- Они лишены рассудка… - проговорила королева-мать, уставясь в точку вдали, которая оказалась огромным крестом. Место ранения Жанны Д'Арк; сюда же в последний раз смотрела другая Жанна. - Чего они добиваются? Своей смерти?
Ей ответил граф де Рец:
- Бог всегда лишает рассудка своих овечек, которые понимают, что обречены и все же идут на смерть.
- Да, - сказала Екатерина, и никто не понял, отвечала ли она каким-то своим мыслям, резюмировала ли слова Гонди или соглашалась с тем, на что ее уговаривали.
С тайной мыслью об удаче, но, все же желая проверить, убедиться в том, что они правильно поняли, сын стал наносить последние удары:
- Город вооружается, несмотря на запрет короля! Парижане собирают кирасы и аркебузы, прицепляют к поясам кинжалы. Нельзя обманывать ожидания народа, иначе он не простит. Упусти мы сейчас возможность, протестанты свершат возмездие, и тогда будет нелегко, поскольку они станут готовы к битве. Мы же нападем первыми, врасплох, ночью, когда они будут видеть сладкие сны.
Но не знала Екатерина, что это Гизы вместе с ее любимым сынком Анжуйским распускают по городу слухи о том, что на них движется из Мо десятитысячное войско гугенотов.
Апофеозом заговора стали слова Гиза. Последний штрих подвел он под сомнения и колебания королевы-матери:
- Вы слышали, что кричат гугеноты? Завтра утром они пойдут к королю и потребуют ответа. Они грозятся убивать всех без разбора, они клянутся сами сурово наказать обидчиков адмирала. Горе нам всем, если они докопаются, что виновниками покушения являются герцог Гиз, королева-мать и ее сын герцог Анжуйский.
Екатерина сжала зубы. Этого она вынести уже не могла. В словах звучала прямая угроза ее жизни и жизни… кому же? Ее ангелу Анжу!
Внимательно наблюдая за ней, Гиз вкрадчиво добавил:
- Начали разыскивать причастных к покушению на адмирала. Грозили убить меня, потом Месье…
Она вздрогнула всем телом, губы задрожали. Взгляд - раненой пантеры. Как бы не упала в обморок. Но Гиз не желал замечать этого и продолжает кромсать словами-ножами трепещущее сердце:
- Убийца когда-то служил у Месье, скоро это станет известно. Ваш сын мстит адмиралу как полководцу враждебной партии, с которой он воевал; он является его первейшим врагом - так говорят гугеноты.
- Что они еще говорят? - глухо спросила Медичи.
- Колиньи становится хозяином Парижа, он отбирает это место у Анжу, который не может ему простить этого. Если то, что я сказал, дойдет до короля, он обвинит Месье и в приливе ярости…
- Что?..
- Собственноручно убьет его.
Она знала это. Бешеный Карл неуправляемым. А то, что Анжу участвовал в заговоре против адмирала - об этом король узнает из допросов после ареста одного из заговорщиков, хотя бы Гиза.
Тянуть время нельзя. Уже завертелись колеса механизма расследования злополучного покушения, выявления его организаторов. Теперь гугеноты не успокоятся, и король нынче - самая сильная фигура! - их союзник.
- Кажется, я сама себе уготовила ловушку, из которой могу выбраться теперь одним-единственным путем, - пробормотала Екатерина так, что никто не услышал.
И она приняла решение первой нанести удар, как советовали царедворцы. О последствиях она уже не думала.
А Гиз выдал еще пару фраз, поставивших окончательную точку в ее решении:
- Больше покушений не будет, адмирал пошел на поправку. Если король, уступив ему, даст согласие на объявление войны Испании, вы, мадам, перестанете быть властительницей; им станет Колиньи, и тогда неизбежна новая гражданская война. Выходит, вы зря пожертвовали дочерью ради мира.
Екатерина подняла бледное лицо и уставилась ему в глаза. Снизу вверх. Левое веко дергалось, губы дрожали. Она хотела сказать, но не могла. Он помог ей:
- Что касается массового избиения, то оно неизбежно воспоследует после устранения зачинщиков мятежа, их главарей, о которых вы говорили, ибо все гугеноты бросятся на их защиту. Только так можно сохранить мир в королевстве; пока гидра вся здесь, необходимо устранить ее присоски, которые она раскидала по всему Парижу и которыми собирается пить нашу кровь.
Гиз замолчал. Она думала. Все ждали.
Мир! Вот что было важно для нее и ее детей. Такой ценой? Что ж, пусть так. Кто хочет мира, должен готовиться к войне. И если это единственный способ, то она пойдет на это, что бы там потом ни говорили. Ее верные советники единодушны, и она должна быть с ними, ибо они - опора трона, ее сила, ее войско. Да и могут ли все в один голос быть неправы?
Ей надо подчиниться. Так они хотят, и значит, так должно быть. Ей надлежит быть заодно, она не может не оправдать ожиданий, они - сваи, на которых стоит престол ее сыновей, убери их - он закачается и упадет. Тем более, что все их слова - безжалостная правда, она и сама это видела и приняла решение чуть меньше четверти часа назад. Остальное время ей требовалось для окончательного утверждения его.
- Значит, они хотят убивать? - услышали заговорщики ее изменившийся до неузнаваемости голос.
- Да, мадам.
- Моих сыновей и меня?
- Всех, мадам.
- Тогда я первой нанесу удар! Этой же ночью! Их будут убивать в постелях, как щенят, и весь мир содрогнется, узнав, как наказывает король Франции за вероотступничество и за покушение на его жизнь!
Все вздохнули с облегчением, на лицах разгладились морщины.
- Решение мудрое и будет одобрено папой, мы все в этом умерены, - сказал Гиз.
- Не сомневаюсь, - ответила королева-мать.
Теперь она воспряла духом, в ней проснулась оскорбленная женщина и правительница, у которой ее мятежные подданные чтит отобрать власть, данную ей Богом и людьми. Екатерина сразу изменилась, теперь она была полна решимости действовать и даже удивлялась, к чему столько времени позволяла себя уговаривать. Ее подданные оживились, увидя такую перемену, ей стали советовать, спрашивать.
- Теперь надо добиться согласия короля, - объявила она. - Сделать это будет нелегко, ибо король благоволит к гугенотам, а адмирала искренне любит, так, во всяком случае, он уверяет всех. Надо убедить в их предательстве и вероломстве; здесь нужен тонкий психологический подход. Эту миссию я на себя не возьму. Пойдете вы, Гонди, вы сможете; вы его наставник, вас он всегда слушал. Затем пойду я, в трудную минуту вас поддержу.
На том и порешили.
Гонди вошел первым. Король пытливо уставился, недоумевая, чего ему надо.
- Сир, я пришел говорить о возмездии, о покарании безбожников, о наказании тех, кто мечтает сбросить вас с трона, чтобы сесть самому.
- Сбросить с трона? Невозможно… Кто же это? О ком вы, Гонди? - нахмурился король.
- О ком же, как не о гугенотах.
- Я так и думал. Вы, стало быть, тоже полагаете, что их выкрики и угрозы что-нибудь да значат? Считаете, что они способны на решительные действия? Смогут овладеть дворцом? И это после того, как я отдал им сестру!
- Вот именно, сир. Нельзя не видеть неизбежного конца, какой воспоследует за их угрозами и решимостью мстить.
- Как только я найду убийц адмирала, они успокоятся.
- Даже если это будет Гиз?
- Да, Гонди. Я обещал сурово наказать обидчика и сдержу королевское слово.
- А если это будет не Гиз, а кто-то другой? - осторожно спросил Гонди.
- Кто же, например? - и король застыл в ожидании ответа, глядя в каменное, непроницаемое лицо наставника.
- Ваш брат, сир.
- Мой брат?! - он сразу же понял, о каком именно идет речь, и обрадовался. - Вы полагаете, что это дело рук Анжу?
- И ваша мать.
- Как! - Карл поперхнулся, выпучил глаза и сделал несколько неверных шагов, удаляясь от Гонди, от лица которого не отрывал взгляда. В глазах его читался ужас. - И моя мать?! Она?..
- Да, сир.
Король все еще не верил, не мог поверить в такое злодейство. И от кого? От собственной семьи! Это было выше его понимания.
Да кто ему сказал? В конце концов, что он плетет? Думает, что ему все дозволено?
- И у вас, что же, есть доказательства? - глухо спросил король, опираясь рукой о подоконник, который он нащупал ладонью, когда отходил от Гонди, как от прокаженного.
- Есть, сир, - твердо, не моргнув глазом, ответил наставник.
- Где же они?
- Они здесь, сын мой, - ответил голос за спиной Гонди, и Карл увидел мать, неслышно вошедшую в комнату.
Карл сделал еще шаг назад. Теперь он будто сросся с подоконником. Бледный, с вытаращенными глазами глядел, как на привидение, на мать, медленно и неуклонно наступавшую на него. Руки тряслись, он глотал слюну и так глядел на королеву, будто это пришла его смерть.
Теперь им вдвоем предстояло начать наступление, и они попели его по всем правилам военного искусства, напористо и с размахом, не давая ему и слова вымолвить, приводя один несомый аргумент за другим, сгибая его, заставляя поверить и очевидное, убивая веру в невозможное силой доводов, основанной на общественном мнении и собственном авторитете, незыблемом и твердом, держащимся на его страхе и нерешительности.
Целый час вели они наступление; Карл, весь мокрый от пота, покрывавшего его лоб, мучился и ждал, когда же кончится этот кошмар.
Нет смысла передавать весь разговор, ибо пришлось бы тогда повторять все то, что уже было сказано в саду Тюильри. Делать это вовсе незачем. Достаточно сказать, что, действительно, пытка эта для короля продолжалась целый час.