Теперь наши силы сравнялись. Больше того: при дружественном нейтралитете трёх броненосцев, с которых по-прежнему несётся "ура", у "Потёмкина" несомненное боевое превосходство.
На "Ростиславе" чувствуют серьёзность положения. Он усиленно семафорит восставшему кораблю своё предложение прислать уполномоченных для переговоров. Между тем мы выходим из кольца эскадры. Теперь эскадра держит курс на Одессу, а "Потёмкин" уходит в море.
Новый поворот, и "Потёмкин" снова идёт на встречу с эскадрой.
На этот раз эскадра уходит в море, а мы направляемся к Одессе. Костенко врывается в водяную брешь между броненосцами "Георгий Победоносец", "Синоп" и "Двенадцать Апостолов".
Опять изумительный по своей ловкости, смелости и тактической целесообразности манёвр.
"Потёмкин" оказывается в центре дружественных кораблей и подходит к ним близко, облегчая им переход на сторону восставших.
В то же время "Потёмкин" как бы образует вместе с этими кораблями один боевой строй: "Ростислав", "Три Святителя", минный крейсер "Казарский" и основная масса миноносцев находятся за пределами этого расположения четырёх броненосцев.
В случае боя "Георгий Победоносец" и "Синоп" закрывают "Ростиславу" и "Трём Святителям" поле обстрела. Своими корпусами эти броненосцы загораживают "Потёмкина" от атаки миноносной флотилии противника. Опасный для нас минный крейсер "Казарский", обладающий огромной для того времени скоростью в семнадцать узлов, оказывается на самом крайнем фланге неприятельского расположения.
Как только "Потёмкин" очутился в центре расположения дружественных ему кораблей, оттуда снова раздалось могучее "ура". Теперь уже на всех частях этих кораблей - на шканцах, на юте, на баке - сгрудились матросы. Корабли словно увешаны гирляндами человеческих тел.
Потёмкинцы кричат:
- Берите винтовки!
В ответ несётся:
- Ура!
- Арестуйте погонников!
- Ура!
Матросы открыто демонстрируют "Потёмкину" своё сочувствие. Они у самого порога восстания. Но они не умеют закрепить свою волю к действию, они не знают, как начать. У них нет организации, нет руководителя.
Необходимо немедленно послать на каждый из этих трёх кораблей шлюпки и катера с вооружённым потёмкинским караулом для ареста офицеров. Нет никакого сомнения, что матросы эскадры не будут сопротивляться действиям нашего караула.
Но на "Потёмкине" живёт боевая традиция. Она ещё сохраняет свою властную силу, и нужно обращаться к Алексееву, чтобы добиться спуска катеров. Бегу к Алексееву. Алексеев, конечно, отказывает; у этого предателя на всё есть отговорки, и пока идут споры с ним, эскадра удаляется.
Флагман "Ростислав" беспрерывно семафорит: "Всей эскадре идти на Севастополь".
Там уже поняли опасность. Поняли, что ещё несколько минут промедления - и вся эскадра в руках восставших.
Адмиралы удирают, спасая свои корабли от угрозы революции.
Через несколько минут эскадра уже далеко.
Смолкают приветственные крики матросов.
Глава XXI
"Георгий Победоносец" присоединяется
Внезапно один из броненосцев останавливается. "Ростислав" отчаянно сигналит ему: "Следовать за мной!" Не обращая внимания на сигналы, "Георгий Победоносец" начинает семафорить "Потёмкину".
Медленно, убийственно медленно передаётся и принимается эта фраза:
"Команда "Георгия Победоносца" желает присоединиться к вам. Просим "Потёмкин" подойти к нам".
Бурный взрыв восторга вызывает это известие на "Потёмкине".
Но победу надо уметь использовать. Быстро подойти к "Георгию Победоносцу", взять к себе на борт его офицеров и вместе с ним на всех парах идти за эскадрой, во что бы то ни стало догнать её и, пользуясь растерянностью командного состава, захватить корабли - такое решение диктовала обстановка.
Но Алексеев отказывается; он говорит, что это может быть военная хитрость и "Георгий" зовёт "Потёмкин", чтобы пустить в него мину.
"Георгий" сам пытается подойти к нам, но Алексеев даёт задний ход и посылает приказ: "Стой, иначе буду стрелять". Так прошло полчаса, а Кригер тем временем на всех парах уводил эскадру от опасной близости с восставшим "Потёмкиным".
Дальнейшее ожидание становилось невыносимым. Дымченко, Резниченко и Матюшенко потребовали от Алексеева прекратить игру. Их голоса звучали угрожающе. Поставленный перед этой угрозой и страхом за свою жизнь, Алексеев принимает неожиданное для него решение. Он приказывает передать "Георгию" сигнал: "Арестуйте офицеров и доставьте их на "Потёмкин".
В ответ по семафору к нам несётся сигнал социал-демократов "Георгия": "У нас дело плохо. Не все согласны. Мы не можем справиться. Присылайте скорей помощь".
Потёмкинцы откликнулись мгновенно. Не прошло и двух минут, как Матюшенко, Дымченко, Кулик, Кирилл и Шестидесятый мчались на миноносце к "Георгию". Маленький кораблик подошёл к правому борту броненосца. Видно было, как потёмкинцы взбирались по трапу на корабль.
Ещё четверть часа томительного ожидания, и мы получаем сигнал подойти. Этот сигнал передаётся с нашего миноносца, но Алексеев и тут упорствует:
- Пока офицеры "Георгия" не будут у нас на корабле, я к нему не подойду.
Споры бесполезны. Вступать в переговоры по семафору с нашей делегацией - значит, потерять ещё несколько минут драгоценного времени. Комиссия решает отправить на "Георгий" новую группу потёмкинцев. Алексеев на этот раз необыкновенно услужлив. По его приказу спускают "восьмёрку". В неё погружаются матросы Осадчий, Самойленко, Горбач и я. На полпути нас встречает ялик миноносца. Нам передают записку Матюшенко следующего содержания:
"Команда "Георгия" не решается арестовать офицеров. Пришлите караул".
Пришлось вернуться на "Потёмкин" за караулом.
Когда мы прибыли на броненосец "Георгий", его офицеры спокойно собирали свои пожитки и даже не думали оказывать сопротивление. Караул понадобился лишь для того, чтобы свести их с корабля на берег. Матросы "Георгия" просили не убивать никого из офицеров.
Восстание на "Георгии Победоносце" произошло благодаря решительности двух матросов.
Один из них, комендор Дорофей Кошуба, ворвался в капитанскую рубку и, оттолкнув командира, прокричал в рупор машинного отделения приказ: "Стоп пары!" Другой, машинист Денига, принял приказ и передал его машинной команде. Матросы "Георгия Победоносца" радостно приветствовали действия смелых товарищей. Они ждали, что сейчас остановятся и другие броненосцы и восстание будет всеобщим. Но пока "Георгий" разговаривал по семафору с "Потёмкиным", эскадра скрылась за горизонтом. Исчезла надежда на всеобщее восстание.
Команда "Георгия" растерялась. В матросах всегда воспитывалось сознание единства и неделимости флота. Всем флотом они ничего и никого не боялись.
Оставшись одни, георгиевцы почувствовали себя одинокими. Силу народа они тогда ещё не осознали; силу флота знали хорошо. Правда, с ними был "Потёмкин", но самим фактом восстания он как бы вывел сам себя из состава флота. Без эскадры "Потёмкин" был, в их представлении, обречён на гибель.
Матюшенко, Кулик и Кирилл, поднявшись на "Георгий", обратились к команде с речами. Их сочувственно слушала сотня матросов. Остальные стояли в отдалении. Одна группа матросов прерывала потёмкинцев криками: "Не желаем к "Потёмкину", "Идём в Севастополь". Офицеры сгрудились на штормовом мостике. Один из них застрелился, другой пытался даже вступить в полемику с Куликом. Георгиевцы не решались арестовать их. Денига, Кошуба и ещё несколько георгиевцев умоляли потёмкинцев: "Действуйте скорее! Действуйте, а то офицеры собьют команду!" Тогда-то Матюшенко и отправил нам требование о присылке потёмкинского караула для ареста офицеров. Однако ещё до прибытия караула он вместе с Кириллом и Дымченко отправился на капитанский мостик. Эта тройка смелых людей и арестовала двадцать офицеров "Георгия", которые без всякого сопротивления сдали оружие и сняли погоны.
Глава XXII
"У нас дело плохо"
Вместе с арестованными офицерами с "Георгия" уехали Кирилл и Матюшенко.
Командиром корабля матросы "Георгия" избрали кондуктора Кузьменко.
Я спросил матросов, чем они руководствовались в своём решении. Они заявили мне, что только один Кузьменко хорошо знает корабль и может вести его.
Достаточно было взглянуть на нового командира, чтобы понять, с кем имеешь дело.
В нём сразу чувствовался враг - решительный и непримиримый.
Собрали команду. Начались выборы комиссии. Стали выкрикивать имена. Без всякого обсуждения команда подхватывала их. Пришлось объяснить георгиевцам, что в комиссию должны пройти самые достойные, самые смелые, самые самоотверженные. Матросы, разобравшись, выбрали новую комиссию.
Был уже вечер, когда выборы закончились. К нам подошли матросы Денига и Кошуба - весь революционный актив корабля.
- У нас дело плохо, - откровенно сознался Денига. - Ребята сомневаются, сверхсрочные шкуры орудуют...
Он был очень огорчён нерешительностью своих товарищей. Была какая-то невыразимая печаль в его голосе, когда он рассказывал:
- Ребята меня и Кошубу корят: "Вы, - говорят они, - втравили нас, вы и выручайте!"
Вдруг он спохватился:
- Но вы о них плохо не подумайте: хороший они народ, только тёмный. Их таких нарочито подбирали. "Мне орлов не надобно, мне смирненьких давайте", - просил в штабе командир нашего броненосца Гузевич.
Его прервал Кошуба. Этот говорил совсем другим тоном. В его голосе звучали гнев и страсть: