Зуло - так звали невестку попа - до того перепугалась, что не решалась ни повернуть обратно, ни спуститься к соседу - и стояла растерянная, неподвижная на крыше дома.
В эту минуту ей послышался тихий шепот. Казалось, кто-то поднимается по лестнице на крышу соседнего дома.
- Тише, Степаник…
- Куда мне идти, Сара?
Зуло узнала их. При виде этих несчастных, нуждающихся в помощи, она обрела мужество. Ей было известно о печальных событиях в доме старика Хачо. Знала она также, что женщины этого дома в эту ночь скрывались у соседей. Зуло поняла, что солдаты, арестовавшие сыновей Хачо, ломились сейчас в двери соседа, разыскивая их жен.
Сара и Степаник были уже на крыше дома священника и, как преследуемые охотниками дикие козы, окруженные со всех сторон и растерявшиеся, не знали, куда им бежать. Дождь продолжал лить. В крестьянских лачужках было темно. Везде спали. Было уже за полночь.
Вдруг блеснула молния, сопровождаемая страшным громом, и яркий свет ее осветил на мгновение фигуру Зуло на крыше. Лала подумала, что это турок, успевший уже подняться на крышу и, обессилив от страха, упала на грудь Сары. Зуло подошла к ним.
- Это я, не бойтесь! - сказала она.
- Ах, Зуло! Это ты? - произнесла Сара, все дрожа. - Ради самого бога, спрячь нас куда-нибудь, не то нас схватят турки и уведут…
Зуло растерялась. Куда отвести их? Где скрыть?..
У них сидел подозрительный гость, да и сам отец Марук едва ли согласится принять беглецов. Но нужно было помочь этим несчастным, так как она хорошо знала, какому бесчестию подверглись бы они, попади в руки турок. В то же время она брала на себя большую ответственность, давая приют преследуемым, вся вина которых заключалась в том, что они были женщины. Все это хорошо понимала Зуло. Но жалость взяла верх над страхом, а близость опасности подсказала ей путь к спасению.
- Идем, - сказала она, взяв за руку Лала. Они начали спускаться с крыши. В эту минуту послышался страшный треск, заглушенный шумом бури и дождя. Это турки выломали дверь соседнего дома.
Рядом с домом священника стоял сарай с маленькой дверцей со стороны двора. Зуло отвела туда беглянок, и они спрятались в сене.
- Я приду к вам, - сказала Зуло и, заперев сарай, ушла.
За шумом дождя ни отец Марук, ни его гость не слышали, что происходило на улице, а Зуло, вернувшись домой, ничего им не сказала. Она подошла к священнику и шепнула ему на ухо, что соседи уже спят, и она не могла достать сладкого для приготовления мазы.
- Я разыщу что-нибудь у нас - сказал отец Марук и, подойдя к шкафу, стал в нем рыться.
Воспользовавшись тем, что священник отвернулся, эфенди, подойдя к Зуло, шепнул ей:
- Ты сама - маза, на что нам другая маза. Дьячок Симон был так пьян, что ничего не расслышал. Зуло, оскорбленная словами эфенди, бросила ему:
- Негодяй!
Армянка терпеливо переносит всякие невзгоды, но не выносит оскорбления своей чести. Возмущенная Зуло ушла к больному ребенку. Он уже проснулся и, увидев мать, сказал:
- Мама, побей Тороса, он берет мои игрушки. - Мальчику, видимо, приснилось, что старший брат Торос отнял у него игрушки.
- Смотри, милый мой, Торос возвратил их; посмотри, вот они здесь, - сказала мать и достала из-под подушки игрушки мальчика, который схватил их своими слабыми ручонками.
Зуло радостными глазами глядела на сына. Она забыла об оскорблении, нанесенном ей Томасом-эфенди, забыла свое горе, так как ребенку уже было лучше.
Между тем священник, не найдя ничего в шкафу, спросил Зуло, куда она дела сахар, лежавший там. Она ответила, что у мальчика был сильный жар, и она приготовила из сахара прохладительный шербет.
- Черт бы его побрал, напоила бы его ядом!.. - гневно закричал отец Марук. - Разве ты не знала, что сахар был спрятан для гостей? Что теперь делать?
Зуло ничего не отвечала, но ее печальные глаза наполнились слезами.
У отца Марука часто доброта сменялась беспричинной злобой. Кроме того, и духовный сан делал его черствым; попы, доктора и палачи, часто имея дело с покойниками, не особенно чувствительны к смерти. Поэтому болезнь внука занимала отца Марука меньше, чем желание угодить гостю, в особенности после того, как тот пообещал взыскать с крестьян все его деньги.
- Мама, отчего ты плачешь? - спросил мальчик, глядя на мать. - Перестань плакать, я теперь чувствую себя хорошо.
Ничто так не утешает мать, как одно ласковое слово ребенка, одна его нежная ласка. Молодая женщина забыла свое огорчение и вытерла слезы.
Теперь Зуло думала о Саре и Степанике: что будет с ними, если внезапно в сарай ворвутся турки. Но несносные гости продолжали свою попойку, и приходилось ждать, когда они уснут, чтобы пойти к Степанику и Саре.
Кроме того, Зуло хотелось узнать, чем же кончилось дело у соседей. Наконец она не вытерпела и вышла в маленькую комнату, которая служила кладовой. В стене этой комнаты было небольшое отверстие, выходящее прямо в дом соседа. Почти во всех деревенских домах есть такие отверстия для сообщения между соседями в случае какого-либо несчастия: в домах более близких людей такие отверстия делаются шире, чтобы можно было передавать небольшие предметы, например зажженную свечу, если не бывает спичек.
Зуло стояла у отверстия, через которое видна была часть соседнего дома, и слушала, о чем там говорилось.
- Всех вас вырежем, если не укажете, куда они девались. Нам сказали, что они здесь… вы их скрывали… Говорите скорей, не то уведем ваших жен…
Сосед Зако, упав к ногам турок, умолял о пощаде:
- Бог, небо, земля свидетели, что их здесь нет. Не убивайте меня… Вот мой дом… делайте с ним, что хотите.
Эта картина напоминала события в Содоме, тот момент, когда толпа негодяев обступила дом Лота, требуя выдачи гостей. Добрый патриарх умолял их оставить гостей в покое, предлагая взамен своих дочерей… Иегова Израиля был жесток и мстителен - он наказал злодейства людей, предав огню этот безнравственный город. Но армянский бог видел злодеяния худшие, чем в Содоме - и оставлял злодеев безнаказанными.
Зуло, дрожа всем телом, продолжала слушать. Вдруг послышались глухие удары, и она увидела, как сосед Зако повалился на землю. Огонь погас. Теперь Зуло не могла видеть, что там творится, и только слышала голоса: "Ох… спасите… пустите… не убивайте… умираю… куда тащите?.."
Эти мольбы женщин и девушек шли из дома Зако.
- Замолчи, негодная!.. - слышалось в ответ.
XXXII
Вернувшись, Зуло увидела, что гости продолжают попойку. Священник пел, дьячок вторил ему, а эфенди тихо мурлыкал себе под нос. Всем было очень весело.
Какое им было дело до того, что творилось в соседнем доме! Однако Зуло решила рассказать им об этом, надеясь, что они пойдут соседям на помощь. Она подошла к отцу Маруку и шепотом рассказала ему обо всем том, что видела, промолчав только о том, что Степаник и Сара скрываются у них. Какое-то непонятное чувство запрещало ей говорить об этом. Гости заметили, как изменилось лицо священника от сообщения невестки, и с нетерпением спросили:
- Что случилось?
- Звери, звери!.. - закричал отец Марук, воздев руки к небу. - Пусть падет на вас проклятие двенадцати апостолов и трехсот шестидесяти шести патриархов. Проклятое отродье!
- Что же случилось? - повторил эфенди.
Отец Марук передал эфенди все, что услышал от Зуло, и попросил, чтобы он помог несчастным.
Есть люди, которые вместо того, чтобы помочь человеку в беде, начинают разбирать причины несчастий и легко успокаивают свою совесть, если найдут возможность обвинить хоть в чем-нибудь самих пострадавших. Эфенди не только не считал злодеянием совершившийся факт, но даже его оправдывал; по его мнению, это было следствием проступков самих пострадавших.
- Скажите мне, святой отец, - сказал он, - какой сумасшедший решился бы на то, что сделал Хачо - принять к себе подозрительных людей, которые совращали крестьян?
- Глупость, большая глупость, - ответил батюшка. - Но чем виноваты несчастные крестьяне, что должны страдать из-за нескольких сумасбродов? Наш сосед Зако - жалкий человек, он боится и собственной тени. За что его мучают? За что творят насилие над его семьей? Это же жестоко.
- "Сырое дерево горит вместе с сухим"… Таков закон жизни, святой отец, кто отделяет сырые дрова от сухих? - ответил эфенди, сам удивляясь своему глубокомыслию. - Когда бог посылает людям наказание за грехи, то и невинный младенец ложится в могилу вместе с грешным старцем. Добро и зло тогда неотделимы… Так же мстит и правительство, если нужно наказать общество. Достанется еще крестьянам, говорю вам, ох, достанется всем…
Отец Марук не нашел что ответить, так как доводы эфенди показались ему крайне убедительными… "Не то ли мы видим во время чумы или холеры, когда люди наказываются за свои грехи? Разве отличают тогда невинных от грешных? - Сухое и сырое горя! вместе…" - подумал отец Марук. Он забыл даже о соседе Зако - последние слова эфенди гораздо больше заинтересовали его, и он сказал:
- Если всех крестьян так разорят, как сегодня старика Хачо, то ведь я потеряю те деньги, что мне следует от них получить.
- На этот счет будьте спокойны, святой отец, - ответил Томас-эфенди, - завтра же все будет сделано. Но вы мне вот что скажите: разве не грешен Хачо? Разве он невинно страдает?
События в доме Хачо взволновали всю деревню, и хотя никто не знал, в чем дело, однако все обвиняли самого Хачо. "Какое дело армянину до оружия! Если дать в руки ребенка свечу, то он прежде всего обожжет себе палец"… - говорили крестьяне. Взгляды священника не особенно отличались от подобных.