- Представьте себе, синьор Киавари, я здесь несколько дней живу, и замечаю, что у турок готовится нечто важное. Силы прибывают из Азии; их тут принимает любимый полководец султана Мурада Искандер-бек и отправляет в Адрианополь; вероятно готовится поход.
- Весьма вероятно, что турки воспользуются медлительностью венгров и возьмут Белград.
- Отчего бы, например, не отправить в Польшу кардинала Виссариона, - заметил Батичелли, - этот ученый, безукоризненно честный человек, к тому же предан своей родине Византии и мог бы многое сделать.
- Да, об этом в Риме толковали, - отвечал Киавари, - но видите ли, кардинал Виссарион будет преследовать цели исключительно патриотические; папе Евгению IV надо устроить еще и свои дела в Венгрии. Я видел достопочтенного кардинала Виссариона. Неудача флорентийского собора сильно повлияла на него. Кстати: Исидор, митрополит киевский, тоже возведен в кардиналы.
- Хотят спасти родину, - задумчиво, как бы про себя проговорил Батичелли.
- Нет, синьор, я их иначе понимаю: хотят спасти великую греческую культуру; если не спасти, то перенести ее в Италию, что они и делают. Повсюду в городах Италии устроили они свои школы, в особенности во Флоренции; там этих греческих учителей на руках носят, хотя признаться, они довольно беспокойный народ.
- А знаете, синьор, Флоренция быстро шагает вперед не только в деле просвещения, но и торговли; скоро нам придется не столько соперничать с венецианцами, сколько с Флоренцией.
- Э, синьор, - с пренебрежением заметил каффский консул, - это всего лишь идеалисты! Они запрещают торг невольниками своим купцам, а какая торговля без невольников?
- В этом я с вами не согласен; да и доказательство на лицо: фабрики у них растут. Где вы найдете такое сукно, как у них?
- Да у них торговля на помочах у магистрата идет, разве это торговля прочная?
- Там магистрат все из торговых людей состоит. Во Флоренции купечество не составляет круг людей, погрязших исключительно в торге: флорентийские купцы - это соль общества. Ну, да впрочем, это дело взгляда. А как идут дела в Неаполе, - вспомнил Батичелли. - Вы вероятно проезжали?
- Неаполь отягощен раздорами, как и прежде, но никогда еще Италия не видала таких соперников, какие теперь борются за Неаполь. С одной стороны умная и благородная Изабелла и король Рене Анжуйский, а с другой Альфонс, поистине рыцарственный король. Скверно только, что они приняли к себе на службу разбойников кондотьеров: Сфорцу, Пиччинино, Кальдору и прочих, которыми теперь кишит Италия.
- Уж лучше, синьор, пускай пользуются этими бродягами, чем отрывать мирных граждан от занятий и обращать их в бандитов.
Между тем уже вечерело, с моря потянул свежий ветерок, наступила теплая южная ночь.
- Когда уходите, синьор Киавари? - спросил Батичелли.
- Завтра на рассвете.
- Думаете завернуть в Константинополь?
- Нет, греческая галера, на которой я иду, держит курс прямо на Каффу.
- Тогда до свидания, синьор, кланяйтесь синьоре Анджелике, синьорине Клавдии; передайте всем знакомым поклон.
- Благодарю вас. А вы скоро думаете быть дома? Без вас у нас скучно и пусто.
- Благодарю за любезность, синьор. Думаю быть в Каффе самое большее через месяц, если не окажется необходимым самому быть в Кандии и Морей, но это я должен узнать завтра или послезавтра… Да, синьор, не забудьте рассказать про Луканоса…
- А будь он проклят!.. Он у меня из головы не выходит.
На другой день, рано утром, в гостинице, где остановился Батичелли, сидел его приказчик и в ожидании пока тот встанет, разговаривал с ранними посетителями.
- Синьор вас зовет, - обратился к нему вбежавший служитель.
Приказчик торопливо встал. Он тихонько отворил дверь и остановился у порога.
- Подойди сюда, Феодор, садись да расскажи, что у вас хорошенького делается.
- Был в Генуе, кирие, получил деньги и распорядился, как ты приказал.
- Хорошо. А каково положение дел вообще в Морее?
- Все тоже, ненадежное. Деспоты Фома и Константин настолько слабы, что если бы туркам вздумалось явиться в Морею, то они не оказали бы никакого сопротивления. В Эпире и Албании неспокойно; того и гляди начнется борьба с турками, которых там много. Арианит и Галенто готовы, нет только общего вождя. Из детей Иоанна Кастриота никого не осталось, кроме Искандер-бека, ну, а он верен султану и, в настоящее время, будет предводительствовать, как я сегодня здесь узнал, целой армией, которая уже выступает отсюда из Адрианополя. Здесь мне земляки говорили, что султан поколебался в доверии к нему и чтобы испытать его, предложил ему управление Албанией; однако Искандер не отказался и объявил, что султан ему заменил отца и он будет служить султану.
В это время у входа в гостиницу поднялся крик; сначала нельзя было расслышать слов, но потом они стали доноситься отчетливее. Турки кричали:
- Давайте нам шпионов!
Батичелли и Феодор выскочили из комнаты узнать в чем дело. Их тотчас же заметили ворвавшиеся в переднюю турки.
- Вот они! Вот они! - кричала толпа, бросаясь на Батичелли, который, прислонился к стене, выхватил нож и стал защищаться.
Шум поднялся невообразимый. Феодор затесался в толпу и так как на него не обращали внимания, скрылся. Положение Батичелли было безвыходным, только трусость нападавших отодвигала развязку.
Вдруг стоявшие у входа расступились.
- Что здесь без толку орете! - раздался чей-то сильный, мужественный голос.
- Искандер! - пронеслось в толпе.
Скоро показалась высокая, стройная фигура красивого мужчины, средних лет, с черными усами.
- Что вы своевольничаете!
- Он гяур, шпион! - кричали турки. - Хозяин говорил, что он с другим гяуром вспоминали Чезарини.
- Правда ли это? - обратился Искандер-бек к синьору Батичелли по-гречески.
- Совершенная ложь, кирие, вероятно хозяин гостиницы, зная, что со мной есть порядочные деньги, вздумал ограбить меня и подговорил толпу. Я генуэзец и виделся вчера с консулом Каффы, говорили мы точно о Чезарини, как говорили и о многом другом, но я человек торговый и приехал по делам своим. К тому же, у Генуи с султаном мир и мне нечего шпионить.
- Хорошо, синьор, - произнес Искандер по-итальянски; - вы отправитесь со мной для безопасности: у султана уже началась война с Венгрией, Польшей и Сербией; - при этом Искандер обвел окружающих глазами и продолжал по-итальянски: - эти азиаты вас не пощадят, им достаточно, что вы христианин и не здешний.
- Не знаю, как благодарить вас, - почтительно произнес Батичелли, приложив руку к груди, и затем поспешно захватив вещи, последовал за Искандером.
IV
В старом заброшенном доме на берегу Моравы Искандер-бек отдавал разные распоряжения. Стояла мрачная осенняя ночь. Ветер тоскливо шумел в непроглядной тьме. Комната была слабо освещена. Искандер-бек постоянно то отпускал людей, то принимал приходивших.
Вошел молодой человек, по наружности напоминавший Искандер-бека. Это был его любимец племянник Гамза. Он вытирал свои мокрые усы и стряхивал дождевые капли с шапки.
- А, Гамза! - оживленно воскликнул Искандер, увидав вошедшего. - Иди сюда! Нет, прежде прикажи, чтобы ко мне никого не пускали. Молодец! - одобрительно сказал Искандер, - пробраться в венгерский лагерь, я думаю, было не совсем легко и безопасно, а ты скоро справился.
- Я рассчитывал на мрак ночи и он меня не обманул. У них плохие часовые, они попрятались от дождя.
- Прекрасно. Но однако же рассказывай все по порядку, - говорил Искандер племяннику.
- Прежде всего, князь, я должен тебе доложить, что генуэзца мы вернули назад, потому что путь чрез Иллирию очень неспокоен, и он опять в лагере; что прикажешь с ним делать?
- Да пусть остается пока здесь, он ничем помешать не может, а там посмотрим…
- Что же касается Гуниада, то он уже с десятью тысячами перешел Мораву. На твою помощь он смотрит, как на залог успеха. Завтра он предполагает напасть на Керам-бея, но еще точно не знает. К рассвету он решит, а если сражение будет окончено, то он сделает три пушечных выстрела, что послужит сигналом для тебя, князь.
- Так. Пока все хорошо, - проговорил Искандер-бек и задумался.
- Ну, а как скипитары? - спросил он Гамзу. - Не думают на попятный? Как тебе, Гамза, кажется?
- Нет, князь, ты своих соотечественников не обижай. Да к тому же, они глубоко в тебя верят.
- Это основание всякой победы, - как бы про себя заметил Искандер, - вера в своего вождя, а вождь должен верить в свое призвание.
- Ну, а ты, князь, - с улыбкой заметил Гамза, - колеблешься и сомневаешься?
Искандер не обиделся; он, напротив, с любовью посмотрел на своего племянника и засмеялся.
- Молод ты, Гамза. Предосторожность вовсе не признак трусости или нерешительности.
Наступило молчание.
- Хорошо, Гамза, благодарю за службу… ну, а как Керам-бей и турки, не подозревают ли чего?
- Ты знаешь, князь, что они к тебе всегда не особенно благоволили и старались перед султаном оклеветать, но чтобы теперь что это подозревали, незаметно.
- Хорошо, Гамза, ступай и собери сюда скипитаров, сколько можно, я хочу лично с ними поговорить. Сколько их в нашем отряде?
- Около трехсот человек…