– Кромвель был не первым героем, над чьим трупом надругались. Но даже если бы у него был выбор, он предпочёл бы позор безвестности. Республика ещё возродится. Вот увидите.
10
Разумеется, жителям Бермондси не терпелось, чтобы король представил им будущую королеву. Уинфилд не распространялся о своих планах даже перед самыми близкими друзьями. У него была веская причина хранить молчание: его избранница умирала.
За четыре года тайной помолвки Диана вытянулась на несколько дюймов, но её руки оставались худыми, а грудь плоской. Она казалась ещё более хрупкой в шестнадцать, чем в двенадцать. Опираясь на присущий ему пессимизм, Том счёл своим долгом предупредить Уинфилда.
– Я не предвижу улучшения. Считай, что она доживает последние годы. Если ей повезёт, если она будет избегать болезней и волнений, она дотянет до двадцати, не более того. Первая же беременность её угробит. Если она хочет прожить ещё пару лет, ей придётся за них бороться. Моим указаниям она не следует. Может быть, она послушает тебя?
Уинфилд молча кивал и старался не принимать эти слова близко к сердцу, зная склонность Тома преувеличивать. Он продолжал утешать себя мыслью, что Диана рано или поздно перерастёт свою болезнь и они смогут пожениться.
Но время летело, а состояние девушки не улучшалось. Даже самая лёгкая нагрузка её утомляла. Поднимаясь по лестнице, она останавливалась почти на каждой ступеньке, чтобы перевести дыхание. Это зрелище нервировало Тома. Он знал, что она не притворялась с целью увильнуть от обязанностей. Напротив, она из гордости старалась скрыть симптомы. Работу она всегда выполняла исправно. В конце концов Том освободил её от необходимости ходить по лестнице и держал её на нижнем этаже таверны. Она целыми днями сидела в углу на кухне и остервенело точила ножи.
Наблюдая за Дианой, Уинфилд начал задумываться о том, что, возможно, пессимизм Тома был оправдан.
Впервые в жизни Уинфилд чувствовал себя никчемным. В конце концов он положил конец этим тайным встречам на чердаке. Он напоминал ей, чтобы она не выходила на улицу без плаща, уговаривал её есть, даже когда у неё не было аппетита, следил, чтобы она спала не меньше семи часов в сутки.
Эта братская опека со стороны бывшего любовника бесила Диану. Лучше бы он совсем от неё отвернулся. При этом болезнь Дианы не притупила её желания. Как назло, Бриджит и Ингрид без умолку болтали о своих приключениях. У них личная жизнь процветала. Каждый день новые матросы, новые рабочие.
Один раз, когда Уинфилд набросил ей шаль на плечи, она его оттолкнула.
Её глаза, обычно неподвижные и лишённые выражения, вдруг вспыхнули такой злобой, что он невольно отдёрнул руку.
– Если ты ещё раз меня похлопаешь по спине, я перережу тебе горло, – сказала Диана. – Не подходи ко мне и не заговаривай со мной. Ступай к своим дружкам. Теперь все лондонские шлюхи твои.
К её величайшему удивлению, Уинфилд кивнул и молча вышел из таверны, не пытаясь оправдаться. Если уже Диана вбивала себе что-то в голову, её было невозможно переубедить. Самым мудрым решением было дать ей время остыть.
Он перестал ночевать в "Золотом якоре". После работы шёл со своими друзьями прямиком в таверну "Голубиное гнездо". Раз в неделю приходил к Тому, чтобы отдать ему часть своего заработка. Иногда после полуночи Диана слышала приглушённый усталый голос Уинфилда на первом этаже. Ни смеха, ни звона стаканов. Он являлся, сухо приветствовал хозяина, оставлял деньги и тут же уходил.
Том не знал точно, что произошло между Уинфилдом и Дианой, но их внезапная холодность друг к другу радовала его. Он вздохнул с облегчением, убедившись, что идиллия угасла. Бешеная карусель перестала кружиться. Разбойничьи песни затихли. Том от души надеялся, что дети не помирятся. Порознь они были безопаснее для самих себя и для всего мира.
Вопреки надеждам Уинфилда, время и разлука не охладили ненависть Дианы, а только распалили её. В запутанном сознании девушки одна крайность заменила другую. Эта новая ненависть к былому кумиру превратилась в нечто похожее на призвание для Дианы. Монотонная работа, которую она выполняла в таверне, оставляла уйму времени для размышлений, и хотя её руки были заняты, мысли блуждали. Вскоре образ вымышленной герцогини, которую Уинфилд шутливо упомянул, опять всплыл у Дианы перед глазами. Девушка вспомнила про старую соперницу и принялась истязать себя сценами, которые рисовало ей воображение. Ей представлялось, будто Уинфилд, облачённый в мантию лорда, целует герцогиню на ступеньках Вестминстерского дворца.
Выдумав себе соперницу, Диана придумала и нового героя по имени Леший. В его честь она сочиняла песни. Поздно вечером на чердаке слышался грустный полудетский голос.
Tarry, Ogre, do not haste.
How does the duchess taste?
Drink her blood, eat her meat!
Is she bitter? Is she sweet?
Ингрид и Бриджит, добродушные мещанки, испуганно перешёптывались и качали головами.
11
Друзья Уинфилда заметили перемены в его поведении. Он доставал свою гитару только для выступлений, и даже тогда было видно, что заставлял себя петь через силу и смотрел куда-то в сторону, а не на зрителей. Казалось, он не мог дождаться, когда публика разойдется.
Тоби и Ян озвучили свои подозрения друг другу, но всё никак не могли собраться с духом спросить Уинфилда напрямую. Больше всего они боялись, что он заболел чахоткой. Признаки болезни были им хорошо знакомы. Чем ещё можно было объяснить эту сонливость и апатию?
Однажды вечером они ужинали втроём, как обычно. Тоби рассказывал анекдоты, но Уинфилд не смеялся и даже не слушал. Он полчаса мочил одну и ту же корку хлеба в стакане с чаем. Зато он уже успел выкурить три или четыре сигары.
В конце концов Тоби надоело смотреть на эту сцену терзаний. Он прервал очередной анекдот посредине и спросил напрямик:
– Что стало с твоими зубами?
Уинфилд встрепенулся, точно пробуждаясь от сна, и с недоумением взглянул на Тоби.
– A… Что с моими зубами? Прости, не расслышал.
– Я сегодня вижу только двадцать восемь вместо тридцати двух или сколько их положено иметь взрослому человеку. Тебя что-то гложет?
Уинфилд мог рассказать им что угодно, только не правду. Он знал, чего можно ожидать от доброжелательных друзей. Тоби-прагматик сказал бы, что глупо цепляться за болезненную девчонку, когда вокруг есть столько здоровых. Потом бы привёл пример собственного отца, который успел жениться и овдоветь четыре раза и произвёл на свет семерых детей. Ян в сотый раз предложил бы Уинфилду навестить прелестниц, которые помогли бы ему снять напряжение, не задавая вопросов. При этом его друзья были не более чёрствыми, чем остальные мужчины в Саутворке. Привязанность Уинфилда к подруге детства расценивалась как своего рода прихоть. Тоби и Ян лишь пожимали плечами. Что делало эту хмурую, замкнутую ведьму такой незаменимой в глазах Уинa? Неужели эти дурацкие игры в театр и баловство с опиумом могли так прочно связать два сердца?
При всей своей симпатии к товарищу Тоби и Ян не могли ему сочувствовать, просто потому, что не понимали его. Они уже смирились с тем, что слишком многое в нём оставалось для них загадкой. Слишком большая часть его души пряталась между страниц книг, которые он читал. Друзья не использовали эту любовь к книгам против Уинфилда, потому что он этим никогда не щеголял перед ними с целью утвердить своё превосходство. И ему было всё равно, если бы над ним начали смеяться, лишь бы предметом насмешек не стала Диана.
– Что тебя гложет, Уин? – Тоби повторил вопрос. – Ты весь вечер молчишь.
Уинфилд внезапно выпрямился, упираясь руками в крышку стола.
– Господа, у меня блестящая затея.
И он знаком приказал друзьям сблизить головы.
– Кажется, я наконец нашёл способ набить карманы, – прошептал он.
– Знаете фургон, который привозит оружие с фабрики? Так вот…
Выслушав замысел Уинфилда ограбить оружейный завод, Тоби и Ян одновременно выдохнули и откинулись на спинки стульев. Теперь они точно знали, что их друг тронулся.
Уинфилд дал им несколько минут, чтобы мысленно переварить и оценить его план. Первым нарушил молчание Ян.
– Хороша шуточка. Давайте посмеёмся вместе и доедим ужин.
Уинфилд презрительно нахмурился.
– Какой трусливый народ пошёл. Я так и знал, что вы не согласитесь. И зачем я вам рассказал про свою затею? Надо было самому это дело провернуть.
– Тишe! – прошипел Тоби. – Разве можно орать на весь трактир о таких вещах? Ты же не хочешь, чтобы другие тебя опередили?
Ян взглянул на друга с ужасом.
– Так ты на это согласен?
– Почему бы и нет? – Тоби азартно потёр руки. – Уин будет нами командовать. Он этим ремеслом хорошо владеет. Если бы это предложил кто-то другой, я бы в жизни не согласился.
– Благодарю, – ответил Уинфилд и шутливо поклонился. – Хоть кто-то мне доверяет. Похоже, вы остались в меньшинстве, мистер Лейвери.
– Угу, два против одного, – подтвердил Тоби. – У тебя нет другого выхода, Ян. Примыкай к нам по-хорошему. Иначе нам придётся тебя убить или, по крайней мере, вырезать тебе язык, чтобы ты, паче чаяния, не проболтался.
Уинфилд рассмеялся, но Яну было не до смеха.
– Да вы оба рехнулись, – буркнул он. – Вы знаете, что случится с нами, если попадёмся? Давайте уже прыгнем в одну могилу дружно, раз вы так решили. Принимайте ещё одного болвана за компанию!
Уинфилд просиял и обхватил друга рукой за шею.
– Вот это другой разговор! Я знал, что у тебя хватит ума не перечить мне.