- Каждый кустик, ручей или валун даже мои люди пересчитать не могут, - парировал Расенна. - Кстати, коль скоро ты справился с разведкой так блестяще, думаю, что и впредь возьмешь на себя эту обязанность.
Рука Гирра коротко метнулась к левому бедру, однако бронзовый клинок перед путешествием на берег был благоразумно снят. Критянин скрипнул зубами, откинул со лба намокшие смоляные пряди, откашлялся:
- Пиратам и татям подобные вещи привычнее, дружище.
- Себя ты, вероятно, полагаешь мирным земледельцем? - захохотал этруск, отнюдь не уязвленный. Гирр изрек сущую правду: по части пластунской вряд ли хоть один человек на борту мог бы соперничать с Расенной. Но ведь не самому же капитану заниматься подсобной работой!
- Нет, - осклабился подавивший раздражение критянин. - Соха не для честной воинской руки. Равно как и пиратская плеть.
- Тогда сделай милость, определи название нашему промыслу, - сказал Расенна.
- Тайное поручение повелительницы.
* * *
Мастер Эпей снял ремешок, не позволявший длинным седым кудрям падать на лицо, и отложил шероховатую полосу акульей шкуры, служившую для полировки. Шагнул назад, оглядел почти законченное произведение - вернее, изделие, - над коим трудился уже без малого полтора месяца.
Работать мастеру довелось вечерами, на женской половине дворца, по особому разрешению, выданному Рефием. Вместо привычных помощников Эпею прислуживали трое-четверо воинов, и аттический умелец изрядно гневался и дивился их неловкости. Но все-таки, невзирая на весьма неуклюжее содействие, Эпей сумел довести деревянное изваяние почти до конца.
Оставалось только снабдить его мягкой внутренней обивкой, соорудить несколько необходимых приспособлений, а потом обтянуть тщательно выделанной шкурой.
Чем больше усердствовал Эпей, тем неуютнее себя чувствовал. Он прожил на острове не год и не два, был хорошо знаком с местными порядками, и разумел, какими последствиями грозило преднамеренное святотатство, хотя бы и совершенное по высочайшему повелению!
Догадали же гарпии приняться за дело, караемое Советом Священной Рощи! С другой стороны, отказать Арсиное в ласковой и настойчивой просьбе, почти мольбе, значило подвергнуться наивернейшей опале и, вероятно, преследованиям Рефия.
А уж с этой помесью тарантула и скорпиона Эпею связываться не хотелось.
Мастер вздохнул.
Из двух зол следовало избирать меньшее и дальнее.
То ли проведает Великий Совет о его прегрешении против Аписа, то ли нет - надвое сказано. Ежели Арсиное достанет простейшей осмотрительности, все обойдется и пребудет незамеченным.
Но коли прогневаешь царицу отказом, Рефий вполне способен ввергнуть строптивца в загадочное подземелье, о котором никто, кроме самого начальника стражи - даже царь Идоменей, - ничего толком не знал. Пленных допрашивали в открытую, прямо посреди дворцовых залов; преступников казнили прилюдно. А где-то в потайных недрах необъятного дворца скрывалась маленькая дверь, предназначенная для случаев исключительных и требовавших великой тайны.
Арсиноя, женщина отнюдь не жестокая от природы, никогда не любопытствовала взглянуть на эту окаянную пещеру, долгие столетия назад служившую для непонятной расправы над неведомо кем и невесть в чем виноватыми. Более мягкое и человеколюбивое время предпочло забыть саму дорогу к ней, благо в Кидонском дворце, смахивающем на лабиринт, немудрено было плутать даже родившимся меж этих толстых стен.
Однако Рефий, по слухам, хорошо помнил местонахождение подземелья, и кой-какие загадочные исчезновения относили на именно этот счет.
Эпей снова вздохнул.
Деревянные телицы могли стоять лишь под сенью священных рощ, и лишь умудренному Совету дозволялось определять кого и когда покроет безукоризненно, без единого пятнышка либо изъяна, бык Апис.
Кидонский дворец был невообразимо велик. Точнее, пространен, ибо, имея не более двух этажей высоты, он превосходил площадью провинциальный городок нынешнего Йоркшира или Экстера. Земли доставало в избытке, населялась она отнюдь не густо, а вытягивать здание вширь куда проще, нежели возносить ввысь.
Небоскребы - детища многолюдного и скаредного двадцатого века.
Заблудившемуся в дремучем фракийском лесу охотнику проще было разыскать верную тропу, нежели заплутавшему во дворце незнакомцу набрести на требуемый коридор.
Уходящий от погони беглец быстрее мог бы затеряться в Кидонских чертогах, чем на плоскогорьях Иды.
А дозваться помощи в диком поречье Гидаспа оказалось бы куда легче, чем среди неисчислимых залов, комнат, коридоров и переходов.
Дворец разрастался на протяжении долгих веков, ширился безо всякого определенного замысла или плана.
Роскошные, изысканно расписанные, тщательно убранные и обставленные покои, каждый из которых в отдельности выглядел маленьким чудом, составляли хаотическое целое - огромный лабиринт, где обитатели предпочитали держаться знакомых мест и не захаживать в неизвестные хитросплетения бесконечных, безнадежно перепутанных анфилад.
На мужской половине существовала особая служба проводников, спешивших на помощь всякому нуждавшемуся в наставлении на "путь истинный". Однако и проводник чувствовал себя уверенно лишь на известном пространстве, за пределами коего начинались области, опекаемые товарищами. Как бы там ни было, гости царя Идоменея редко утрачивали направление.
По многочисленным и различным причинам гинекей путеводителей не имел.
Арсиноя здраво рассудила, что всякому сверчку надобно знать свой шесток, и придворным дамам, обитающим в восточных покоях, ни малейшей нужды нет заглядывать ни в западные, где размещались подсобные помещения и кладовые, ни уж, тем паче, в южные, где обретался гарем.
И жил Кидонский дворец поделенным на обособленные, независимые, едва ли толком ведавшие друг о друге мирки.
- Смею ли надеяться, что каждая запомнила свою роль хорошо и крепко? - спросила царица.
- Да, госпожа, - нестройно отвечали восемь звонких голосов.
- Тогда, - улыбнулась Арсиноя, - необходимо поупражняться. Устроить небольшое воинское учение... Телочка, не откажи в любезности, изобрази строптивицу!
Сильвия вскочила и притворно завизжала, стреляя по сторонам шалыми, отнюдь не перепуганными глазами.
Четыре женщины со смехом увлеки ее на ложе...
Вечернее омовение завершалось, когда из дверного проема послышался голос амазонки Эфры:
- Государыня просит всех проследовать за ней в купальню.
Резко, по-воински развернувшись, Эфра исчезла.
- С чего бы это? - вскинула брови кудрявая Неэра.
И украдкой подмигнула Елене.
Опрятность, искони присущая народам Средиземноморья, на Крите достигла высшей степени, а в Кидонском дворце приобретала характер чисто маниакальный. Бассейнов с подогретой проточной водой в гинекее насчитывалось не менее двух десятков, и четырехкратное купание вменялось в неукоснительную обязанность.
Банная Арсинои безраздельно предназначалась ей одной. Остальными пользовались четыре-пять купальщиц одновременно. Микена, Сабина, Елена и Неэра охотно приняли Беренику в компанию, и за три недели завязали с новенькой весьма дружеские отношения. Царица настрого предупредила: в присутствии Береники - никаких глупостей и шалостей.
- До поры, до времени, - прибавила она с очаровательной улыбкой.
Кутаясь в льняное полотенце, Береника радовалась, что предстанет перед Арсиноей в обществе задорных подруг. У них-то на глазах царица не осмелится докучать несносными домогательствами!
За последние дни лесбосская красавица убедилась: чем больше людей вокруг, тем спокойнее. Береника тщательно избегала встречаться с государыней в укромных местах, да и сама Арсиноя, казалось, утратила первоначальный интерес к митиленянке, поостыла. Но все же присутствие четырех молодых женщин вселяло гораздо большую уверенность.
Ибо сердить Арсиною понапрасну Беренике вовсе не хотелось. А уступать она и не помышляла.
- Вот придем - и узнаем, - весело отвечала Неэре смуглянка Сабина. - Поторопимся, девочки!
Они облачились в короткие легкие эксомиды - непременное вечернее платье при дворе Арсинои и высыпали в коридор, тщательно притворив за собой резную кедровую дверь.
Елена и Сабина возглавили шествие, взявшись за руки и непринужденно болтая; следом, бок о бок, двигались Микена и Береника, замыкала Неэра - самая старшая и пригожая. Залам и переходам не было ни конца ни краю.
Темнели над головой квадратные вырезы в потолках, ярко пылали светильники, пламя которых поддерживалось незримой заботой неведомых рук - Береника еще ни разу не видала служанок, подливавших в чеканные бронзовые плошки оливкового масла.
Стенные росписи проглядывали из-за причудливо расширявшихся кверху колонн. Возносились тонкие стебли, венчанные изогнутыми лепестками - критяне отдавали безусловное предпочтение лилиям перед всеми иными цветами, а посему вплетали их изысканный очерк почти в любой орнамент. В неверных отблесках, бросаемых пламенем, чудилось, будто растения колеблются под легким, неощутимым ветром.
Фрески оживали. Шевелили щупальцами пучеглазые спруты, вздрагивала глянцевитая кожа дельфиньих спин, корабли покачивались на легкой зыби, а юноши и девушки, затевавшие акробатическую игру с громадными пряморогими быками, напрягали мышцы, изготовляясь к опасным и точным прыжкам.
Быки, быки...
Вытесанные из мрамора и черного стеатита, отлитые в бронзе с неподражаемым искусством, бычьи головы красовались там и сям - на стенах и вдоль стен, в промежутках меж колоннами, по бокам дверных проемов.