Женщина достала из шкафчика под образами кусочек хлебушка, немного побольше, чем лежал на столе в доме Сидорихи, отрезала половину и разделила её надвое, протянула дочери с подругой.
Он так и рассыпался в руках мякиной и картошкой.
- Пойдём, посидим возле дома, - кивнула Аня подруге.
Сели доедать крошки на скамейку под окном. Ажурным абажуром свисали сверху неспелые гроздья рябины, не закрывая от полуденного солнца.
Аня вздохнула:
- Ой, Нин, как жить будем?
Нина отыскала взглядом в траве лягушонка и ждала, куда он прыгнет: к дому или обратно в болото.
- Не елись нам там котлеты, рулеты, - блуждали по камышам, по лугу и деревне вдали лисьи Анины глаза. - И что приехали, дуры? Работали бы там, да и всё…
- Так давай и вернёмся, пока границы открыты, будем работать пока.
- А что я матери с отцом скажу? У тебя-то тётка одна в деревне, и та злая…
Аня поднялась со скамейки, сорвала зеленую гроздь, отправила в рот пару ягод.
- Горькая! - бросила рябину в траву.
Потревоженный лягушонок отпрыгнул обратно в трясину.
- Скажу, что еду устраиваться в город на работу!
Мать не возражала: всё лучше, чем в деревне голодать.
- Иди, устраивайся. Здесь сама видишь, как…
Станция, точка отчета перемен, снова привычно замаячила вагонами, спешащими куда-то пассажирами.
По тому, как испуганно и суетливо озирались две девушки, только у одной из которых был хоть какой-то багаж, проницательный наблюдатель сразу бы догадался: в Брест они прибыли перекладными поездами, то затаившись в полумраке прохладного вагона, то вжавшись всем телом в последний вагон, буквально пойманный за хвост в момент отбытия.
Но наблюдать было некому. Каждый куда-то спешил.
- А ну, девчат, дорогу, - едва не сбили с ног грузчики с ящиками, разгружавшие прибывший на другой путь состав.
- Из Германии поезд? - спросила Аня.
- Из Германии, из Франфурта- на- Одере, - ответил, гордый своей осведомлённостью, чумазый мальчуган лет пятнадцати, один из грузчиков.
По- лисьи вихляя бёдрами, Аня приблизилась к паровозу.
Машинист средних лет, но совсем седой, задумчиво курил, глядя, как на соседнюю платформу высыпали только что вернувшиеся из Германии солдаты.
- Дяденька, - обратилась вполголоса Аня. - Возьми нас с собой в Германию. У нас соли нет, хоть привезём…
Соли, действительно, не было нигде по всей стране, но машинист подозрительно посмотрел на чаровницу с глазами лисицы:
- Как я вас возьму?
- Да возьмите вы нас, - заканючила Аня. - Что вам, жалко? Пожалуйста.
- Ну ладно, - докурил папиросу. - Садись к машинистам в первый вагон. Только, как доедем до границы, залазь на полку за чемоданы. Уже проверяют пограничники.
- Не волнуйся, гражданин начальничек, - хохотнула Аня. - Мы не подведём: с собаками будет искать - не найдут.
Махнула подружке рукой:
- Пойдём.
- Постой, постой, - поймал за локоть Нину машинист. - Поедешь в паровозе кочегаром.
- Как это кочегаром? - удивилась девушка.
- А вот так, полезай в паровоз, - показал смеющимся взглядом на лестницу, ведущую вглубь важного, как вытянувший шею гусь, локомотива.
- Увидишь там сразу куртку и брюки. Переодевайся, а платье своё фильдеперсовое спрячь подальше от глаз пограничников. И кепку надень, тоже там, чёрная, где куртка и штаны. Да волосы запрячь получше! И лицо сажей намажь! - крикнул вслед со смехом. - А то не кочегар, а барышня кисейная!
Вскоре из трубы, придававшей закопчённому сходство с породой лебединых, повалил дым. Скорее даже, паровоз напоминал черногузов, только те скользят по глади величаво, в поезд знай себе стучит, да гудит истошно: "мы едем!".
Настоящие кочегары с другими машинистами и их помощниками уже развлекали в другом вагоне Аню разговорами. А Нина быстро сменила платье на робу. Рабочая одежда оказалась девушке велика, только чёрный головной убор наподобие берета пришёлся впору. Машинист, между тем, остался доволен:
- Только волосы спрячь, а то сразу видно, что девчонка. И не оглядывайся на пограничников. Зайдут - знай себе, кидай уголь, будто тебе не до них.
Нина кивнула и принялась шевелить угли, проникаясь важностью от осознания вверенной ей миссии. Она и впрямь не заметила, как вошли пограничники. А они не обратили внимания на неё: кидает уголь мальчишка - ничего особенного.
Как долго шёл поезд - если бы Нину спросили, она не смогла бы ответить: само время спрессовалось вдруг до угольков, а каптёрка с топкой и лопатой стали единственной реальностью, и даже немного странно, что когда-то поезд придёт в пункт назначения, и там-то начнётся какая-то другая жизнь.
Начиналась она, как водится, со станции - отправного пункта всех творящихся на свете перемен. По перрону расхаживали бдительноокие комиссары с красными повязками на рукавах.
Один из них заинтересовался девушками с блуждающими взглядами.
- Кто вы, девчата? - измерил строгим взглядом и тут же засыпал вопросами. - Откуда? Как здесь отказались?
- Ехали в Россию, - по-лисьи глянула из-под ресниц Анька. - Отстали от поезда.
- Пойдемте со мной, - всё так же строго продолжал комиссар.
И молчал до самой комендатуры, располагавшейся, впрочем, здесь же, на вокзале.
Офицер, сидевший за столом в аскетичном вокзальном помещении, ни о чём не расспрашивал, сразу снял большую чёрную трубку телефона.
- Две девушки здесь у меня, в Россию вернуться хотят…
На том конце провода долго объясняли обстановку, а офицер сосредоточенно слушал, время от времени роняя "Так…"
И наконец выдохнул:
- Как, совсем ничего? Ну ладно… Эшелонов пока нет в Россию, - обратился уже к девушкам. - Я вас направлю в Кюстрин, на коммутатор. Там нуждаются в телефонистках. Сейчас как раз будет поезд.
Собственно говоря, четыре сцепленных вагона, ожидавших уже отправления, поездом можно было назвать лишь с натяжкой.
В последнем вагоне оставалась лишь несколько свободных мест, как будто специально для них.
"Наверное, тоже освобождённые узники", - пронеслось у Нины в голове. Большинство пассажиров были в гражданской одежде.
Вильнув подолом, Аня примостилась у окна. Нина села рядом.
Следом в вагон вошли двое патрульных. Паровоз, фыркнув, тронулся и принялся по привычке считать деревья.
… Так иногда бывает во сне. Некоторые сны имеют тенденцию повторяться. И, может быть, поэтому Нине казалось, что она снова видит один и тот же сон: молодые солдаты с красными повязками на рукавах, строгий взгляд коменданта, чёрный большой телефон, важно засевший на столе.
- Посидите немного, - бросил девушкам комендант. - Сейчас придёт солдат, отведёт вас в порт.
Порт Нина представляла иначе: большим, с кораблями, огромными волнами. Одна за другой набегает. Где-то слышала, что самую огромную, девятую, так и называют: девятый вал.
Но не было ни волн, ни моря. И пароходы в порту не пароходы. Так, пароходики речные.
Только дома одичавшими окнами хмурились из-под обугленных крыш, да гулкое эхо караулило в подворотне: вдруг да раздадутся шаги и голоса.
- Там, на берегу столовая, и кухня вместе с ней, а здесь, девчата, коммутатор, - показал солдат на будку, наскоро сооруженную из досок, хотя и двухэтажную. - Работать будете сутками, через двое. Отдохнёте немного и опять на работу. Сейчас здесь девушка вообще одна работает, а втроем-то уж справитесь. Хорошая девушка. Клава. Она вам всё и покажет.
Солдат улыбнулся, невольно выдав, что Клава ему небезразлична. Она и впрямь оказалась милой, говорливой, но не острой на язык, как Аня. Так, балоболка. Глаза большие черные - цыганские, а нос задорно вздернут, в конопушках-монетках (у цыганок таких не бывает).
Освоить новые обязанности на коммутаторе не составило труда. Всего-то - навсего двенадцать номеров.
- Как зазвонит телефон, загорается огонёк, и с номера падает крышечка, - ввела новеньких в курс дела Клава. - Втыкаете штепсель в отверстие. Слушаете разговор, а как закончат - разъединяете. Вот и все дела.
- А чьи это номера под крышечками? - осторожно приподняла одну из них Анна.
Клава быстро пробежала пальцами по крышечкам:
- Комендатура, врач, медсестра, командир порта, связист, второй связист, катера. А вот этот номер "12" нашего командира полка связи. Запомнили?
- "Двенадцать" - командир полка связи, - повторила Аня. - Запомнили.
Глава 2. Розы на развалинах
Как смена кожи для змеи, так новое платье для девушки, женщины - обновление, новая жизнь; если хотите, новая эра. Но если нарядов так много, что каждый день - новая эпоха, женский инстинкт обновления притупляется.
И наоборот…
Старая кожа мала и нестерпимо хочется выбраться из неё, но нельзя. И вдруг разноцветным фейерверком бархат, шелка, крепдешин, крепжежет - всё, что хочешь, пожалуйста.
Сейчас, конечно, уже не так, как после освобождения: заходи в любой дом, бери, что хочешь. Но могут и перепасть остатки роскоши.
… Платье, которое принёс старшина, и впрямь напоминало змеиную кожу - зелёное, отливом зачаровывающее женский взгляд.
Нине как раз под глаза - серо-зелёные с длиннющими ресницами. Русалочий наряд.
Но старшина условия поставил строгие:
- Кто выпьет кружку спирта, того и платье.
Наряд, как сеть-приманку, расправил на столе.