Давно в Горае такого не было. Кусок хлеба стал редкостью, зато мяса - в изобилии. Каждый вечер к мясной лавке пригоняют целые стада телят, коз, овец. Приводят коров, которые уже не могут давать молока. Их тощие зады облеплены комьями навоза, ребра выпирают так, что их можно пересчитать, животы болтаются, как пустые мешки. Глупые черные морды вытянулись от голода и жажды. Город наполнен тоскливым мычанием. Коровы падают на землю с одного толчка и быстро истекают кровью. Реб Гедалья спешит. Ловко перерезает зеленоватым лезвием глотки, отпрыгивает назад, чтобы не испачкаться. Заколотые телята опускают на землю головы и закрывают глаза, будто засыпая от усталости. Видно, они до последней минуты не понимают, какая участь им уготована. Овцы, связанные соломенной веревкой, кладут друг на друга перерезанные шеи, словно стараются продлить свою жизнь. Мясники топором отрубают головы еще теплым животным, умело снимают шкуры, вспарывают животы, вытаскивают внутренности: красные бархатные легкие, желудки, пузыри. Легкие надувают и хлопают по ним рукой, чтобы увидеть, нет ли в них дыр, не трефная ли скотина. Реб Гедалья стоит посреди двора, сжимая нож в зубах. Пейсы растрепались, густая до пояса борода развевается, над заросшими скулами бегают черные, глубоко посаженные глаза. Он подгоняет мясников:
- Живее!.. Кошерная… Кошерная…
На реб Гедалье вся община, он должен беречь время. Предводители задерживаются на собраниях, чтобы выслушать его мнение. Жены старост советуются с ним, как собрать пожертвования для сирот. Помещик дал ему право облагать евреев налогами по собственному усмотрению. Посланники привозят ему письма из Замостья и Владимира. Богачи из разных городов требуют его целительных мазей и отваров. К нему привозят девушек, одержимых бесом, больных детей со вздувшимися животиками. На столе в комнате реб Гедальи лежат листы пергамента, гусиные перья, упавшие с неба камешки, кусочки горной смолы. Стоит горшок с пиявками, пахнет тмином и мускусом. Здесь же лежит свиток, на котором записаны имена ангелов и бесов. Где-то в комнате даже спрятаны зеркальце в черной рамке и крестик на нитке бус. Сюда часто приходят ешиботники, и реб Гедалья изучает с ними комментарии Натана Газати и Авраама Яхини. Еще он учит их, как добывать вино из стены и мгновенно переноситься в другое место…
Чистым и праздничным выглядит Горай. Каждые несколько дней тут справляют свадьбу. Двенадцатилетние женушки ходят с животами. Благочестивые женщины следят, чтобы их дочери и невестки добросовестно выполняли супружеские обязанности. Реб Гедалья вместе с Лейви выдали замуж всех брошенных жен. По расчетам реб Гедальи, в конце лета протрубит рог Мессии, а за три дня до Рош а-шана на землю опустится облако, все праведные люди взойдут на него и улетят в Страну Израиля. Каждый день между молитвами он рассказывает народу о чудесах, которые скоро произойдут. У каждого праведника будет по десять тысяч рабов из иноверцев, они будут прислуживать ему и омывать его ноги. Герцогини и княгини станут кормилицами и мамками в еврейских домах, как сказано у пророка Исаии. Трижды в день они будут подходить к своему господину и низко ему кланяться. Калеки исцелятся, уроды станут красавцами. Есть евреи будут на золоте, а пить только вино. Девушки будут купаться в бальзаме, и их тела будут благоухать на весь мир. Юноши будут носить на боку мечи и отстреливать из лука последних врагов Израиля. Помещики, которые делали евреям добро, спасутся со своими женами и детьми и станут слугами богобоязненных иудеев.
Чем ближе осень, тем крепче вера жителей Горая. Торговцы забросили лавки, ремесленники перестали работать. Никто не делает запасов на будущий год, доедают то, что осталось. Ходить в лес за хворостом неохота, и народ завел обычай разбирать на дрова собственные дома. Ведь зимой все уже будут в Иерусалиме. Люди ломают заборы, снимают с крыш гонт и жгут в печах. Спят теперь не раздеваясь. Вдруг облако опустится ночью? Не надо будет в спешке натягивать одежду. В доме благочестивого реб Гудла книги запакованы в узлы, как на случай пожара. Три раза в день он выходит на улицу и глядит на восток, нет ли в небе какого-нибудь знамения, прикрывает ладонью глаза и повторяет:
- Господи, скорей бы уже! Сил больше нет ждать…
Поздней ночью реб Гедалья заходит в комнату Рейхеле. Женщина уже лежит в постели и спит. С тех пор как Рейхеле стала пророчицей и поселилась в доме реб Гедальи, она почти перестала есть и совсем не справляет нужду. Ее кожа стала прозрачной, белой, как перламутр, от ее тела исходит легкий, но отчетливый запах, как от книжных страниц. Во сне ей являются ангелы, а еще рабби Шимон бар-Йохай и пророк Илья. Они учат ее всю ночь. Часто она не спит до утра, повторяет наизусть отрывки из "Зогара". Как-то раз она заговорила с реб Гедальей по-арамейски. Когда она смотрит в книгу, страницы переворачиваются сами собой. Иногда она протягивает руку, чтобы что-нибудь взять, и нужная вещь тут же плавно летит к ней по воздуху, будто она ее притягивает. В темноте ее кожа искрится, излучает свет, как драгоценный камень. Сейчас она лежит на трех подушках, один глаз полуоткрыт, бледный нос заострился, дыхания не слышно. Реб Гедалья входит совершенно голый, только ермолка на голове, в левой руке свеча. Его тело густо покрыто волосом, как звериная шкура. Он снимает с нее белое шелковое покрывало, целует ей ноги и будит ее дрожащим голосом:
- Рейхеле, полночь… Небеса раскрываются… Пора!.. Крепись, Рейхеле… Настало время соединения…
Глава 8
ЗОЛОЧЕНЫЕ КАФТАНЧИКИ И МАРЦИПАНЫ
Конец лета. Толпы женщин каждое утро посещают кладбище, прощаются с мертвыми, которые, когда придет Мессия, переместятся в Страну Израиля по подземным ходам и окажутся там позже, чем живые. Целыми днями женщины голосят на могилах, просят у умерших родственников и соседей прощения, клянутся им, что воскресение близко, просят заступиться за них на небесном суде. Зажиточные измеряют кладбище, а потом жертвуют синагоге на свечи, бедные поливают могилы слезами. Даже детей приводят с собой, и они играют среди надгробий. Кажется, живые поселились вместе с мертвыми. Дивятся цыгане, вставшие табором неподалеку. Радуются гои, они надеются, что им достанется еврейское добро. В синагоге трубят в рог. Благочестивый реб Гудл каждый раз вздрагивает и прислушивается, а вдруг это рог Мессии. От волнения реб Гудл не может усидеть дома, бегает по улице туда-сюда, будто кого-то поджидает. Уже несколько дней, как на востоке появилось облако, оно медленно движется к Гораю. Вечером оно вытягивается, становится похожим на чудовищную рыбу, утром краснеет, будто горит огнем. Днем оно принимает облик корабля с серебряными парусами, и кажется, что оно стало ближе. Реб Гудл, да и не только он, верит, что это то самое облако, о котором написано в святых книгах, но говорят об этом тихо, больше намеками, чтобы не взбудоражить чернь. Женщины не могут отвести от облака глаз, многозначительно кивают головами. Все понимают: пока об этом лучше молчать.
Но пролетает день за днем, а чуда не происходит.
Чем ближе праздник, тем тише становится в Горае, словно большинство жителей уже покинуло город. Занавески на окнах опущены, ставни закрыты. Лавки заперты, или в них сидят дети. Безлюдно на рыночной площади, золотистый песок раскален, как в пустыне. Весь город затаился в ожидании. Соседи, встретившись на улице, разговаривают шепотом, не смотрят друг другу в глаза. Никто ничего не видит, будто случилось солнечное затмение.
До праздника осталось три дня. По всем расчетам, рог Избавителя должен протрубить сегодня. Но солнце уже садится, а ничего не случилось. И к святому дню ничего не приготовили. Дети и взрослые ходят босые и оборванные, нет ни муки для белого хлеба, ни рыбы, ни меда. Пошли к реб Гедалье спросить, что это значит, но оказалось, что он отправился в горы молиться в одиночестве. Пророчица Рейхеле уже несколько дней погружена в глубокий сон, и Хинкеле никого к ней не пускает. В последнюю минуту отправили в ближайшие деревни людей закупить, что необходимо, но они всё не возвращаются. Печально стоят убогие домишки, облезлые, с прохудившимися крышами. Сквозь дыры видна паутина и старый, сваленный на чердаках хлам. За лето местечко пришло в упадок. Поотрывали половицы, порубили топором мебель. Реб Гудл уже начал разбирать на топку стены. Женщины ходили по будням в праздничной одежде, теперь она запачкана и порвана. Ни у кого даже целой рубашки не осталось.
Никогда еще в Горае не проливали столько слез, как в этот раз на праздничной молитве. Едва старый кантор запел, его ноги подкосились, он упал на пол и остался лежать. Когда дошли до слов "вершит суд Бог Якова", вся синагога разрыдалась. Старик бил себя кулаками по голове и кричал:
- Отец небесный, сколько ж можно нас испытывать? Покажи уже Свою силу!..
День накануне Рош а-шана выдался холодный и дождливый. Небо, все лето необычно высокое и голубое, за ночь стало низким, затянулось серыми тучами и висело над местечком, как залатанное полотнище шатра. Окрестные горы, ярко-зеленые, как в Стране Израиля, скрылись в тумане, будто вообще исчезли с лица земли. Печи дымили, словно трубы внезапно сузились и дым не хотел в них идти. Жалким и убогим стал Горай, вдруг проглянула вся его бедность. Казалось, городок очнулся от сна и сам удивился собственной нищете.