Окончив наставления, Петер почувствовал отвратительную тошноту внутри, ибо он вспомнил Дюнкельдорф и подумал, что очень ловко свыкся с ролью простого воришки. Он вздохнул. Вскоре одиннадцать теней прошмыгнули через покосившийся забор и стали пробираться по дремлющему селению. Они бесшумно крались между домами хутора, стремительно перебегали между дымящими кострищами и проворно заползали в темные дверные проемы. Своими шустрыми пальцами Фридрих стягивал всякую всячину с подоконников, которые крестьяне решили не запирать на ставни в эту тихую летнюю ночь. Карл шнырял между домами, вынося изнутри то несколько хлебов, то медовые соты. По всей деревне вдоль плетней, под окнами и между крошечными хижинами ни о чем не подозревающего люда скользили легкие детские тени. Только крестьянский храп, да редкое приглушенное ворчанье пса, подозрительного спросонья, нарушали безмолвие.
Вскоре запыхавшиеся дети собрались за стенами деревенской ограды, и расселись кружком под защитой деревьев. Не обошлось без тяжких вздохов и парочки сдавленных смешков, прежде чем каждый из них представил свою добычу остальным. Один гордо выложил на середину освещенного луной круга две свечи бараньего жира, другой – глиняной кувшин сидра и плетенку с ранними яблоками. Фридрих вынул пригоршню полосок копченой свинины и кишок, а Вил достал большой кусок сыра, отличную свинцовую пряжку и ковшик с медом.
– Отлично, ребятки, – поздравил их Петер, осмотрев добыток. – Просто отлично. – Сам он где-то стянул хлюпающий бочонок с элем, который он подкатил к изумленным мальчикам. – Смотрите, что у нас еще есть. Это наше оружие, – довольно сказал он. – Теперь наблюдайте, как оно поразит нашего противника!
Команда вернулась к нетерпеливым захватчикам и подошла к самому огню, чтобы предъявить добычу. Леопольд с Альфредом громко засмеялись, увидев разнообразное богатство награбленного.
– О, Боже правый, – гоготал Альфред, – сокровищ маловато, зато столько нужных и важных вещей! Кажется, мы отлично поладим, партнеры! Однако жаль, что вы забыли прихватит что-то из одежи для маленького хряка. Ach, да ладно. Главное вы раздобыли эля.
Забыв про детей, солдаты запустили огромные руки в свои мешки и выхватили две огромные деревянные пивные кружки, которые они немедля окунули в раскупоренный бочонок. Петер подмигнул Вилу, ибо знал, что за плоды приносит жадность до молодого пива! И как заведено, вскоре похитители, смеясь и пошатываясь, разгулялись в темноте, то дружно напевая что-то, то через мгновенье угрожая друг другу мечами.
Петер медленно отвел детей к краю стоянки, откуда они наблюдали за двумя простаками, которые опустошали кружку за кружкой. Через несколько часов веселья Леопольд нетвердой походкой приблизился к Петеру.
– Коли ты, священник, чаешь обкрутить нас, – промямлил он со злобой в блестящих глазах, – этим элем, ты, ты… э-э-э… Мысли куда-то разбрелись…
– Уверяю тебя, мой добрый друг, я не желаю тебе ничего злого.
– Ну да, как же, – пробормотал солдат, возвращаясь обратно к бочонку.
Они пили, пока на восточном небе не показались первые признаки рассвета, и Петер забеспокоился, что скоро проснутся сельчане и хватятся пропавших пожитков. "Ох, – подумал священник, – они нас найдут и не станут верить нашим словам". Он взглянул на красноглазых разбойников, которые все еще сохраняли остатки сознания, невзирая на снотворную траву, которую он тайком добавил в эль. "Эх, слишком мало белены, – с досадой подумал он. – Ах, кабы я не выбросил тогда белладонну!" Но было не время для сожалений, и Петер знал, что надобен новый план – и поскорей. Некоторое время он только смотрел на Соломона, потом осторожно прошептал Вилу.
Вил улыбнулся и рукой подозвал Фридриха. Ему также был доверен план Петера, и все трое стали осмотрительно подбираться к захмелевшим воинам.
Петер прокашлялся и впился глазами в Леопольда.
– Доброго утра тебе, сын мой. Я ожидаю услышать о твоих повелениях на грядущий день.
Леопольд потер чумазые щеки и промямлил:
– Ja, ja, да-да, старик, Богом… – запнулся он, зевая, – Богом клянусь, мы повторим вчерашнее. Мы с-с-с…
Отяжелевшие веки его опустились, но Петер наклонился ближе и сразил Леопольда длинным монотонным потоком рассуждений о смысле жизни, непостижимости Бога, философии и риторики, астрономии и тому подобном, от чего солдат, безусловно, провалился в глубокий и крепкий сон!
Альфред тем временем каким-то образом сумел подняться с земли и спиной опереться о надежный сосновый ствол, но его все равно одолевала тяжелая дремота. Вил присел перед ним, чтобы проверить, насколько тот еще владеет собой, но разбойник только невнятно пробубнил:
– Прочь… щенок, а не то… дорого за… платишь.
Голова его упала на грудь. Вил знаками поторопил Фридриха, и через несколько мгновений своими проворными пальцами малыш уже развязал веревки на кошельке и вынул из него несколько монет. Он тихо выложил пригоршню серебра себе на колени и полез за новой порцией. Почти опустошив кошелек, он проворно завязал ремни, подмигнул Вилу и пробрался между деревьев к Петеру.
Занудная лекция Петера сослужила отличную службу: Леопольд дремал без памяти. Старик внимательно следил за храпящим болваном, пока Фридрих осторожно пересыпал монеты Альфреда в кошелек Леопольда.
Вдруг Альфред нежданно метнулся спросонья, отчего Вил подпрыгнул и отскочил на несколько шагов назад, напугав Гертруду, которая пронзительно вскрикнула и метнулась в лес, мутно-серый от предрассветной дымки. От стремительного бегства девочки остальные вспомнили о собственных страхах, и лагерь мгновенно наполнился испуганными детскими криками.
Суматоха вывела солдат из дремоты, и они поднялись. Леопольд еле держался на ногах. Он метался во все стороны, ревел на Альфреда и хватал всех, кто попадался ему под руку. Разбойник загнал Марию в лес и поймал ее за волосы. Она завизжала, увидев, что он вытаскивает из ножен меч.
– Всем стоять, я сказал, или, клянусь всеми святыми, я снесу ей голову.
– Точно. И я ему подсоблю. Теперь всем стоять на месте, всем до единого, – орал Альфред.
Большая часть детей уже застыла на месте, и остальные тоже постепенно вняли мольбам схваченных товарищей.
– Добрый Леопольд, – убаюкивающий голос Петера был подозрительно спокоен. – Никто не пытался сбежать, славный господин, нет-нет, клянусь тебе. Перепуганные дети лишь сторонились лиха, ведь Альфред прознал о твоем воровстве.
Одурманенный солдат непонимающе взглянул на Альфреда. Альфред, не мешкая, решил проверить гнусный намек: он разорвал ремни кошелька и стал пересчитывать монеты. Леопольд же туго скрутил в руке Мариины волосы.
– Что за… что за смуту ты сеешь, старый…
– Гм-гм, я бы советовал тебе промолчать. Да-да, я уверен, что я…
– Отвечай, старик, или девчонка лишится своего языка! – прогремел Леопольд.
– Ну в этом, разумеется, нет никакой надобности, – с запинками протянул Петер. Он нетерпеливо посмотрел на Альфреда, который неуклюже считал свое добро. "Вот тупица! Ну и дурень! Да поторапливайся же", думал он. – Мой господин, искреннее желание мое – быть всегда и во всем только лишь миротворцем, – улыбаясь, добавил он.
Наконец лицо Альфреда стало подергиваться и надуваться.
– Где мои остальные деньги? – требовательно обратился он к соучастнику.
Леопольд повел плечами и безмолвно выпятился на разгневанного товарища. Он суетливо обратился к Петеру.
– Ты здесь что-то натворил, священник…
– Прошу прощенья, сир, но я связан клятвой говорить лишь истину и…
– Говори, человек! Говори, где мои монеты! – заорал Альфред.
Петер поклонился.
– Должен сознаться, Альфред, что я видел, как Леопольд взял твои пфенниги и переложил их себе в мешок, пока ты спал.
– Ты лжешь, старик! Лжешь! – закричал Леопольд. Он сорвал с пояса мешочек и подкинул его в руке. Но его глаза вдруг расширились, ибо разбухший кошелек упал ему на ладонь двойной тяжестью. У него затряслись губы, но прежде чем он успел вымолвить хоть одно слово, Альфред выхватил меч и кинулся на него.
Ловко расставленная ловушка захлопнулась! Петер сразу же велел самым маленьким детям бежать в укрытие леса.
– Бегите! Бегите! Быстрей, агнцы мои! А вы, Вил, Карл, Георг, ты, Ион, и ты, Фрида, хватайте, что можно, – и в лес! Быстрей! Быстрей же!
Старшие дети сновали и суетились по поляне, стараясь как бы ни попасть при этом под руку одного из дерущихся разбойников. Они собрали все одеяла и провизию, – всё, что только могли унести, – и исчезли в утреннем тумане вслед за остальными спутниками.
Оставив позади себя лязг клинков, мычанье и проклятья дерущихся солдат, дети со всех ног помчались по лесу. Они спотыкались о поваленные стволы, падали и поднимались снова, скатывались по одной стороне лощины и стремительно вскарабкивались по другой. На бедного Петера стоило посмотреть: как он прихрамывал и шатался на своих длинных паучьих ногах, несясь во весь опор в дымном свете утра, похожий на старую телегу на кривых осях, которая кренится то в одну сторону, то в другую. Наконец колонна выбежала на клочок земли, покрытой дерном, и запыхавшиеся крестоносцы повалились на мягкий прохладный настил. Но Петер не дал им отдышаться и поторапливал всех в путь.
– Прошу прощенья, дети, – просипел он, – но нам надобно бежать далее, и мы должны спешить.
Спустя многие и многие минуты бега Петер, наконец, решил, что они в безопасности, и позволил обессиленным детям недолгую передышку. Все дружно, со стоном упали на толстый игольчатый ковер хвойного леса. Вил утер пот с лица и, пользуясь случаем, напомнил пыхтящему священнику о своем главенстве.
– Да-да, о Боже, конечно, юноша, – с одышкой проговорил Петер. – Ты у нас самый главный.