Несмотря на блеск великого празднества, в первый же день свадьбы - 29 сентября 1773 года - многие стали предрекать новой семье несчастье, ибо именно в этот день в Петербург пришло известие о появлении в Оренбургских степях мятежных шаек Пугачева, называвшего себя Петром III. Каково было слышать это цесаревичу Павлу Петровичу!
И дурная примета оправдала себя - этот брак оказался и мимолетным и несчастным.
Новелла 4
Появление великого циклопа
Среди фаворитов Екатерины II, безусловно, самым выдающимся человеком был Григорий Александрович Потемкин - единственный, кого она любила всю жизнь, то приближая, то отдаляя, и с кем пошла под венец.
Этот могучий одноглазый герой, несмотря на немалый недостаток, неотразимый красавец и признанный мастер в покорении женских сердец, появился во дворце в начале 1774 года.
Как только придворные увидели его, тут же поползли слухи о происхождении нового любимца императрицы.
Утверждали, что Григорий Александрович Потемкин родился 13 сентября 1739 года в селе Чижове близ Смоленска, в семье отставного шестидесятипятилетнего подполковника. Мать Григория, Дарья Васильевна, была моложе мужа на тридцать лет. Рассказывали весьма примечательную историю ее замужества, впрочем вполне правдивую.
…Как-то Александр Васильевич Потемкин оказался в сельце Маншино Алексинского уезда Тульской губернии, где познакомился с молодой красавицей вдовой. Утаив, что он женат, Потемкин-старший объявил себя вдовцом и повенчался с Дарьей Васильевной. Вскоре молодая жена забеременела и вдруг узнала, что ее муж - двоеженец. Дарья Васильевна добилась, чтобы Потемкин увез ее в свое смоленское имение и там познакомил с первой женой. Та, будучи женщиной доброй, милосердной и довольно старой, по собственной воле ушла в монастырь и тем самым утвердила новый брак, который, несмотря на весьма зрелый возраст Александра Васильевича, оказался чрезвычайно плодоносным: у старого подполковника родились сын Григорий и еще пять дочерей - Мария, Пелагея, Марфа, Дарья и Надежда, ставшие матерями нескольких дочерей.
Григорий походил на мать, унаследовав ее ум и красоту, а вот страсть к прелестницам перешла к нему, наверно, от отца. Когда его племянницы стали взрослыми, он стал совращать их одну за другой. Мать резко осуждала сына за разврат с собственными красавицами племянницами, и Григорий с годами невзлюбил ее. Дело дошло до того, что он перестал переписываться с матерью, а получая от нее письма, бросал их в огонь не читая.
Но все это будет потом, а в детстве Григорий был добр, весел, красив и необычайно легко схватывал все, чему его учили. Отец умер в 1746 году, когда Грише исполнилось семь лет. Дарья Васильевна, овдовев, переехала в Москву, забрав с собой и пятерых дочерей, а Григорий уже два года жил в доме своего двоюродного дяди Г. М. Кисловского.
Сначала он учился в немецкой школе, а потом, когда открылась университетская гимназия, его перевели туда.
Но в гимназии он захандрил, перестал ходить на уроки и через три года был исключен "за леность и нехождение в классы". Так как еще с мая 1755 года Григорий был записан в Конную гвардию и с этого времени считался в домашнем отпуске для пополнения знаний, то в 1758 году его произвели в каптенармусы. А когда он приехал в полк, стоявший в Петербурге, ему дали чин вице-вахмистра и назначили в ординарцы к дяде цесаревича Петра Федоровича - принцу Георгу Голштинскому. Не прошло и года, как Потемкин стал вахмистром. Первые два года его жизни в Петербурге малоизвестны. Настоящая карьера Потемкина началась с его участия в дворцовом перевороте, о чем уже здесь упоминалось.
Екатерина, нуждавшаяся в молодых, энергичных и образованных помощниках, направила несколько десятков офицеров в гражданскую администрацию, сохранив за ними их военные чины и оклады. В их числе оказался и Потемкин, направленный обер-секретарем Святейшего Синода.
И Потемкин, часто принимавший решения по настроению, капризу или прихоти, едва не стал монахом. Однажды, пребывая в сильной меланхолии, не веря в удачу при дворе, он решил постричься. К тому же произошла у него и немалая неприятность - заболел левый глаз, а лекарь оказался простым фельдшером и приложил больному такую примочку, что молодой красавец окривел.
Эта беда вконец сокрушила Потемкина, и он ушел в Александро-Невский монастырь, надел рясу, отпустил бороду и стал готовиться к пострижению в монахи.
О случившемся узнала Екатерина и пожаловала в монастырь. Говорили, что она, встретившись с Потемкиным, сказала: "Тебе, Григорий, не архиереем быть. Их у меня довольно, а ты у меня один таков, и ждет тебя иная стезя".
Потемкин сбрил бороду, снял рясу, надел офицерский мундир и, забыв о меланхолии, появился как ни в чем не бывало во дворце.
Хотя в 1768 году Потемкина пожаловали в камергеры, он с самого начала войны с Турцией ушел волонтером в армию Румянцева, где стал признанным кавалерийским военачальником, участвуя в сражениях при Хотине, Фокшанах, Браилове, Рябой Могиле, Ларге и Кагуле, в других походах и боях. Он получил ордена Анны и Георгия 3-го класса и в тридцать три года стал генерал-поручиком.
Такой была биография Потемкина до того, как в январе 1774 года Екатерина вызвала его в Петербург.
А уже в феврале он получил чин генерал-адъютанта. Последнее обстоятельство было более чем красноречивым: оно означало, что в новый "случай" приходит новый фаворит и что лесенка и Орлова и Васильчикова спета. Во дворце появился сильный, дерзкий, могучий телом и душой, умный и волевой царедворец, генерал и администратор, который сразу же вник во все государственные дела.
Скоро он стал подполковником Преображенского полка, а следует заметить, что в этом звании оказывались, как правило, лишь генерал-фельдмаршалы, ибо традиционно полковником Преображенского полка были сам царь или царица. Что мог противопоставить Великому Циклопу кроткий и застенчивый Васильчиков?
Говоря о качествах предшественника Потемкина, Гельбиг писал: "Воспитание и добрая воля лишь в слабой степени и на короткое время возмещают недостаток природных талантов. С трудом удержал Васильчиков милость императрицы неполные два года…
Когда Васильчиков был в последний раз у императрицы, он вовсе не мог даже предчувствовать того, что ожидало его через несколько минут. Екатерина расточала ему самые льстивые доказательства милости, не давая решительно ничего заметить, но едва только простодушный избранник возвратился в свои комнаты, как получил высочайшее повеление отправиться в Москву. Он повиновался без малейшего противоречия…
Если бы Васильчиков при его красивой наружности обладал большим умом и смелостью, то Потемкин не занял бы его место так легко. Между тем Васильчиков прославился именно тем, что ни один из любимцев Екатерины не мог у него оспорить - он был самый бескорыстный, самый любезный и самый скромный. Он многим помогал и никому не вредил, мало заботился о личной выгоде и в день отъезда в Москву был в том же чине, какой императрица пожаловала ему в первый день своей милости. Васильчиков получил за время (менее двух лет), что он состоял в любимцах, деньгами и подарками 100 000 рублей, 7000 крестьян, приносивших 35 000 рублей ежегодного дохода, на 60 000 рублей бриллиантов, серебряный сервиз в 50 000 рублей, пожизненную пенсию в 20 000 рублей и великолепный, роскошно меблированный дом в Петербурге, который императрица потом купила у Васильчикова за 100 000 рублей и подарила в 1778 году другому фавориту - Ивану Николаевичу Римскому-Корсакову. Вскоре по удалении от двора Васильчиков женился и был очень счастлив".
Придворные недоумевали, почему столь быстро и столь внезапно произошла такая странная и неожиданная перемена?
А дело было не только в любовном влечении - Екатерина угадала в Потемкине человека, на которого можно положиться в любом трудном и опасном деле, когда потребуется твердая воля, неукротимая энергия и абсолютная преданность делу.
Отставка Васильчикова лишь не осведомленным в любовных и государственных делах Екатерины могла показаться внезапной. На самом же деле Екатерина почти с самого начала этой связи тяготилась ею, в чем чистосердечно призналась новому фавориту.
В письме к нему она откровенно исповедалась в своих прежних увлечениях, открывшись, что мужа своего не любила, а Сергея Васильевича Салтыкова приняла по необходимости продолжить династию, на чем настояла Елизавета Петровна. Совсем по-иному обстояло дело с Понятовским. "Сей был любезен и любим", - писала Екатерина. Далее она призналась, что любила Орлова и не ее вина в том, что между ними произошел разрыв. "Сей бы век остался, - писала Екатерина II, - естли б сам не скучал, я сие узнала… и, узнав, уже доверия иметь не могу, мысль, которая жестоко меня мучила и заставила сделать из дешперация (отчаяния) выбор коя-какой…"
Вот этот-то сделанный ею "выбор коя-какой" - и не более того - и оказался Васильчиковым.
"…И даже до нынешнего месяца, - продолжала Екатерина, - я более грустила, нежели сказать могу, и никогда более, как тогда, когда другие люди бывают довольные и всякие приласканья во мне слезы принуждала, так что я думаю, что от рождения своего я столько не плакала, как сии полтора года; сначала я думала, что привыкну, но что далее, то - хуже, ибо с другой стороны (т. е. со стороны Васильчикова) месяцы по три дуться стали, и признаться надобно, что никогда довольнее не была, как когда осердится и в покое оставит, а ласка его мне плакать принуждала".