ЭНЕРГИЯ НОЧИ
Энергия первой ночи,
Быстро уходила от нас,
Я был черновым рабочим,
Она входила в экстаз.
Зачистили пол магазина,
У нее горели глаза,
Этикетки читала Зина:
Изумруд, рубин, бирюза.
Энергию первой ночи
Быстро сжигал рассвет,
"Зина, давай короче,
Дома примеришь браслет".
Ключ на два часа,
Некогда вести раскрой.
Деловая Зина колбаса,
Шевелила быстро кормой.
Искала Зина бриллианты,
Золотом насытилась уже,
Брала огромные, как манты,
Часы фирмы Фаберже.
По залу прогулялась фомка,
Рисуя неприглядную картину,
Витрины щелкали негромко,
За ключи просили половину.
Энергия разбойной ночи
Растворилась, ушла в никуда,
Отвалили тихо, между прочим,
Операм не оставив следа.
Сняли не один миллион,
Утолив свое естество,
Как выжатый после лимон,
Беспробудный кайф – воровство.
Было, братцы, нелегко,
Когда пришли за мной;
Зина была далеко,
Работала Зина кормой.
СМЕНА
В детстве легко и просто –
Крути цветной калейдоскоп,
Только дожил до тоста –
Бери скорей перископ.
Колыбельные все пропели,
Детям раздали игрушки,
В перископ высматривай цели,
Иначе завалят из пушки.
Неведом мир капитала
Детям советской страны,
Читали "Два капитана",
Родине были верны.
Жестокими подрастают волчата,
Залили друга из пушки,
Другие пошли девчата,
Не плачут ночами в подушки.
Насилие во всех ипостасях,
Не с кого брать пример,
В гробу крутятся классики,
Носители лучших манер.
В детстве легко и просто –
Стороной проносится вьюга.
Только пришел с погоста,
Потерял хорошего друга.
ПАШКА КРАПИВА
Красавец Пашка Крапива,
Беспечный, словно турист,
Пьет заморское пиво,
Банальный Пашка таксист.
Фраер известный Пашка,
Шмель в кармане не тощий,
На нем – расписная рубашка,
Цвета березовой рощи.
Стоит за Пашкой фарцовка,
Съехал на левый уклон,
Пассажирам толкал перцовку,
Нарушал советский закон.
Волнуется Пашка Крапива –
Что-то напарник завис,
Голуби воркуют красиво,
Сели на ближний карниз.
Поджидает напарника Пашка,
В силу рабочей привычки,
На солнце играет рубашка,
Порхают беспечные птички.
Водку толкает напарник,
Фарцовка ему по плечу,
Пару ящиков впарит –
Гуляй, братва, не хочу.
Балдеет повсюду народ,
Шелестят в кармане бумажки,
Фонари в России не пьют,
Вниз опушены чашки.
Напарник читал протокол,
Здесь бесполезна наводка,
Операм известен прикол –
У Пашки хранится водка,
Попал таксист некрасиво,
Расчеты все в бардачке,
Отличился Пашка Крапива,
Будет висеть на крючке.
ГРЕВ
Дурную заработал славу,
Сижу с лагерным стажем,
С воли загнали маляву:
Не волнуйся, скоро отмажем.
Великая сила – грев,
Можно не бороться со злом,
Стала шестерка треф
Бубновым козырным тузом.
В клетке сидеть неловко,
"Условно" – статья гласит,
Гладит прокурор по головке,
Судья постоянно ласит.
"С доказухой как-то не очень, –
Судачит вслух обвинитель, –
Свидетель пропал, между прочим,
Терпила – выпить любитель".
Великое дело – грев,
Подсуетилась большая родня,
Слово замолвил шеф,
Очень хвалил меня.
Пришел хромой управдом,
Принес от жильцов писульки,
Будто я обихаживал дом
И даже сбивал сосульки.
Прокурор улыбался ехидно
Козлиной улыбкой Чехова,
Говорил: "За систему обидно,
Надо выпустить Смехова".
Опер, который меня вязал,
Дюжину выдал идей,
Великое слово сказал:
"Не тех мы судим людей".
Многих пробила слеза,
Плакали люди в платочки,
Кивала открыл глаза,
Судья поставил точку.
Чист, как святая вода,
Улыбался приветливо шеф.
"Освободить в зале суда!"
Великая сила – грев.
ОГНЕСТРЕЛ
Врач устал и вспотел,
Правда без криков и стонов,
За ночь – шестой огнестрел,
Братва не жалеет патронов.
В коридоре ждут кореша,
Подельник – тертый калач,
На месте сегодня душа,
"Жить будет", – ответил врач.
Правильный сегодня ответ,
Врач достоин пятерки,
Глаза открыл авторитет,
Вспомнил вчерашние терки:
Противники сели за стол,
Затянулась надолго пауза,
Неосторожный словесный укор,
Тряхнул стариной "маузер",
Веки открыл больной,
В прошлом спасительный стон,
Накрыло теплой волной,
Явился здоровый сон.
За окном – бледный рассвет,
Первый звонок рядовой:
"Авторитету большой привет",
Доктор кивнул головой.
Не призовут по закону к ответу,
По понятиям здесь отвечай,
Врач закурил сигарету,
Крепкий дымится чай.
ВЕЧНАЯ ЛЮБОВЬ
Все у нас, дорогая, непросто,
Расходимся, сходимся вновь,
Осталась немятою простынь,
Безгрешной осталась любовь.
Птицы сели на ветки,
Строят пернатые гнезда,
От любви рождаются детки,
От любви загораются звезды.
Все у нас, дорогая, просто,
Через десять встретились лет,
Помятой осталось простынь,
Прислала любовь привет.
Космоса темная вечность,
Звезды укажут путь,
Уходит любовь в бесконечность,
Любимую в ней не забудь.
Приходит нежданно любовь,
Растопит недоверия лед,
Молодая играет кровь,
Душа стремится в полет.
Любить никогда не поздно,
Нет у любви конца,
Согреют далекие звезды,
Светом наполнят сердца.
БЕРЕЗКИ
Березки встали в ряд,
Проплывают тучи мимо,
На плацу стоит отряд
Строгого режима.
Стоят березки белые,
На ветру шумят листочки,
Братишки дерзкие и смелые,
Припрятали заточки.
Шумят березки белые,
Зеленые платочки,
Висят сережки спелые,
Больше не цветочки.
На ветвях щебечут птицы,
Сменило солнце тучки,
Хмуры лагерные лица,
Дошла братва до ручки.
Дошла братва до точки,
Туши пожар скорей,
Твои, страна, сыночки
Превратились в бунтарей.
Опали желтые листочки,
Шапки до бровей,
По шизо сидят сыночки,
Наказали бунтарей.
Ветра свистят в торосах,
Глубокие снега,
Уходят от вопросов
Родные берега.
Весной проснутся реки,
На ветвях набухнут почки,
Забурлят на зонах зеки,
В ход пойдут заточки.
СТАЛИНСКИЙ СЛЕДАК
Худой и высокий старик
Нервно подолгу курит,
Как у СИЗО он возник,
Кого он здесь караулит?
Он часто приходит к тюрьме,
На знакомый у шлюзов пятак,
Сотни пристегнул к Колыме
Сталинский старый следак.
Шестеркой был при властях,
Много горя принес,
Стоял на четырех костях
Верный сталинский пес.
Молодой, успешный, спесивый,
Заядлый был гармонист, –
Стоит пустоглазый, плешивый,
Последний в стране коммунист.
Смотрит на все автозаки,
Что выезжают из тьмы,
Приятно лают собаки,
Его тянет в подвалы тюрьмы.
За стол, на рабочее место,
Признания под скрип пера…
Круто месили тесто
Заплечных дел мастера.
Помнит ночные бдения,
С пристрастием шли допросы,
Арестанты теряли терпение,
Под диктовку писали доносы.
Тихий, послушный убийца
Варил смертельный деготь,
В пушку было рыльце,
А руки – в крови по локоть.
Его нашли на скамейке СИЗО,
В глазах – застывший вопрос,
Творил он пожизненно зло,
Окочурился верный пес.
МОКРАЯ СТАТЬЯ
В тесном карцере стою,
Завязал на память узелок,
Пришили мокрую статью,
Прошили вдоль и поперек.
Тома прошиты нитками,
Не ходил я сроду на мокруху,
Интересовался только слитками,
Бродяга, вор по духу.
Не подписан мною протокол,
С давлением наглым не смирился,
Следак стучал о пол,
Сучил ногами, матерился.
Мол, ждет меня пресс-хата,
Терял последнее терпение…
Невозможно напугать солдата
После грозного сражения.
Мне цинкует прокурор:
"Хоть зоной ты крученый,
Свой получишь приговор,
Фон не портит заключенный".
Следак разрушил естество,
Братву сажает от сохи,
Пока незыблем статус-кво,
Пропели утром петухи.
Развязал знакомый узелок,
Под язык вкатил насвай,
Пробежал по телу ток –
Крепко замутил бабай.
Карцер – место мирное,
Статью вкатили за мокруху,
Вступил на поле минное
Бродяга, вор по духу.
Бледно-синим купоросом
Пробился утренний рассвет,
Загрузил судью вопросом:
"Где расстрельный пистолет?"
ЭПОЛЕТ И ПОГОН
На левом плече – эполет,
На правом плече – погон,
Братве доставил привет,
Привез долгожданный прогон.
По судьбе набит эполет,
Я – как ветер свободный в поле,
Прятал в тайник пистолет,
Когда находился на воле,
Столыпинский серый вагон,
Бродяги вокруг в законе,
Вспоминал я, братва, про погон,
Когда находился на зоне.
Срок окончится скоро,
Откинусь на волю летом,
Базарю не ниже майора, –
Знает хозяин об этом.
Право дает эполет
Отрицать кумовские законы,
Деньги держу на билет,
Стою за воротами зоны.
В гражданский сяду вагон, –
Столыпин постукивал чаще,
На воле забуду погон,
И гудок паровоза кричащий.
С малолетки набит эполет,
С малолетки не был я дома,
Скажу: "Дорогая, привет.
Здравствуй, любимая Тома".
Под рубашкой погон, эполет, –
Вспоминать на воле негоже;
Остался лагеря след –
Свобода будет дороже.