Посещение высокопоставленных гостей не прошло даром для "Потёмкина". Сувениры, унесённые ими, привели в негодность машины броненосца. Своим ходом он не мог уже идти в Севастополь. Его взяли на буксир, и, как раненную насмерть птицу, тащили славный броненосец по волнам Чёрного моря. Это было его последнее плавание. В Севастополе "Потёмкин" переименовали в броненосец "Святой Пантелеймон". Царь не верил донесениям адмирала Чухнина о благонадёжности команды "Святого Пантелеймона". Он приказал снять с пушек броненосца ударники. Их свезли в артиллерийские склады. Пушки без ударников - пустые игрушки. Броненосец без пушек - плавающее корыто, лайба.
И всё же, когда в ноябре 1905 года в Севастополе вспыхнуло новое матросское восстание, команда броненосца присоединилась к нему, и "Святой Пантелеймон" снова обернулся "Потёмкиным".
После Октябрьской революции "Потёмкин" разобрали, и его мощную броню переплавили в сталь. Молодая Советская республика нуждалась в металле. В последний раз послужил русской революции славный корабль. Он сгорел в её огне.
Глава III
Расправа
Восстание на "Пруте" происходило под руководством большевика Петрова. В движении отсутствовали черты бунтарства. Петров приказал арестовать офицеров, но не убивать. "Их будет судить народ, а не мы", - заявил он матросам.
Когда миноносцы окружили "Прут", Петров приказал освободить офицеров. Обрадованные благополучным для них исходом восстания офицеры обещали прутовцам просить начальство предать забвению "проступок команды". Они сдержали слово: им не хотелось вызвать против себя новый взрыв ненависти. Чухнин согласился с ними. Он тоже опасался обострять ещё сильнее обстановку в Севастополе.
Петербург распорядился иначе. Царь приказал строго наказать "мятежников". Начались аресты. Следствие производилось с головокружительной быстротой. 21 июля 1905 года сорок два матроса "Прута" предстали перед военно-морским судом.
Суд происходил за городом, в Киллен-бухте. Кругом на расстоянии версты от места суда всё было оцеплено солдатами. Матросам охрана не доверялась. Вход в Киллен-бухту охранялся двумя миноносцами. Судей из зала суда на Графскую пристань доставляли на катере под охраной миноносцев.
В этом суде не было скамьи подсудимых. По царскому военно-морскому уставу нижние чины не имели права сидеть в присутствии офицеров. За судебным столом блистали офицерские мундиры. Суд длился десять дней, и матросы вынуждены были выстоять всё это время. Стоя слушали они чтение обвинительного акта, стоя отвечали на вопросы, стоя выслушивали показания свидетелей и речи товарищей, прокурора и защитников. К моральной пытке прибавляли физическую.
За несколько дней до суда руководитель восстания на "Пруте" Петров послал в Севастопольский социал-демократический комитет письмо, в котором просил директив о том, как ему держаться на суде, и спрашивал, сказать ли о своей принадлежности к партии. Письмо это не дошло до комитета, и Петров вынужден был на суде выступить без директив. Он не уронил своего достоинства революционера, не просил пощады. Он старался выгородить товарищей, принимая на себя всю ответственность за восстание. Впоследствии это письмо стало известно комитету. Петров рассказывал в нём, что начальство упорно уговаривало его выдать других участников и руководителей организации ("Централки"). Ему обещали за это помилование, обещали даже провести в Государственную думу. Петров ответил презрительным отказом.
30 июля был объявлен приговор. Матросы Александр Петров, Иван Чёрный, Дмитрий Титов и Иван Адаменко были присуждены к расстрелу, остальных приговорили к каторжным работам в общей сложности на сто восемь лет. Судьи поздравили защитников. Они считали этот приговор чрезвычайно мягким!
Александр Петров спокойно ждал казни. По словам защитника, Петров "мало интересовался казнью, его больше занимало, какой отзвук нашло в стране потёмкинское восстание".
В ожидании казни Петров пишет из тюрьмы свои замечательные письма. Он размышляет о причинах неудачи "Потёмкина", он стремится вооружить накопленным опытом участников грядущего восстания, в неизбежность которого он глубоко верил. Он жил будущим. Смерть оборвала его дыхание, но она бессильна была остановить историю, в которую вошёл уже тогда этот вдохновенный большевик с чистой и благородной душой солдата своего класса.
Вот как описывает смерть этих замечательных людей один из очевидцев:
"Над Севастополем стояла тёмная южная ночь. Звёздное небо отражалось в тихих водах рейда, где стояли броненосцы Черноморской эскадры.
Послышался перезвон: колокола на всех судах пробили один за другим два часа. Спокойствие было нарушено. На судах зашевелились, задвигались; то на одной мачте, то на другой начали вспыхивать сигнальные электрические огоньки; послышались слова команды.
Через некоторое время от каждого стоявшего на рейде корабля тихо начали отваливать катера и шлюпки, развозившие матросов, командированных для присутствия при казни, приблизительно по сорок человек от каждого судна...
Приведение смертного приговора в исполнение происходило в Севастополе, около Михайловской крепости. Здесь были вбиты в землю четыре столба на некотором расстоянии один от другого...
Время приближалось к рассвету. Приехало начальство, командиры судов. На месте казни, прямо против столбов, выстроилась рота матросов с "Чесмы", а позади неё для наблюдения за порядком - три батальона Брестского полка...
Было около половины шестого утра, когда привели приговорённых к смертной казни матросов. На приговорённых надели особые холщовые рубашки, вроде мешков, совершенно закрывающие головы, и привязали каждого из них к столбу.
Командовавший офицер махнул платком, грянул залп.
Как подкошенные, сползли к земле тела осуждённых.
Тотчас подъехали две телеги, на каждой из которых находился простой деревянный ящик-гроб, куда казнённых сложили по двое.
Печальная процессия тронулась к Брестскому кладбищу. Телеги, проезжая, оставляли на дороге кровавый след".
29 августа судили семьдесят пять матросов с "Георгия Победоносца". Из них двое - матросы Денига и Кошуба - были приговорены к расстрелу, девятнадцать - к каторжным работам в общей сложности на сто восемьдесят пять лет, тридцать четыре были отправлены в арестантские роты и двадцать оправданы.
На суде Кошуба произнёс четырёхчасовую речь. Он называл себя социал-демократом. "Я горжусь принадлежностью к партии, которая стремится освободить от гнёта капитала все трудящееся человечество", - начал он свою речь.
Кошуба вскрыл в своей речи все преступные ошибки русского морского командования во время русско-японской войны. Над залом суда нависла мёртвая тишина. Судьи сидели с опущенными головами. Рука председателя неоднократно тянулась к звонку. "Этот маленький матрос в буквальном смысле слова загипнотизировал зал", - рассказывал о нём защитник Александров. Все переместилось в зале. Кошуба превратился в обвинителя, судьи - в обвиняемых.
- Мы прозевали в этом матросе русского Нельсона, - обмолвился после суда в разговоре с защитником военно-морской прокурор Кетриц.
Прокурор принадлежал к семье балтийских баронов, презирал все русское, в том числе и прославленных русских флотоводцев.
Защитники Кошубы и Дениги от своего имени послали царю телеграмму с просьбой даровать жизнь приговорённым к смерти матросам. На их телеграмме Николай II написал собственноручно: "Привести приговор в исполнение перед городом и эскадрой".
17 сентября 1905 года Кошуба и Денига были казнены. По приказу царя их расстреляли матросы. За взводом матросов стояла армейская рота. Ей было приказано расстрелять матросский взвод, если он откажется открыть огонь.
Суд над потёмкинцами состоялся значительно позже - в конце января 1906 года. Процесс откладывали в ожидании подсудимых. Из семисот шестидесяти трёх человек экипажа "Потёмкина" только сорок восемь матросов отказались высадиться в Румынии. Это были шептуны. Правительство знало, что делали на "Потёмкине" шептуны. Но суд над потёмкинцами должен был состояться. На худой конец и шептуны могли фигурировать в качестве подсудимых.
Царское правительство хлопотало о выдаче ему экипажа "Потёмкина", "обвиняемого в совершении убийств и грабежей".
Румынское правительство отказалось выполнить требование царя. Оно боялось гнева своего народа, который с подлинным энтузиазмом встретил высадившихся потёмкинцев. Царское правительство не прекращало своих усилий.
Засланные в Румынию тайные агенты охранки предприняли настоящую охоту за потёмкинцами. Они знакомились с матросами, соблазняли их посулами "царской милости", а то и просто заманивали их на русскую границу. Таким образом удалось выловить ещё с полсотни потёмкинцев. Теперь можно было начать массовый процесс.
Главную группу подсудимых составляли захваченные в Феодосии матросы Заулошнев, Мартьянов, Задорожный и Горбач. Их всех обвиняли в принадлежности к социал-демократической партии. То же обвинение предъявили матросам Луцаеву, Гузю и Кошугину.