ТОРМОЗИТ, КАК ПРЕЖДЕ, УЧАСТКОВЫЙ…
Тормозит, как прежде, участковый,
От рук отбился гражданин,
Подгоняю паспорт новый,
Из широких выдернул штанин.
Я сегодня очень занят,
Конечно, стражу невдомек,
Провести придется саммит,
Новогодний огонек.
Братву привечу у дверей:
Коля – питерский босяк,
Кацеев – тираспольский еврей
Приедут скоро на сходняк.
Вместе встретим год собаки,
Косячок запустим в круг,
Будут пиво, водка, раки.
Собака – самый смелый друг.
Потечет беседа плавно,
Тихо, радушно в квартире,
Базар пойдет о главном:
О закрытом тесном мире.
Вечен мир закрытый,
Счастливый и пустой билет,
Кому участок крытый,
Кому светлый кабинет.
Никогда не будет понят,
Если ты его не касался,
Братвою не был поднят,
В жизни всего опасался.
Не знал баланды вкус,
Не ходил в сознании на нож,
Ты, похоже, братишка, трус
И для братвы ты не гож.
Боялся тени темницы,
Не терял ни минуты свободы,
Дни, как блестящие спицы,
Сливаются в месяцы, годы.
Братва будоражит Европу.
Держим мазу нашу,
Зачем же бедному Эзопу
На гибель подложили чашу.
Законы борются со следствием,
Когда кого-то замочили,
Мы все находимся под следствием,
Все мы в мыслях преступили.
Ксиву крутит служивый,
Все силится понять:
Похоже, паспорт лживый,
Похоже, коцана печать.
Глянул в лупу участковый,
Фразу нужную изрек:
"Сегодня ты фартовый".
Взял майор под козырек.
ЗОНОВСКАЯ БЫЛЬ
Послушай зоновскую быль,
Братишка, в корень зри,
Мне больше лагерная пыль
Не щекочет ноздри.
Поднялся в полный рост,
Не клони колена,
Будет пидор и прохвост,
Обойди ненужные ступени.
Держи ровнее коромысло,
Хватает в зоне зла,
В кумовстве нету смысла,
Отшей вовремя козла.
Хозяин вечно зол,
Нервозен изначально,
Гонит тихо произвол
Гражданин начальник.
Расставил всюду уши,
Подкинул зэку мяса,
Идет борьба за уши,
Устроил вечер пляса.
Не нужен думающий зэк,
Ему философов не надо,
Зачем штурмовать Казбек?
Системе нужно стадо.
Ждет кого-то пашня,
Кого – казенный дом,
Тяжело жить дальше
С разорванным нутром.
РУССКИЙ БРЕНД
На стенде висит фотография,
В Европе в законе права,
Где прячется русская мафия,
Застала их наша братва.
Молчит сицилийская мафия,
Я куда ниже травы,
У русских своя география,
Спасения нет от братвы.
Итало-французский экспресс,
Проходы длинные, узкие,
Проезжали прибрежный лес,
Проводника скинули русские.
Попросили сварить чифир,
Не знаком с напитком француз,
Совсем оборзел пассажир,
Посчитали, что лишний груз.
Немец любил Куршавель,
Где встречались наши мальчики,
Подрезали у бюргера шмель,
Проверяли на чуткость пальчики.
Бриллианты в ЮАР залысили,
Де Бирса о том не спросили,
"Местные негры скрысили", –
Сказала братва из России.
В бочину уперли приблуду,
Янки со страха дал дуба,
Золотую взяли посуду,
Деньги и карты для клуба.
Повели себя крайне грубо,
От стыда покраснела трава,
На прощание кричали "Любо!" –
Под казаков косила братва.
С дружеским были визитом.
Явилась братва в Эмираты,
Принц оказался избитым,
Твердил: "Грабанули, пираты".
Разинули рты арабы.
Преподнесли банкирам урок –
Братан нарядился бабой,
Сто лимонов с собой приволок.
Подстрелили как-то узкоглазых,
Ну, и где была Триада?
Отстегнули бабки сразу,
Просили: "Грубо так не надо".
За кордоном в законе права,
Иноземный в курсе мент:
Русская всюду братва
Самый сильный бренд.
ЖЕРТВА
Рвется на волю девчонка,
Решеткой зашторена рама,
Ждет родная сторонка,
Ждет любимая мама.
Девчонка пишет стихи,
Медленно тянется срок,
Первой Любови штрихи,
Домой провожал паренек.
Сверкал чистотою исток,
Ничто не сулило беды,
Свалился с перил паренек,
Цвели, как прежде, сады.
Вал нарастал бумажный,
Убийства подняли тему,
Нашелся свидетель продажный,
Съела девчонку система.
Покончить хотела с собой,
Трудно неправду полоть,
Трудно бороться с толпой,
Дал ей силы Господь.
Боль и колкость в словах,
Уехала мама домой,
Прошло свидание в слезах,
Холодом тянет, зимой.
Опостылел пошивочный цех,
План пресловутый не помер,
Забыты улыбки, смех,
Помнят лагерный номер.
Тускнеют весенние краски,
Стальные звенят решетки,
На лицах суровые маски,
Крутит девочка четки.
На волю вернется другой,
Горькая в зоне конфетка,
Выгнулась жизнь дугой,
На душе осталась отметка.
БАЛТИЙСКИЙ БЕРЕГ
Чайки парят над заливом,
Балтийские рыжие дюны,
Братва затарилась пивом,
Звучат серебряные струны.
Про берег далекий и близкий,
Одинокий белеет парус,
Голос высокий и низкий
Про верхний и нижний ярус.
Про суровый и тесный Столыпин,
Арестанта призрачно счастье,
Про сосны, ели и липы, –
Собираемся вместе не часто.
Чайки парят над морем,
Балтийский янтарный берег,
Менялись знакомым паролем,
Ближе к проливу Беринг.
Звучат серебряные струны,
Вот парус коснулся суши,
Балтийские желтые дюны,
Память волнует души.
Звучит хорошая песня,
Слова понимаю с трудом,
Люди дома и вместе,
Навеки потерян мой дом.
Не надо множить печаль,
Гитара грустит и смеется,
Позовет безбрежная даль,
Может, место где-то найдется.
Тревога лежит на душе,
Не злорадствую и не злюсь,
Знаю, будет не лучше,
А зоны я не боюсь.
ПРИКАЗ
Ментовской звучал романс,
Грустно пел начальник,
Расстроен следствия баланс,
Что ни сержант, то чайник.
План трещит по швам,
У начальства нет терпения,
Я обращаюсь лично к вам:
Исправить надо положение.
Под козырек берет состав,
Приказ знаком, не нов,
Он знает внутренний устав,
Он к подвигу готов.
Не прошло и два часа,
Работа тянет на пятерку,
Задержания масть пошла,
Забили плотно козлодерку.
Отличился рядовой Шаклеин,
Утолил дознания голод,
Задержан, кто рекламу клеил,
Засорял не в меру город.
Провел задержание с лоском,
С честью выполнил задание,
Гражданин мочился за киоском,
Вступал с сержантом в пререкания.
Отпустил товарищ мат,
Все прохожие в слезах,
Рядом школа и детсад,
Нельзя спускать на тормозах.
Младший лейтенант босяк
Покупал в киоске "Приму",
Гражданин курил косяк,
Опер вычислил по дыму.
В конторе все в ажуре,
Не востребован был наган,
Все пристегнуты к культуре,
Все выполнили план.
ПЕРО УПЕРЛИ В БОЧИНУ…
Перо уперли в бочину,
Не смотрят прямо в глаза,
Отдайте лучше половину,
Не прошибет тогда слеза.
Смелость города берет,
Но не всегда она оправдана,
Есть грабитель идиот,
Его психика отравлена.
Загонит запросто перо,
Так просто, для согрева,
Оставит вам добро,
Сам останется без чрева.
Поединок быстротечен,
Может, главный на веку,
Убедишься, что не вечен
С пробоиной в боку.
Вор достал приблуду,
Не испытывай судьбу,
Падлой буду, не забуду
Подельника в гробу.
Грабитель был рассержен,
Что не посеял страх,
Если резко не повержен,
Будет короток замок.
С ножом он повелитель,
Не откроет поведение,
Он судья и исполнитель,
Не испытывай терпение.
ДУРДОМ
"Моторы, моторы, моторы-ры", -
Кричит привезенный больной,
Поливает огурцы и помидоры
Ходит с лейкою другой.
В виду отсутствия дверей
Входит новый пассажир,
Он ищет маленьких зверей,
В котомке слива и инжир.
На окнах шторы не висят,
Голы стены и решетки,
Под койкой ищут поросят,
На пальцах крутят четки.
Чукча есть один, однако,
На гору молится грузин,
В коридоре крики, драка,
Лечит всех аминазин.
К стене жмется гражданин,
Явно новая рука,
Среди психов он один,
Косит он под дурака.
Чтоб не сломаться на ходу,
Напевает громко Мурку,
Жует сухую лебеду,
Чтоб облапошить дурку.
В коридоре от стены и до стены
Ходят психи вереницей,
Мелькают мокрые штаны,
Мираж подгонят вицей.
Залег по-тихому на дно,
В зубах таскает тапки,
Закроют дело на одно,
Если связи есть и бабки.
Обходят стороной перемены,
У дурдома прежняя маска,
Пропитаны дурью стены,
Облетает даже краска.
ТИТАНИК
Ледяные скользкие кручи,
Прощальный на память гудок,
Над лайнером черные тучи,
Висит над "Титаником" рок.
Тонет сияющий город,
Морской незадачливый странник,
Лед большой пропорол,
Тонет блестящий "Титаник".
Вода холодная очень,
Плавает мокрый гербарий,
Черное облако ночи
Накрыло сидящих в баре.
Последние шлюпки уходят,
Прощение всем унесенным,
Солнце над морем всходит,
Рай живущим, спасенным.
Над лесами, морями, странами
Погибающий лайнер плывет,
Воздушными милями странными,
Он имеет айсберга лед.
Плывет в облаках "Титаник",
Как торт на огромном блюде,
Как белый сахарный пряник.
Стоят на палубе люди.
Устали от ветра и зноя,
Каждый ищет свой дом,
Сто лет он не знает покоя,
Плывет над землей фантом.
"Титаник"! "Титаник"! "Титаник"!
За трубами вьется дымок,
Вечный скиталец и странник,
На воду спущен венок.