- Повторяю, не страшись моего бича. Сейчас войдут воины, ты разденешься и подчинишься им. Но воинов также не страшись.
Мелита невольно отступила, округляя глаза.
- Ведь не стану же я собственноручно тебя сковывать, - усмехнулась Элеана. - А покушаться на честь наказуемой стражникам воспрещено. Немного покрасуешься обнаженной перед славными бойцами, только и всего.
Пунцовую от стыда Мелиту сноровисто расположили и укрепили в уже упомянутой позе. Воин помоложе браво отдал верховной жрице солдатское приветствие, бросил жадный взгляд на столь соблазнительное, зазывно изогнувшееся, лишенное возможности сопротивляться тело и, весьма нечетко печатая шаг, удалился.
Товарищу его, командиру десятка, дали знак помедлить.
- Благодарю, Клиний, - молвила Элеана, когда мягкая кожаная лента охватила талию Мелиты и, образовав под сиденьем надежный узел, отняла у женщины возможность метаться и дергаться. - Оставь нас и возвращайся на пост.
- Я не гневаюсь, Мелита, - снова произнесла верховная жрица, когда входная дверь затворилась. - Посему предлагаю: прими и проглоти утешительное снадобье.
Мелита повернула голову, взяла губами крохотный сладковатый шарик. Тот немедленно, словно катышек масла, распустился во рту, растаял, скользнул со слюною прямо в горло.
Элеана бесшумно расхаживала по чертогу, рассеянно поигрывая бичом.
Послышался тихий, отчетливый стук.
Три двойных, прозвучавших с неравными промежутками, удара.
- Войди! - отозвалась Элеана.
Мелита повернула голову, краешком глаза увидала Алькандру. Та безмолвно кивнула верховной жрице, отступила, встала у стены.
- Что ты мне дала? - спросила Мелита со внезапным испугом.
Щемящая истома зародилась где-то в глубине ее тела, хлынула по каждой жилке неукротимым жаром, переполнила дрогнувшую плоть неотвратимо и властно возраставшим возбуждением. Запылали щеки, налились и напряглись прижатые к упругому сиденью груди, увлажнившееся лоно приотворилось. Действие неведомого снадобья оказалось исключительно быстрым.
И несомненным.
- Это... Это, - только и вымолвила Мелита, прерывисто дыша, непроизвольно притискивая к шероховатой обивке набухшие соски, начиная смутно догадываться о предначертаниях древнего кодекса.
Элеана выждала еще немного, дабы порожденная тайным составом похоть разгорелась в полную силу. Бросила Алькандре выразительный взгляд. Младшая жрица выскользнула за дверь.
- Кимбр! - позвала она громким шепотом.
- Таблички гласят, - объявила Элеана, - что обещание любви, данное Апису, нерушимо. Если речь идет о мужчине, понимать и не дозволить - низко. Но трижды гнусно понимать и не дозволить, когда тебя ожидает священный бык.
Придворная смотрела на жрицу снизу вверх и то ли всхлипывала от испуга, то ли постанывала, терзаемая диким желанием.
- Таблички гласят: что не дозволено Апису, то дозволено псу...
Элеана приблизилась.
И провела меж расставленных ног Мелиты пальцем, обильно смоченным в чистом оливковом масле.
* * *
Кимбру, принесшему страшную и ненарушимую клятву молчания, приказали присутствовать.
Невзирая на сокрушительно мощный боевой бич, верховная жрица не решилась бы остаться в одной комнате с эдаким зверюгой без уверенности, что хозяйский окрик прозвучит вовремя, а железная рука сгребет собаку за ошейник и в корне пресечет возможное неповиновение.
Ростом эпирские псы - великолепные, непобедимые молоссы - не уступали нынешним датским догам, а весом изрядно превосходили их. Кимбров питомец потянул бы чуть меньше трех полномерных талантов. Широкогрудый, косматый, весь точно вылитый из меди умелым скульптором, а потом оживленный неведомым кудесником, зверь обнаружил отменно редкие среди своих собратьев миролюбие и покладистость.
Он огляделся, приветливо помахал хвостом Алькандре с Элеаной, насторожил уши.
- Красавец! - восхищенно сказала Элеана. - Хоть сию минуту в царскую свору, право слово!
- Для охоты не годится, - добродушно ответил Кимбр. - Зато наделен другими способностями. И выдающимися, осмелюсь доложить.
- А долго натаскивали? - полюбопытствовала Алькандра, вспомнив, какие труды затрачивались на обучение аписов.
Кимбр пожал плечами:
- Этого - с шести месяцев. А вообще, в нашем деле правил не существует. Ко всякой собаке особый подход надобен. Приступаем, хозяюшки?
Элеана помедлила мгновение, удостоверилась, что Мелита, хотя и перепуганная предстоящим надругательством, уже не в силах бороться с чувственной бурей, кивнула.
- Да. Только ты всецело отвечаешь за поведение... любовника. Смирный или притворяется?
- Сущий ягненок, госпожа, - ухмыльнулся Кимбр. - Напрасно ты кнутиком-то запаслась. Не пригодится, уверяю.
- Ишь, какой проницательный! - сказала Элеана.
- Самую малость. Опасаться и впрямь нечего. Отпускаю. А то мальчик застоится и заскучает.
Беззлобный волкодав обнюхал Мелиту и начал облизывать, словно заводил знакомство с представительницей собственного племени. Широкий, влажный язык часто и безостановочно шнырял по женскому лону, забирался внутрь, обильно смачивая слюной негустые, короткие завитки волос.
Алькандра по-актерски зажала уши ладонями.
А верховная жрица внимательно следила за круглым, приподнятым задом наказуемой дамы.
Сколь ни пронзительно визжала подвергаемая причитающемуся позору Мелита, ягодицы ее трепетали в согласии со звериным ухаживанием. Слезы лились ручьями, но и горячие соки начинали вполне исправно струиться сквозь отверзаемые приступом врата.
Вероятно, горше всех доставалось бедолаге Кимбру, который утвердился в эрекции титанической и безысходной.
Фульвия, вполне изучившая безобидный и безвредный нрав молосса, не вынуждала слугу созерцать скотоложество, влетавшее пресыщенным посетительницам в баснословные денежные затраты. Да и северянин, отнюдь не обделенный пылкостью, предпочитал знать о подвигах своего любимца лишь понаслышке, справедливо полагая, что чинить себе танталовы муки и попусту наживать неукротимое сердцебиение вовсе ни к чему.
- Велика радость: видит око, да... неймет! - говаривал он Фульвии за чашкой кипучего сидонского вина...
Молосс почел вступительную часть завершенной.
Он вскинулся, обхватил Мелиту передними лапами, насел, устроился поудобнее и сильно двинув мохнатым задом, заплясал на привязанной к роскошному креслу женщине проворный собачий танец.
- Успела опоить? - еле слышно спросила верховную жрицу Алькандра.
Элеана скосила глаза и кивнула.
Противоправная случка явно прекратила огорчать придворную. Мелита перекатывала голову по креслу, взвизгивала, вскрикивала, но слез уже не замечалось, а рыдания свидетельствовали вовсе не об ужасе перед вершившимся надругательством.
Алькандра состроила гримаску.
- Тебе виднее... Только мы, кажется, собирались наказывать, а, по сути, поощряем, - сказала она шепотом.
Слегка улыбнувшись, верховная жрица ответила.
Столь же тихо:
- Мелиту принудили отдаться кобелю. Разделенные восторги безусловно удваивают срам. Поняла?
Взор Элеаны упал на Кимбра.
- И, возможно, бесчестье утроится...
* * *
Время близилось к полуночи.
Арсиноя с Идоменеем разжали объятия, потрудившийся уд выскочил из маленького нежного влагалища; царь перекатился на спину.
Его одиннадцатилетняя жена только вздохнула - правда, громко и выразительно.
Лавагет пригубил стоявший в изголовье кубок разбавленного цекубского, протянул девочке.
Сделав глоток более долгий и глубокий, Арсиноя повернулась к мужу, приподнялась на локте, игриво ткнула Идоменея пальцем в бок.
- Э-эй!
- Что? - осведомился государь, созерцая росписи на потолке.
При слабом огне серебряного светильника они производили впечатление довольно блеклое и невыразительное. Впрочем, художества и виршеплетство не слишком-то занимали Идоменея и средь бела дня, а из мелодических изысков он предпочитал, в основном, военные ритмы, и еще походные флейты келевстов, монотонно подвывавшие, дабы гребцы не сбивались и не утрачивали равномерный такт. Этой же цели успешно служили уже упоминавшиеся ранее барабаны, да ведь и самый здоровенный детина отмашет руку до самого плеча, колотя по звонкой овечьей коже несколько часов кряду.
Царю было скучно.
Поутру он успел проведать Аспазию. Полусонная оживилась и воспряла буквально через минуту. И, уже не стесненная приказом Элеаны, отпустила себя на совершенную волю.
После такой постельной скачки человек на два-три десятка лет постарше государя, вероятно, уснул бы прямо за пиршественным столом, однако нерастраченные отроческие силы сообщали Идоменею выносливость, которую сам он, по неопытности, принимал как нечто должное и единственно возможное.
Неоформившаяся юная жена казалась по сравнению с роскошной любовницей созданием тощим, пресным и неумелым. А вдобавок, раздражающе назойливым. Супружеский долг Идоменей уплатил исправно, а дополнительные щедроты расточать не стремился.
Да и не выучишься же этому за одну, пускай и отменно изобильную страстями, ночь.
Царь глядел в потолок, рассеянно мечтая об Аспазии.
- Э-эй! - игриво повторила девочка.
Вернее, маленькая женщина.
- Угу, - бесцветным голосом отозвался лавагет.
- Тебе неинтересно со мною или просто не интересно?
- А?
- Я тебе не нравлюсь?