось, это было не так уж и трудно. Они, молча, переглянулись: в таком щекотливом положении им находиться еще не приходилось.
- Ну, как вам мое предложение? - спросила Диана.
- Ваша воля, мадам, - ответили друзья, поклонившись герцогине, - но скажите нам хотя бы их имена, быть может, они нам уже знакомы, и эта встреча рискует превратиться в комедийный фарс.
- Ничего подобного не случится. Если я берусь за такого рода дело, то прежде всего забочусь о том, чтобы ни одной из сторон не было причинено ни малейшего морального ущерба. Они незнакомы вам, так же, как и вы незнакомы им.
- Они что же, из провинции? - спросил Шомберг.
- Об этом вы сами спросите их, мсье, у вас будет для этого предостаточно времени. Кстати, вы предупредили короля Наваррского о вашей отлучке?
- Разумеется.
- Хорошо, значит, он не будет за вас беспокоиться.
- И все же, как их имена? - спросил Лесдигьер, когда они снова двинулись по коридору.
- Одна из них - Анна, жена герцога Леонора де Лонгвилль, погибшего в прошлом году при осаде Ла-Рошели, невестка Франсуазы де Лонгвилль. Другая - сама Франсуаза, сестра герцога, вторая жена покойного принца Людовика Конде золовка Анны. Между прочим, если вам не известно, король Карл IX пожаловал герцогу перед смертью звание принца крови, так что я веду вас к принцессам.
- Честь слишком большая, - повернулся Лесдигьер к Диане и низко склонил голову, положив руку на сердце, - но, мадам, хочу вас поставить в известность, что со второй дамой мы с Шомбергом знакомы. Она была с нами в Ла-Рошели три года назад, когда туда приезжал ваш супруг с предложением от Карла IX к Генриху Наваррскому.
- Я знаю об этом, - спокойно ответила Диана.
- Но как знать, - продолжал Лесдигьер, - не окажется ли эта встреча совершенно излишней как для Франсуазы де Лонгвилль, так и для ее невестки или хотя бы для любой из них?
- Успокойтесь, господа, - с улыбкой ответила Диана, - все ходы уже рассчитаны и отступление исключено. Эти дамы с нетерпением давно уже ждут вас, разве вам мало этой моей рекомендации?
- Вполне достаточно, мадам, и если к тому же учесть, что мы не были близки ни с ней, ни с ее невесткой, то…
- Теперь вам предоставляется такая возможность, - перебила его Диана, - и знайте, что это - всего лишь одна из мер, предпринимаемых как контрудар в противовес действиям Екатерины Медичи.
И она с улыбкой посмотрела на них. Оба переглянулись и беспомощно пожали плечами. Что можно возразить на это, не могли же они обидеть хозяйку дома отказом? Да и так ли уж он был нужен?
Они остановились напротив дверей, у которых стоял солдат с алебардой. По знаку Дианы он притянул древко, и они вошли в зал, богато обставленный скульптурами античных богов и римских полководцев, выполненными, вероятно, великим Челлини и его учениками, увешанный картинами и гобеленами, изображающими библейские сюжеты и эпизоды из жизни каждого из двенадцати императоров, начиная с Гая Юлия Цезаря и кончая Домицианом, описанные в книге Светонием.
У одной из стен, на диване с резными подлокотниками и спинкой, обитом голубым венецианским бархатом, сидели две женщины в строгих платьях по испанской моде - с накрахмаленными брыжами вокруг шеи, сверкающими вкрапленными в них драгоценностями - и во все глаза глядели на вошедших. Над их головами висел в золоченой рамке портрет Генриха II, отца Дианы де Франс, сбоку в такой же рамке - портрет ее деда Франциска. На столе близ камина стояли два канделябра, по три витых зеленых свечи в каждом, между ними - ваза с цветами. Над камином - картина Тициана "Кающаяся Магдалина", рядом с ней в нише меж двумя колоннами полотно Джорджоне "Спящая Венера". На коленях у одной из дам, раскрытая книга Тассо "Освобожденный Иерусалим", другая слушает чтение, обмахиваясь веером.
Такова в общих чертах обстановка, в которую попали наши герои.
Улыбаясь, Диана подошла к дамам и, обращаясь к Франсуазе де Лонгвилль, проговорила:
- Мадам, я знаю - нет нужды представлять именно вам этих двух благородных дворян, которых вы, надо полагать, прекрасно помните по Ла-Рошели. Оба они капитаны и служили королеве Наваррской Жанне Д'Альбре; теперь они в свите ее сына, короля Генриха.
- Я хорошо помню то время, когда мне доводилось встречаться с этими молодыми людьми, - бархатным грудным голосом ответила герцогиня де Лонгвилль. - Я прекрасно знаю, кто был хорошим приятелем господина де Клермон-Тайара, - при этом она бросила выразительный взгляд на Лесдигьера, - и кто отрекся от своей веры в желании быть рядом с другом и служить верой и правдой тому делу, которому посвятил себя мой супруг, подло убитый при Монконтуре, теперь ее взгляд устремился на Шомберга.
Но - странное дело - тот смотрел вовсе не на нее, а на ее соседку. Но так как после слов Франсуазы воцарилось молчание, то Шомберг, почувствовав неладное, бросил быстрым взгляд на Диану де Франс, желая узнать по выражению ее лица, не поступают ли они как-нибудь не так, как следовало бы. И, едва он поймал на себе ее хмурый взгляд, как понял, что не ошибся. Он посмотрел на Лесдигьера и с ужасом увидел, что тот тоже не отводит глаз от Анны де Лонгвилль. У него даже сердце екнуло: вот так так! Выходит, им обоим понравилась одна и та же! Что ж, поистине красота сразу же привлекает к себе мужские взгляды, но не до такой же степени, чтобы ради этого совершенно оставить без внимания соседку Анны и, упаси бог, встать на пути у друга, который, кажется, уже не видел ничего вокруг, кроме предмета своего обожания.
И Шомберг с истинным самопожертвованием тут же перевел взгляд на герцогиню Франсуазу и обворожительно улыбнулся. И вовремя, потому что улыбка уже начала сползать с лица герцогини, начавшей подозревать, что ее внешность менее привлекательна, нежели ее невестки. Увидев, что Шомберг смотрит теперь только на нее, она чарующе улыбнулась и тут же взглядом попросила подойти поближе, что Шомберг немедленно и исполнил. Лесдигьер, для которого эта мизансцена осталась незамеченной, сообразив, что остался один и выглядит нелепо, тотчас оказался у ног жены герцога де Лонгвилля.
Диана довольно заулыбалась. Все решилось самым наилучшим образом, но она поняла, что помог ей в этом Шомберг, великодушно пожертвовавший собой ради друга, а потому не могла не восхититься его поступком и слегка пожала ему руку, когда он проходил мимо нее. Шомберг ответил ей взглядом, означающим, что он прекрасно все понял.
- Что касается меня, - проговорила тем временем прекрасная Анна де Лонгвилль, обнажив в восхитительной улыбке жемчужные зубы, - то я счастлива, познакомиться с господином Лесдигьером и его другом - мсье де Шомбергом, о которых много слышала. Не каждому выпадает счастье быть знакомым с тем, кого называют "первой шпагой королевства", и его другом, который, говорят, столь же искусен в обращении с оружием.
- Иначе и быть не может, мадам, - улыбнулся Шомберг, - ведь я брал уроки у самого Лесдигьера и, думается мне, у него нет причин упрекать меня в том, что я оказался неспособным учеником.
- Так вам, значит, уже успели наговорить про нас кучу всяких небылиц? - спросил Лесдигьер.
На что Анна, захлопывая ненужную теперь уже книгу, ответила:
- Появление всякого нового лица при дворе всегда вызывает жгучее любопытство, в особенности у женской половины, вам надо бы это знать, мсье. Тот, о котором совсем недавно говорил весь Париж, не может не вызвать живейшего интереса, особенно если учесть, что он протестант и был в Париже в ночь на святого Варфоломея. Все диву даются, как вам тогда удалось спастись от резни.
- Верно, с ним были его друзья, - заметила герцогиня Франсуаза, - которые и помогли избежать смертельной опасности. Не правда ли, мсье Шомберг? Ведь католики стреляли в гугенотов из пистолетов и аркебуз!
- Правильнее было бы сказать наоборот: это мсье Лесдигьер и наш друг Матиньон спасли от смерти в ту ночь вашего покорного слугу, мадам, - ответил Шомберг. - Не подоспей они на помощь, эти мерзавцы растерзали бы меня так же, как и остальных, и уже не довелось бы иметь счастье видеть вас, герцогиня, и держать вашу прелестную ручку.
И он, к огромной радости мадам Франсуазы, поцеловал ее пальчики.