Тут уместно будет рассказать о себе. Ещё до II съезда РСДРП я вступил в кружок по изучению марксизма, которым руководил Алексеев, впоследствии главный редактор одесского меньшевистского легального издательства "Молот". После II съезда Алексеевский кружок примкнул к меньшевистскому течению РСДРП. В занятиях в этом кружке и состояла моя организационная связь с меньшевизмом. Я разделял некоторые ошибки меньшевизма, но далеко не все. Я считал правильными решения III съезда партии о вооружённом восстании. Этим я обязан большевику-рабочему Павлу, тесная дружба с которым у меня началась с 1904 года, когда я учился в гимназии.
15 января 1904 года Павел познакомил меня с членом Одесского комитета Николаем Ивановичем Лалоянцем. Под руководством Лалоянца я стал выполнять отдельные поручения Одесского комитета большевиков, не вступая формально в партию.
Идейное влияние Павла и Лалоянца способствовало тому, что я придерживался на "Потёмкине" правильной революционной линии, хотя в проведении её мною был допущен ряд ошибок, что нельзя объяснить ничем другим, как отсутствием систематического большевистского воспитания.
В июне в Одессе началось широкое забастовочное движение. Впереди шёл Пересыпский фабрично-заводской район. Там нужны были агитаторы. Павел, связанный с этим районом, звал меня, и я включился в то большое народное движение, которое совпало с восстанием на броненосце "Потёмкин".
Глава II
Стачка в Одессе
12 июня поздно вечером жандармы арестовали забастовочный комитет рабочих Пересыпского района.
Поутру следующего дня Павел поручил мне созвать на сходку рабочих металлургического завода Гена, живших и федосеевских корпусах. На сходке рабочие должны были обсудить, как добиться освобождения арестованных товарищей.
В двухэтажных федосеевских корпусах с захламлёнными дворами в невероятной тесноте ютились многочисленные рабочие семьи. В эти дни около ворот домов шныряли шпики. Проникнуть туда незамеченным было невозможно. Я выбрал другой путь.
Тыльные стены корпусов почти примыкали к эстакаде Пересыпи. Длинные, чёрные от копоти стены с перекосившимися от старости окнами вытянулись длинной грядой вдоль будущей пристани.
Эстакада, которая не была ещё достроена, представляла собой только сваи, на которые были уложены поперечные доски. Верхний настил так и не был уложен, и в пространстве между сваями зияли водяные ямы. Это был довольно неудобный путь, зато он давал уверенность, что ни один шпик не решится преследовать меня здесь.
Я был знаком со многими рабочими, проживавшими в этих домах. Прыгая с балки на балку, я вызывал их по именам.
У окон появлялись заспанные люди.
- Собрание у завода Гена. Выходите все!.. - кричал я.
Рабочие собрались у завода Гена, за кирпичной стеной нового трёхэтажного флигеля, среди развалин водокачки.
Шли горячие споры. Кто-то предложил идти к дому градоначальника и просить его освободить заключённых. Но большевики со всей решительностью выступали против этого провокационного предложения.
- Вас хотят повести на бойню, - говорил Павел. - Разве мало вам урока, полученного в Петербурге, когда тысячи рабочих заплатили жизнью за то, что пошли за иконами Гапона? Единственный путь к освобождению товарищей - всеобщая забастовка.
Он убеждал рабочих идти на заводы, призывать товарищей примкнуть к стачке.
Прибежали разведчики, предупредили: "Едут казаки".
Стало вдруг тихо...
Со стороны Александровской улицы показалась сотня. Казаки ехали крупной рысью. Впереди, рядом с казачьим офицером, маячил белый китель полицейского пристава.
Подъехали.
- Что собрались? Разойдись! - крикнул пристав.
- Освободите выборных! - раздался крик, подхваченный сотней голосов.
- Эскадрон, кругом марш! - скомандовал офицер. Затрусили лошадиные крупы. Снова повернули; стали
разворачиваться в боевой строй.
- Ребята, бери камни! Сейчас атакуют! - крикнул кто-то.
И когда сотня перешла в галоп, её встретил дождь увесистых камней.
Казаки дрогнули. Ускакали. Видно было, как они стали собираться снова в конце Александровской улицы.
Нерешительных уже никто не слушал; знали: сейчас казаки спешатся и откроют огонь.
- Баррикаду, баррикаду!..
Сотни рук валили вагоны, рубили деревья, тащили тюфяки и мешки с песком...
Неизвестно, откуда пришло это слово, неизвестно, кто первый произнёс его.
- - Баррикаду, баррикаду!..
Пятьсот рабочих, собравшихся у завода Гена, несколько минут назад ещё колебались, не знали, по какому пути идти. Теперь они превратились в неукротимых, отважных бойцов.
Рабочий-большевик Медведев взобрался на баррикаду. Не было под рукой красного знамени. У Медведева в кармане оказалась какая-то книга в красном переплёте. Размахивая ею, как знаменем, он крикнул:
- Товарищи!..
И не договорил. Раздался залп, и Медведев упал с простреленной грудью. На земле лежали раненые. Один из них скончался, прежде чем успели ему оказать помощь. Казаки бросились вперёд, но дождь камней посыпался снова, и они опять отступили.
Толпа подростков, детей рабочих, с посвистом и гиканьем преследовала в то же время отряд городовых, которые, пользуясь сумятицей, уносили тела двух павших борцов за свободу. У самых ворот полицейского участка храбрым подросткам удалось отбить тело Медведева. Рабочие подхватили павшего героя и на высоко поднятых руках понесли его по улицам Пересыпи.
Из ворот каждого завода, у которого останавливалась процессия, немедленно выходили рабочие и присоединялись к забастовщикам. Через два часа весь Пересыпский район уже бастовал.
Стачка начала перерастать в восстание. Уличные бои вспыхивали беспрестанно в разных частях города: на Пересыпи, на Успенской улице и на Преображенской - этой центральной магистрали города. Забастовщики останавливали движение городского транспорта - конки и омнибусы ; то там, то здесь воздвигались баррикады. Правда, это были не очень сильные укрепления, их защищали два-три десятка людей, но они изматывали полицию и создавали революционную обстановку в городе.
В окрестностях Одессы разрабатывались рудники крепкого известнякового камня. Вечером 13 июня несколько сот рабочих-каменоломщиков двинулись в уезд поднимать на восстание крестьян. Их вели рабочие-большевики, вдохновлённые обращением III съезда к рабочим - возглавить крестьянское движение.
К вечеру было объявлено военное положение. Город стал походить на театр военных действий. На площадях и перекрёстках улиц стояли войска. Невзирая на грозные предупреждения, по тротуарам густыми толпами шёл народ. Казалось, всё трудящееся население Одессы готово было по первому призыву ринуться в бой.
Но не было оружия.
Вечером 14 июня на пересыпской эспланаде должно было состояться собрание представителей большевиков, меньшевиков и Бунда. Ещё днём между их руководящими центрами было достигнуто соглашение о единстве действий. Была снова создана "соединённая комиссия" - штаб движения.
Вместе с группой рабочих, направляющихся на это собрание, шёл Павел, рабочий Борис - агитатор большевистской организации Дальницкого района - и я.
Борис только недавно вошёл в партию. Своё образование он получил в одесском ремесленном училище "Труд". И не только техническое, но и партийное. Это училище было превращено в своеобразный социал-демократический рабочий университет.
Здесь в тайных кружках формировалась рабочая интеллигенция. Буквально все учащиеся были захвачены партийной пропагандой.
Совсем другим путём пришёл в партию его друг, рабочий-токарь Павел. Это был человек внешне необычайно сдержанный, "Фома неверующий", как его называли поверхностно знавшие его люди. Вероятно, потому, что он никогда ничего не принимал на веру, стремился вникнуть в суть дела и разобраться в нём. Борис пришёл в партию прямо со школьной скамьи, Павел - в зрелом, почти пожилом возрасте. Борис рос в социал-демократических кружках, Павел был сам себе и пропагандистом и кружком. Его детская любовь к книге с возрастом превратилась в страсть. Весь свой досуг он отдавал чтению. Он был искусным токарем, у него была сравнительно высокая заработная плата; все свободные средства он тратил на покупку книг. С годами он собрал превосходную библиотеку, которой мог позавидовать любой библиофил. В тридцать пять лет, когда Павел вступил в партию, его можно было смело причислить к тогда ещё немногочисленному, но образованнейшему отряду дореволюционной рабочей интеллигенции. Книги не превратили его в начётчика. "Дорого то знание, которое превращается не в умственный жир, а в умственный мускул", - любил повторять он. Он погиб в октябре 1905 года на улицах Одессы, в боевой схватке с полицией.
Павел звал нас всех отстаивать проект вооружения рабочих.
"Дайте нам оружие, или мы прекратим стачку", - говорили рабочие па этом собрании.
Но где взять оружие? Несколько бомб и сотня револьверов - вот и всё, чем располагали рабочие. Надо было найти другое решение.
Его предложил Павел. Перед собранием Борис, по поручению Павла, успел побывать возле арсенала и убедился, что арсенал плохо охраняется. Несколько десятков решительных людей, вооружённых бомбами и револьверами, неожиданным нападением могли бы обезоружить охрану и овладеть арсеналом.