– Верно, сын мой, я знаю, что частенько лицемерю. Я лишь пересказываю мудрость другого человека.
– Вот и придержи эту мудрость, старик, – отрезал Вил, – и предлагай ее Карлу. Ему она интересней, чем мне.
* * *
В сумерках дорога стала темнеть, и Вил приказал спутникам остановиться и сделать привал. Петер ушел в лес, чтобы уединиться для вечерней молитвы, но не мог избавиться от муторного смутного чувства. "Быть может мы должны уйти с дороги, дабы найти убежище в лесистых землях, находящихся на расстоянии всего полдня ходьбы".
Фридрих тоже почувствовал что-то дурное и подергал Карла за руку.
– Тут что-то неладно, Карл, – прошептал он. – Ничего не говори остальным, а не то засмеют, но деревья… прислушайся вновь.
Карл услышал, как в ближних елях пронесся порывистый шелест, и кивнул.
– Скажи Петеру.
Фридрих с готовностью согласился и нырнул в темноту, чтобы найти старика. Ведя за собою Петера, он вместе с Карлом подошел к Вилу и остальным.
– Должен признаться, что пока мы на этой дороге, меня самого не оставляет чувство опасности.
Томас нагло встрял в разговор.
– Так что, нам теперь дружно слушаться говорящих деревьев Фридриха и стариковских страхов? – Он обратился к Петеру. – Ты заставишь нас войти в тот черный лес, полный ведьм и духов?
Самые младшие забеспокоились. Они вглядывались в угрожающий лес по обе стороны, и им вовсе не хотелось заходить в него. Никого не прельщала идея войти в обитель призраков, но лихая доля, которая, возможно, ожидает их на открытой дороге, также нагоняла страху. Вил не знал, как поступить, и Томас воспользовался его замешательством.
– Итак, Вил, у нас кажись, возникли трудности. У тебя нет ни готового плана, ни достаточно ума, чтобы его придумать, да и слушаешь ты советов – вот смеху то! – говорящих деревьев. Твои крестоносцы больше не верят тебе. Мне кажется, что ты более не годишься в предводители.
Такой неожиданный удар со спины застал Вила врасплох, а Томас все гнул свое.
– Думаю, пришло время, Вил, чтобы я повел отряд. Подумай сам: не я позволил Лотару умереть, не я оставил Иона-третьего каким-то чужакам, не я поджег город. Не зря Петеру чуется опасность. Нас всех еще могут повесить благодаря нему. И не я довел всех нас до полуголодной жизни, но именно я достал всю ту пищу, которую мы имеем, и именно я…
– Захлопни рот, ты, змей поганый, – сделал свой выпад Вил. – Я здесь распоряжаюсь, а ты либо следуй за мной, либо ступай своей дорогой.
Томас стоял уверенно, несколько удивленный резким тоном Вила. Он скрестил руки на груди и наклонился к Вилу в самое лицо.
– Посмотри на них. У них ведь нет выбора, а? Теперь они боятся и леса, и дороги. Естественно, они не вернуться обратно в Дюнкельдорф, и переплыть реку они тоже не могут.
Вил обозрел лица, окружавшие его. Он не мог не заметить, как они, один за другим, опускали глаза.
– Итак, Вил, – напирал Томас, – теперь я вожак. Ты можешь преспокойно мечтать о бравых похождениях в Палестине, а я уж позабочусь о хорошем присмотре за детьми.
Томас обратился к Карлу.
– Эй, ты. Бери толстяка и перенесите лагерь на берег реки, подальше от дороги.
Карл смутился и с волнением посмотрел на озадаченного Вила: что скажет он. Петер мгновенно учуял нависшую угрозу и поспешно подошел к Томасу.
– Мой мудрый и сообразительный друг. Я весьма впечатлен твоей великой мудростью и равным ей милосердием. Как благородно с твоей стороны предложить себя на служение другим. Я благодарю любящего всевышнего Бога за то, что твое сердце благоволит к нам.
Томас сморщился.
– Я ни за что Его не благодарю, и вовсе не разделяю твоих пристрастий. Я устал мотаться за этим златовласым идиотом. Теперь эти овцы – мои, и будут выполнять мои повеления.
Петер помолчал, чтобы дать словам Томаса глубже и больнее полоснуть по сердцам остальных. Затем он посмотрел на мальчика и прошептал.
– О, милый мой, тебе бы не следовало расставлять сети на полном виду у птиц.
Томас понял, что слова были сказаны не от сердечного расположения к его особе.
– Хватит с меня загадок, старый, бесполезный бродяга, и делай, что велю, а не то получишь по башке.
– Прости меня, юный отрок, – медленно произнес Петер. – Позволь смиренно напомнить, что человек, владеющий собой, лучше завоевателя города.
Это последнее замечание уязвило гордого Томаса, и он угрожающе шагнул вперед. На шее Соломона волосы стали дыбом, а пасть оскалилась и издала низкий рык. Не в силах сдержать себя ни секунды дольше, Вил запрыгнул между ними и схватил Томаса за тунику, рывком приблизил его осклабившееся лицо к своему.
– Последний раз говорю, – сказал он. – Заткни рот. Сегодня мы ночуем здесь, а завтра – там, где я скажу.
Черные глаза Томаса вспыхнули. Он замахнулся и сильно ударил Вила по щеке, отчего тот пошатнулся, но сумел удержаться на ногах. В отместку Вил яростно ударил противника – раз, потом другой, третий, нанося Томасу удары по животу, груди и голове. Жестоко заехав сопернику в нос, Вил повалил его на землю. Томас с воем рухнул.
Но парень не сдавался. Он набросился на Вила, стал царапать его, кусать и пинать, неистово вопя во все горло. Они сцепились в суровой схватке, а ошарашенные спутники отступали все дальше и дальше. Истекающие кровью лица дерущихся исказились от злобы и проклятий, пока, наконец, Томас не упал на землю, хватая ртом воздух. Он лежал в темноте, и до него доносились крики спутников, радующихся его поражению. На глаза ему навернулись слезы, и он изорванным рукавом вытер лицо. Он с усилием встал, и, покачнувшись назад, вдруг поразил Вила резким пинком в бок и ударом по челюсти. В мгновенье ока он выхватил кинжал с пояса противника и сделал выпад в направлении его сердца.
Вил отступил, дабы спастись от клинка. Теперь он очутился лицом к лицу с врагом, который жаждал его смерти. Пока гладиаторы пронзали друг друга напряженными взорами, дети испуганно молчали. Томас отдался во власть всей той ненависти, которая годами тлела в глубине отринутой всеми души. Его выпученные глаза налились кровью. Оттопырив губы как у дикого волка, который чует близкую кровь жертвы, он медленно кружил вокруг Вила.
Внезапная перемена в расстановке сил застала Петера врасплох, и он почувствовал себя беспомощным. Он мельком бросил взгляд на собственные шаткие ноги и хилые руки. Потеряв всякую надежду, он в сердцах стукнул посохом оземь и поднял глаза в отчаянной молитве.
Внезапно Томас снова ринулся к противнику, но Вил ловко увернулся и пнул правой ногой Томасу под живот, а кулаком наддал по затылку. Томас плашмя полетел в траву, а Вил продолжал колотить по его спине. Прежде чем Томас успел собраться с мыслями, Вил выхватил кинжал из рук соперника, схватил его за волосы и приставил клинок к дрожащему горлу врага.
Взгляд победителя дико и безумно вперился в затылок Томаса. Вил прорычал:
– Назови хоть одну причину, чтобы мне оставить тебя в живых.
Томас не смог ответить.
– Отличная работа, – вмешался Петер, судорожно заковыляв к противникам. – Отлично, доблестный Вил. Теперь время протянуть руку милости к заблудшему другу.
– Другу? – переспросил мальчик. – Этот предатель мне не друг, а его кровь лучше пролить раньше, чем позже.
Петер ласково положил руку Вилу на плечо.
– Сын мой, прошу, взгляни на меня.
Вил нехотя обратил разгоряченное лицо к Петеру и посмотрел в его строгие, но любящие глаза.
– Прошу тебя, юноша. Ради малых сих, которые смотрят сейчас на тебя, пощади парня, – тихо попросил он.
Вил чуть слышно, ворчливо выругался и напоследок вдавил лицо Томаса глубже в пыль. Он встал.
Вслед за ним на ноги неуклюже поднялся Томас, отряхнул с одежды грязь и пристально посмотрел на Петера. Не было в его глазах благодарности, а только адский огонь горел в них.
– Ты за это дорого поплатишься, старик, и все вы с ним заодно.
Он дерзко посмотрел на Вила и Петера, и, кинув последний разъяренный взгляд на Карла с Георгом, исчез в темной чаще.
Карл шагнул вслед ему.
– Томас! – позвал он. – Вернись! Мы прощаем тебя. Томас.
Петер остановил его.
– Отпусти его, сынок. Человек должен заплатить за несдержанные слова. Ежели ты освободишь его от повинности сейчас, она останется неискупленной.