Роман Р. Штильмарка рассказывает о революционных событиях на Волге в 1918 году. Автор выбирает наиболее острый момент - эсеровский мятеж, возглавляемый Борисом Савинковым. Книга построена на историческом материале, имеющем немалое познавательное и воспитательное значение. Быт волжан в предреволюционные и революционные годы, монастырские обычаи и отношения, история эсеровского мятежа на Волге, кровавые акции белогвардейцев, мстящих крестьянам, которые засевают конфискованные у помещиков земли, - во всем этом читатель найдет немало нового для себя и важного для правильного осмысления событий революции.
Содержание:
Вступление 1
Глава первая - Макарка-попович в корпусе и дома 3
Глава вторая - Госпитальное судно "Минин" 7
Глава третья - В небесах, на воде и на суше 11
Глава четвертая - Беглец 15
Глава пятая - В защиту Родины и Свободы 19
Глава шестая - Поволжская Вандея 22
Глава седьмая - Скитница Анастасия 25
Глава восьмая - Плавающие и путешествующие 29
Глава девятая - "Лихой привет" 31
Глава десятая - По волкам 35
Глава одиннадцатая - Марфа-трактирщица 39
Глава двенадцатая - Падающие звезды 43
Глава тринадцатая - Пассажир и капитан 46
Примечания 48
Роберт Штильмарк
Пассажир последнего рейса
Вступление
Старый пассажирский пароход "Лассаль", заканчивая навигацию, шел вне расписания из Рыбинска вниз. В Городецком затоне начальство должно было решить судьбу парохода: капитальный ремонт или списание.
Октябрьским вечером в Кинешме "Лассаль" стал под погрузку. Метеопрогноз подгонял - ожидались туманы и заморозки. А груз оказался самый невыгодный, легкий и громоздкий: корзины с пивом, хлопок в кипах, тюки ваты, ящики с парфюмерией и галантереей. Грузили всей командой, вплоть до судовых стажеров из речного техникума. Даже помощники капитана - "пом", "пом-пом" и "пом-пом-пом", как их прозвали стажеры, - скинули шинели, надели телогрейки и "козы" - ременные наплечники с упором на уровне поясницы, и, вместе со всей командой - давай вверх-вниз по трапам, то с ящиком, то с кипой на спине. Ночная погрузка, начатая вяло, пошла вдруг с таким веселым и злым азартом, что и пассажиры, мерзнувшие на пристани в ожидании посадки, не смогли остаться сторонними зрителями и тоже взялись помогать.
Руководил погрузкой капитан "Лассаля", рослый волгарь с поседелой бородой. Он держал в руке пачку документов на грузы и неторопливо ходил от трюма к трюму. И каждому грузчику хотелось быстрее и молодцеватее пробежать с поклажей мимо капитана.
Больше всех старался долговязый, болезненного вида гражданин в мятой шляпе и дешевом заграничном пальто. На первый взгляд от него было трудно ждать сноровки грузчика, но, видимо, бегать с ношей по трапам приходилось ему не впервой.
После полуночи капитан приказал радисту транслировать спортивные марши. Под эту задорную музыку темп работы еще ускорился. Всей артелью погрузку закончили к утру.
Даже пустую верхнюю палубу сплошь уставили ящиками, корзинами и тюками - прогуливаться здесь сейчас было некому. Из пароходной трубы повалил черный угольный дым, капитан взошел на мостик, дал в машинное команду "Готовсь!" и потянул рукоять гудка. Из медного остывшего зева сначала долго рвалась шипящая струя пара и брызг, потом протяжный рев отдался эхом от высокого берега: "Лассаль" извещал пристань Кинешму, что закончил погрузку, произвел посадку пассажиров и готовится отвалить, по всей вероятности, навсегда!
Кинешемская касса продала на "Лассаля" всего одно-единственное верхнее классное место. Купил его тот самый долговязый гражданин в заграничном пальто, что так усердствовал на погрузке. С чемоданчиком в руке пассажир остановился наверху, посреди полутемного коридора. Потолочная лампа в матовом плафоне еле освещала одинаковые двери кают, красную ковровую дорожку поверх протертого маслом линолеума и в дальнем конце - зеркальные стекла салона, запертого на ключ.
Из каюты с надписью "Проводники" выглянула пожилая женщина в синей телогрейке с меховым воротником. За ее спиной высились горы одеял и простынь, до самого потолка.
- Мне бы местечко, - робко попросил гражданин. - Каюту бы…
Женщина так удивилась, будто впервые в жизни увидела перед собой всамделишного пассажира.
- Как это каюту? Нешто они там, в Кинешме, с ума посходили, классный билет продали? Весь этаж нетоплен, система спущена… Сами-то вы соображаете, какие сейчас могут быть каюты?
- Да мне бы только пока руки вымыть да примоститься как-нибудь. Просто не верится даже, что опять берега эти вижу.
Пароход выходил на фарватер. Ветром распахнуло дверь на палубу. Снаружи донесло сочную дробь пароходных плиц, шелест волны у бортов. Из-под лестницы, снизу, тянуло смолеными канатами и остывающим паром. Пол в коридоре содрогался от работы машины. Ее мерный, спокойный гул то и дело перебивался неровной стукотней паровой лебедки и скрежетом рулевой цепи. Проводница не замечала, что пассажир взволнован этими будничными для нее звуками и запахами. Сверху спустился капитан. Несколько нерастаявших снежинок блестело в его бороде. Проводница пожаловалась на кинешемскую кассу.
- Не беда, Нюра, - сказал капитан. - Пристроим пассажира. Далеко едете, товарищ?
- Билет у меня до Нижнего, то есть до Горького, но я знаю, вы, кажется, только до Городца? Я там пересесть могу, мне ведь не к спеху. Хочу родные места увидеть, Кинешму, Яшму, Юрьевец. Давно я эти места покинул.
- В Яшме у нас будет стоянка часа на три. Успеете погулять, даже родных навестить. А покамест, если желаете, можете в рубку к нам подняться, оттуда все как на ладони разглядите.
- Идти мне в Яшме давно не к кому. А вот из рубки полюбоваться - за это спасибо от души!
- Надевайте тогда бушлат и шапку; чемоданчик свой и пальто оставьте у проводницы, внизу. Зима - не вата, не греет нашего брата!
Наверху таяла утренняя сизо-сиреневая мгла, разбавленная медленным приливом рассвета. Фабричные огни Кинешмы погасли. Город отдалялся и выглядел очень красивым с широкого речного плеса. Старинные арочные складские здания, соборная колокольня, береговые откосы, бульвар с беседкой, крутые лестницы и съезды к пристаням - все это, чуть присыпанное легкой осенней порошей, повторилось в оловянном зеркале стылой Волги.
- Вот, земляка-волжанина негаданно встретил! - пошутил капитан, представляя пассажира обоим рулевым, лоцману и стажеру. - Хочет гражданин отсюда рекой полюбоваться… А у тебя, Юрка, пароход носом рыскал, пока я внизу был. Ведь ты вел?
- Я, товарищ капитан, - смутился стажер. - Ветер здоровый.
- Почему же у Егорыча не рыскнет? Ни при какой погоде! Применяться надо к любому нажиму, и колесом рулевым так подгадывать, чтобы пароход твой не сдувало. Думаешь, Волга широкая стала, так не беда и с курса сойти?
- Действительно, какая стала ширь! - сказал пассажир. - Неузнаваемо все. Почти сорок пять лет здесь не бывал. Целый век человеческий!
- Это вы, значит, в самую революцию здесь жили? - заинтересовался стажер.
- Да. Пережил ее здесь, но, к несчастью, не сумел верно оценить то, чему был свидетелем. Стал жертвой ошибок, чужих и своих. И вот - жизнь прошла впустую. Это вам нелегко понять, у вас путь ясный.
В рубке замолчали. Стажеру очень хотелось расспросить странного пассажира подробнее, но в присутствии старших он стеснялся.
- Теперь первая стоянка в Яшме, - сказал капитан и вложил в переговорную трубку деревянную затычку. - Тверже веди судно, Юрка, смелее.