Душа еще дрожит, и ясно помнит разум
Могильщика с лопатой на снегу,
И призраки сквозь ночь мигают мертвым глазом,
Взметенные в пылающем усталостью мозгу, -
Шаги, услышанные в детстве,
Мучительно пронзившие меня
В сторожкие часы, во сне, в бреду мучений,
Когда душа больна и стиснуты колени,
Они бегут, в крови ритмически звеня.Из теней дальних, далей синих
Угрюмо-грузные, в упорной и тяжелой тишине.
Земля пьяна от них. Сочти их!
Сочти листы, колосья, снег в небесной вышине!
Они, как вести грозной мести, -
С раскатным шорохом, вдали,
В ночной тени, верста к версте, они
Протянут тусклые ремни,
И от одной страны, и от одной петли
Замкнется обруч их вдоль всей земли.О! как впились и плоть прожгли
Шаги, шаги декабрьской тьмы,
И светлые пути зимы, -
Со всех концов земли - сквозь комнату прошли!
Кровля вдали
Перевод А. Корсуна
О, дом, затерянный в глуши седой зимы,
Среди морских ветров, и фландрских дюн, и тьмы!Едва горит, чадя, светильня лампы медной,
И холод ноября, и ночь в лачуге бедной.Глухими ставнями закрыт провал окна,
И тенью от сетей расчерчена стена.И пахнет травами морскими, пахнет йодом
В убогом очаге, под закоптелым сводом.Отец, два дня в волнах скитаясь, изнемог.
Вернулся он и спит. И сон его глубок.Ребенка кормит мать. И лампа тень густую
Кладет, едва светя, на грудь ее нагую.Присев на сломанный треногий табурет,
Кисет и трубку взял угрюмый старый дед.И слышно в тишине лишь тяжкое дыханье
Да трубки сиплое, глухое клокотанье.А там, во мгле,
Там вихри бешеной ордой
Несутся, завывая, над землей.
Из-за крутых валов они летят и рыщут,
Бог весть какой в ночи зловещей жертвы ищут.
Безумной скачкой их исхлестан небосклон.
Песок с прибрежных дюн стеной до туч взметен…
Они в порыве озлобленья
Так роют и терзают прах,
Что, кажется, и мертвым нет спасенья
В гробах.О, как печальна жизнь средь нищеты и горя
Под небом сумрачным, близ яростного моря!Мать и дитя, старик в углу возле стола -
Обломок прошлого, он жив, но жизнь прошла.И все-таки ему, хоть велика усталость,
Привычный груз труда влачить еще осталось.О, как жестока жизнь в глуши седой зимы,
Когда валы ревут и вторят им холмы!И мать у очага, где угасает пламя,
Ребенка обняла дрожащими руками.Вой ветра слушает, молчит она и ждет,
Неведомой беды предчувствуя приход,И плачет и скорбит. И дом рыбачий старый,
Как в кулаке гнездо, ноябрь сжимает ярый.
Гильом де Жюлье
Перевод Г. Шенгели
Ведя ряды солдат, блудниц веселых круг,
Ведя священников и ворожей с собою,
Смелее Гектора, героя древней Трои,
Гильом Жюлье, архидиакон, вдруг
Пришел защитником страны, что под ударом
Склонилась, - в час, когда колокола
Звонили и тоска их медная текла
Над Брюгге старым.Он был горяч, и юн, и жаркой волей пьян;
Владычествовал он над городом старинным
Невольно, ибо дар ему чудесный дан:
Везде, где б ни был он, -
Быть господином.
В нем было все: и похоть и закон;
Свое желание считал он высшим правом,
И даже смерть беспечно видел он
Лишь празднеством в саду кровавом.Леса стальных мечей и золотых знамен
Зарей сверкающей закрыли небосклон;
На высотах, над Кортрейком безмолвным,
Недвижной яростью застыл
Французов мстительных неукротимый пыл.
"Во Фландрии быть властелином полным
Хочу", - сказал король. Его полки,
Как море буйное, прекрасны и легки,
Собрались там, чтоб рвать на части
Тяжелую упрямую страну,
Чтоб окунуть ее в волну
Свирепой власти.О, миги те, что под землею
Прожили мертвые, когда
Их сыновья, готовясь к бою,
С могилами прощались навсегда,
И вдруг щепоть священной почвы брали,
С которою отцов смешался прах,
И эту горсть песка съедали,
Чтоб смелость укрепить в сердцах!Гильом был здесь. Они катились мимо,
Грубы и тяжелы, как легионы Рима, -
И он уверовал в грядущий ряд побед.Велел он камыши обманным покрывалом
Валить на гладь болот, по ямам и провалам,
Которые вода глодала сотни лет.
Казалось твердою земля, - была же бездной.
И брюггские ткачи сомкнули строй железный,
По тайникам глухим схоронены.
Ничто не двигалось. Фламандцы твердо ждали
Врагов, что хлынут к ним из озаренной дали, -
Утесы храбрости и глыбы тишины.Легки, сверкая и кипя, как пена,
Что убелила удила коней,
Французы двигались. Измена
Вилась вкруг шлемов их и вкруг мечей, -
Они ж текли беспечным роем,
Шли безрассудно вольным строем, -
И вдруг: треск, лязг, паденья, всплески вод,
Крик, бешенство. И смерть среди болот."Да, густо падают: как яблоки под бурей", -
Сказал Гильом, а там -
Все новые ряды
Текли к предательски прикрытой амбразуре,
На трупы свежие валясь среди воды;
А там -
Всё новые полки, сливая с блеском дали,
С лучом зари - сиянье грозной стали,
Все новые полки вставали,
И мнилось: им глаза закрыв,
В горнило смерти их безумный влек порыв.Поникла Франция, и Фландрия спаслась!
Когда ж, натужившись, растягивая жилы,
Пылая яростью, сгорая буйной силой,
Бароны выбрались на боевых конях
По гатям мертвых тел из страшного разреза, -
Их взлет, их взмах
Разбился о фламандское железо.То алый, дикий был, то был чудесный миг.
Гильом пьянел от жертв, носясь по полю боя;
Кровь рдела у ноздрей, в зубах восторга крик
Скрипел, и смех его носился над резнею;
И тем, кто перед ним забрало подымал,
Прося о милости, - его кулак громадный
Расплющивал чело; свирепый, плотоядный,
Он вместе с гибелью им о стыде кричал
Быть побежденными мужицкою рукою.
Его безумный гнев рос бешеной волною:
Он жаждал вгрызться в них и лишь потом убить.Чесальщики, ткачи и мясники толпою
Носились вслед за ним, не уставая лить
Кровь, как вино на пире исступленном
Убийств и ярости, и стадом опьяненным
Они топтали всё. Смеясь,Могучи, как дубы, и полны силы страстной,
Загнали рыцарей они, как скот безвластный,
Обратно в грязь.
Они топтали их, безжизненно простертых,
На раны ставя каблуки в упор,
И начался грабеж оружья, и с ботфортов
Слетали золотые звезды шпор.
Колокола, как люди, пьяны,
Весь день звонили сквозь туманы,
Вещая о победе городам,
И герцогские шпоры
Корзинами несли бойцы в соборы
В дар алтарям.Валяльщики, ткачи и сукновалы
Под звон колоколов свой длили пляс усталый;
Там шлем напялил шерстобит;
Там строй солдат, блудницами влекомый,
На весь окутанный цветным штандартом щит
Вознес Гильома;
Уже давно
Струился сидр, и пенилось вино,
И брагу из бокалов тяжких пили,
И улыбался вождь, склоняясь головой,
Своим гадальщикам, чьих тайных знаний строй
У мира на глазах цвет королевских лилий
Ему позволил смять тяжелою рукой.
Верхарн. "Зори"
Общинники
Перевод Ю. Александрова
Не брезговать любой добычей -
На протяжении веков
У граждан Фландрии таков
Обычай.
Урвав зубами добрый кус
От плоти мировой однажды,
Готов опять вцепиться каждый,
Войдя во вкус.Война! - Они ее любили.
Едва скликали рать,
Они в движенье приходили,
Себя не заставляя ждать.
За гриву долго ли схватить
Коварную победу,
Ее стреножить, укротить,
Как доводилось деду,
И привязать к своей судьбе,
Взнося до неба славу -
Все это, Фландрия, тебе
Давным-давно по нраву!Свирепый колокол мычал,
В нем было сердце гнева -
Лупить врагов он приучал
Направо и налево.
Махал он медным языком,
Что кулаком тяжелым.
Набат призывный был знаком
И городкам и селам.Лихую думу о враге
Общинники умели
Разжечь в домашнем очаге
У самой колыбели.
А на полях, одетых тьмой,
Любя отчизну свято,
Душою Фландрии самой
Была душа солдата.Был городок вооружен,
Покорный чувству долга.
Простой народ был ублажен,
Хотя и ненадолго.
Не шла забота со двора
И поутру будила,
И жданных вольностей пора
Никак не приходила.В мошну разбухшую впились
Пиявками налоги.
За дело господа взялись,
Вот-вот протянешь ноги!..
Свои князья и короли
Врагов иных почище.
Недаром на гербах росли
Всё когти да зубищи!Добро и деньги - не пустяк!..
От хищных покушений
Упорно защищался всяк
Оружьем соглашений,
Контрактов и договоров,
Ища себе опору.
Был каждый жаден, и суров,
И яростен в ту пору.Шли в оборот дома, земля,
Товары с весом и без веса…
Росли на складах штабеля
Мануфактуры, бочек, леса…
И парусники шли в моря
С отвагой неизменной,
Родную Фландрию даря
Всей остальной вселенной.