Они весь вечер просидели в каюте Кипа за бутылкой скотча. Уинфилд чувствовал, что впервые в жизни встретил равного себе. В разговоре с Тоби и Яном ему постоянно приходилось сдерживаться и не затрагивать темы, о которых они ничего не знали, чтобы они не ощущали себя полными идиотами рядом с ним. Доктор Грант, при всех своих энциклопедических познаниях, неохотно вступал в разговор. А Диане, при всём её бурном воображении, не хватало жизненного опыта. Она могла говорить только об их общих приключениях и о книгах, которые он ей читал. С Кипом можно было обсуждать всё на свете: от политики до театра.
Вдруг глаза Уинфилда затуманились. Он отодвинул стакан со скотчем и сказал тихо:
– У меня странное чувство, будто за мной следят.
– Конечно, следят, – ответил Кип невозмутимо. – Не удивляйся. У тебя преданная публика.
– Нет, дело не в публике, – продолжал Уинфилд ещё тише. – С раннего детства я чувствовал на себе чей-то взгляд. В этой каюте я впервые чувствую себя скрытым от этого взгляда, впервые в жизни. Только, ради бога, не сочтите меня сумасшедшим.
Кип покачал головой.
– Я вовсе не считаю тебя сумасшедшим. Нам всем порой хочется исчезнуть, стать невидимыми. Хорошее тоже утомляет, даже слава. Приходи сюда в любое время. Можешь пить мой скотч, читать мои книги и разглядывать мою коллекцию гарпунов. Я не всегда смогу составить тебе компанию, но я тебя всегда впущу. Можешь оставаться здесь на ночь.
Уинфилд должен был признаться, что приглашение звучало заманчиво. Он не мог представить ещё одну ночь в доме Тоби Лангсдейла.
– Право же, я не представляю, что я вам могу предложить взамен, – сказал он Кипу. – У вас уже всё есть.
Кип вновь наполнил стакан гостя, давая ему понять, что тема о расплате была закрыта.
– Как вы считаете, однолюбство совсем вышло из моды? – Уинфилд спросил неожиданно, меняя тему разговора.
Кип выпрямился на стуле, озадаченный этим вопросом.
– Мне нужно ваше мнение, – продолжал Уинфилд. – Только прошу вас: отвечайте честно. Представьте, что ваша невеста тяжелобольная и не совсем в своём уме. Представьте, что она обвиняет вас в неверности и посылает вас к чёрту, а ваши друзья в один голос убеждают вас её бросить и найти другую, но вы продолжаете хранить ей верность. Это действительно глупость?
– Глупость? Да это просто дурной вкус! С точки зрения мужской солидарности это просто непростительно. Готовься к тому, что над тобой будут смеяться хором.
Уинфилд только вздохнул, услышав то, что боялся услышать.
– Так всё безнадёжно? Я действительно так отстал от жизни?
– Говорю тебе это как вдовец со стажем. Когда мне было столько, сколько тебе сейчас, я женился. Все мои друзья считали меня безумцем. У моей жены была чахотка. Времени у нас было не так много. Она умерла, так и не сделав меня отцом. Друзья вели себя так, будто её никогда не было. Более того, они из кожи вон лезли, чтобы познакомить меня с пышущими здоровьем красотками. А когда я деликатно отклонил их попытки, они это приняли как оскорбление и прозвали меня неблагодарным предателем. Всё потому, что я не позволил им выбрать мне новую жену.
– Вы ещё общаетесь с этими людьми?
– Боже упаси! Как только они поняли, что их попытки осчастливить меня ни к чему не привели, сами оставили меня в покое.
– Получается, вы остались без жены и без друзей?
– В общем, да. Но, как видишь, я всё это пережил. Мне скоро исполнится сорок пять. У меня уже не осталось слёз.
– А я свои ещё не начал проливать, – ответил Уинфилд тихо, глядя на дно пустого стакана.
Кип легонько толкнул его в плечо.
– Кто знает? Может, тебе не придётся пролить ни одной слезы.
– Вы совершенно правы. Я скоро погибну. Знаете, я рад, что меня посылают в Крым.
Кип ещё подлил ему скотча.
– Ты копаешь слишком много могил, дружище. Ты ошибся в своём призвании. Тебе надо было быть могильщиком, а не комедиантом.
Уинфилд взглянул Кипу в глаза, потом уронил голову на стол и рассмеялся, надеясь, что смех не перейдёт в рыдания. Пьяные слёзы при первом знакомстве отнюдь не производят хорошего впечатления, даже на такого мудрого и терпимого человека, как капитан.
– Я в твоём возрасте тоже не слишком цеплялся за жизнь, – признался Кип. – К двадцати двум годам успел потерять родителей и младшего брата. Ты не можешь стрелять себе в висок после каждого приступа меланхолии. Добрые врачи давали моей жене от силы шесть месяцев, а она протянула три года. Правда, последние пару недель не выходила из комнаты. По вечерам я сидел рядом с ней и читал ей вслух. Один раз я оторвал глаза от книги, бросил на неё взгляд и понял, что она уже не дышит. Тем не менее, я дочитал её любимое стихотворение до конца, перед тем как позвать могильщика.
– Ваша жена разбиралась в литературе?
– Она разбиралась во всём. Большая часть книг в моей библиотеке – её приданое. Она была немногословной, внимательной и методичной. Писала философские романы под мужским псевдонимом. У меня лежит её незавершённая рукопись. Моя мечта – дописать этот роман и настоять, чтобы издатель опубликовал его под её настоящим именем. Много лет прошло, пока я встретил женщину, более или менее равную ей по интеллекту.
– Вы собираетесь на ней жениться?
Кип пожал плечами.
– Если она сама созреет для столь вульгарного шага. Моя новая подруга не является поклонницей брачных традиций. Она меня на двадцать с лишним лет моложе. Неизвестно, захочет ли она связать свою жизнь со старым капитаном. Если она меня бросит ради молодого повесы, я не слишком обижусь. На данный момент я просто наслаждаюсь её обществом.
– Нам доведётся на неё хоть одним глазом глянуть?
– Возможно. Когда ей самой заблагорассудится. На данный момент она занимается воплощением своих революционных замыслов. Идейная, амбициозная девушка. Мне отрадно за ней наблюдать. На этой стадии жизни мне ничего другого не нужно. К сорока годам я научился любить мудро, сдержанно, безвозмездно, не строя планов, ни на что не претендуя. Ты тоже научишься.
– Если доживу.
– Бог даст. До субботы, надеюсь, дотянешь?
– А что в субботу?
– Я собираюсь устроить вечеринку. Я выставлю бочку с пивом, развешу голландские фонарики, приглашу скрипачей.
– По какому поводу всё это веселье?
– А что, обязательно нужен повод? Раз уж ты спросил, виновником торжества является мой хороший знакомый, у которого был день рождения в феврале. Как видишь, празднуем с небольшим опозданием. Его зовут Жиль. Он моряк с острова Гернси. У него чудовищный акцент, но мы понимаем друг друга превосходно. Мне бы хотелось вас познакомить. Приходи.
4
Диане не спалось из-за грозы. Её кровать стояла у самого окна. Дождевая вода проникла сквозь щели в стене и забрызгала ей постель, пропитав матрас насквозь. Ворочаясь на холодных мокрых простынях, вдыхая запах плесени, тщетно пытаясь найти сухое место на матрасе, она в конце концов поняла, что выспаться ей в эту ночь не удастся.
Хмуро покосившись на крепко спящих служанок, она выбралась из постели и пошла на кухню в поисках какого-нибудь снадобья. Под раковиной для мытья посуды она нашла полупустую бутылку с виски, к которой прикладывались Бриджит и Ингрид. Девушка передёрнула плечами и одним глотком выпила содержимое бутылки. Такое количество спиртного не опьянило её, зато настроило на философские размышления. Она принялась бродить по тёмной кухне босиком, думая о бессмысленности собственной жизни. Ей не хотелось возвращаться в комнату, где её ждали мокрый матрас и две храпящие служанки.
Вдруг входная дверь скрипнула. Сжав бутылку в качестве оружия, Диана прошла на цыпочках в прихожую. Когда сверкнула молния, она разглядела мужской силуэт на пороге. Это был Уинфилд. Он едва держался на ногах. Левой рукой он прикрывал правое плечо. Между его пальцев сочилась кровь.
– Все спят? – спросил он.
Дианa молча кивнула. Вид и запах крови моментально взбодрил её. Девушка сняла лампу с крючка и проводила Уинфилда в каморку на чердаке, которая когда-то служила ему спальней.
– Сбегай и принеси ящик с медицинскими инструментами, – сказал он, когда они остались наедине за закрытой дверью. – Ты знаешь, где старик их хранит. Но смотри, не разбуди никого. Я ненадолго. Вот только остановить кровотечение…
Не говоря ни слова, Диана помогла ему снять куртку и пропитанную кровью рубашку. Рана была не очень глубокая, но длинная. Лезвие ножа полоснуло его от плеча до локтя.
Ящик с инструментами Диана так и не нашла. По-видимому, Том хранил его у себя в комнате вместе с опиумом. К счастью, ей попался моток марли, которую служанки держали на кухне на случай, если одна из них нечаянно порежет палец ножом. На плите стоял котелок с кипячёной водой. Диана прихватила несколько чистых полотенец.
Чтобы как-то разрядить напряжение, Уинфилд попытался завести разговор.
– Доктор Грант остался бы тобой доволен, – сказал он. – Жаль, что он не обучил тебя медицине.
– Меня никто ничему путёвому не учил. Держи руку на весу.
Диана окунула полотенце в тёплую воду и плотно прижала его к ране, пожалуй, слишком плотно, точно стремясь усугубить боль. Судьба подбросила ей золотую возможность поиздеваться над Уинфилдом. Он был в её власти, пускай всего лишь на несколько минут. Диана собиралась воспользоваться его уязвимостью сполна. Когда ещё ей выпадет такая возможность позлорадствовать?
Тщательно промыв рану, она щедро залила её спиртом и тут же принялась забинтовывать, не дав жгучей боли уняться. Уинфилд стиснул зубы и отвернулся.
– У тебя сильные пальцы, – сказал он.
– Ещё бы! Я весь день таскаю чайники. Я бы вполне смогла работать на пристани. Но вот как ты будешь завтра работать?