Максим Богданович - Белорусские поэты (XIX начала XX века) стр 33.

Шрифт
Фон

Перед Новым годом стукнули морозы.
Дров взвалил я на воз не одну вязанку,
Прикрутил на совесть и легонько с возом
Напрямик пустился в Гродно спозаранку.
Заяц был забитый, да яиц немного,
Да хорьковых шкурок взял я для продажи.
А дрова сырые, в рытвинах дорога,
Чуть бредет кобыла со своей поклажей.
Полз я потихоньку и дополз до Гродно,
На базар приехал, выложил десятку,
И базарный сборщик, чинно-благородно,
Указал мне место; встал я за рогатку.
Пани - хвать за ножки и купила зайца,
Да еврей за шкурки отсчитал три злотых.
Но не продаются ни дрова, ни яйца,
По уши хватило с ними мне заботы.
Яйца сбыл я всё же, слава тебе боже.
Глядь - к дровам уж кто-то прицениться хочет,
Деньги тычет в руку, да цена несхожа, -
То подскочит к возу, то назад отскочит.
"Десять злотых хочешь?" Взял с него я плату.
"Ну, вези живее!" - дрожит, как осина;
Сам бежит и гонит - мол, простыла хата.
Взяла меня жалость, собачьего сына, -
Хвать кнутом кобылу, потеряв терпенье.
А легко ль голодной по такой дороге?
Снег - одно названье, едешь по каменьям.
Чуть она рванула - подломились ноги.
"А, чтоб ты издохла!" Вкруг народ смеется…
И давай кнутом я поднимать кобылу.
Не бросать же дров мне, а скотина бьется,
Но встает как будто, тужась через силу…
Вдруг какой-то барин р-раз мне в зубы с маху.
"Я, - кричит, - животных покровитель, клячу
Бить я не позволю! Всем задам я страху!
Видно, сам отведать захотел горячих!"
Крикнул он куда-то, зычно, что есть мочи:
"Эй, го-ро-до-во-ой!" Тут как тут вояки.
Под шумок дровишки тащит всяк, кто хочет,
А городовые злые, как собаки.
Наломали шею, в дом один пригнали,
Дом такой высокий - сверху колокольня.
Деньги отобрали, а поесть не дали.
Мне б вернуть кобылу, пусть уж будет больно.
Три дня продержали. "Ступай, бог с тобою!"
- "Где ж моя кобыла, и кошель, и сани?"
- "Кляча твоя сдохла, верно от побоев,
А тебе за это будет наказанье".
Ну и дожил! Вот бы увидали злыдни:
То-то над кобылой славная опека -
С голодухи сдохла, простоявши три дни!
Бить же запрещают. Ну, а человека
Били, обобрали. Где добро? - Ищи ты!
Видно, так и жить мне без опеки всякой.
Иль съедят нас свиньи с этакой защитой,
Или стать придется самому собакой!

<1894>

БАЛЛАДА
© Перевод П. Дружинин

Жил в нашем селе Онуфрий когда-то,
Мужик был разумный и в полной силе;
Все его сундуки и хата
Заполнены разным добром были.
Имел он добрых коней две пары,
Полотна и сукна, кафтан отличный,
Ломились засеки его амбара
От жита, гороха, муки пшеничной.
Был работящим Онуфрий Скирдзель,
И детки и женка к нему ласкались,
Но все перемерли в восемь недель,
Остался Онуфрий один как палец.
Сидит в своей хате, горюет, плачет,
А ночью пойдет - на могилках ляжет.
В хозяйстве ж - убытки да незадачи:
Падеж на скотину, пожар, покражи…
Подохли коровы, гумно сгорело,
Украли коней порою рабочей,
А тут и подушная плата приспела,
И сборщик, как дым, залезает в очи.
Продав на подать добра немало,
Стал больше того Онуфрий хиреть.
Сварит горшочек бобов, бывало,
И кормится, лишь бы не умереть.
Лета дождался, дал бог недород:
Сгнили в поле хлеба и сено,
Картошка погибла, пропал огород,
А подати те же, без перемены!
Сборщик Скирдзеля зовет на расплату,
Грозится работать забрать на дорогу,
Продать все пожитки его и хату…
Спасенья не видно, взывай хоть к богу!
Покликали в волость его к старшине,
Тот пьяницей горьким при всех обзывает:
"Землею владеет, скотина, а мне
Подушную плату вносить забывает!.."
Подался Онуфрий вперед всей грудью,
Снял крестик, дрожит весь, бледный:
"Глядите вот, добрые люди,
Богатство мое - крестик медный.
Продам разве дьяволу свою душу,
Чтоб денег на подати одолжил.
Коль здесь погибаю - и там не струшу,
Раз черту и душу уж заложил".
Аж все испугались. Блеснули очи, -
То слезы у старого брызнули градом,
Пошел на могилки, туда, где ночи
Всегда проводил он с родными рядом.
Назавтра, забрав кузовок-плетенку,
Отправился в лес, чтоб себе на ужин
Набрать сыроежек, лисичек, опенков,
Забрался в валежник, в самую глушь он.
Тут черт из-под пня и вылазит,
И полную шляпу несет монет.
Онуфрию вспомнился сборщик сразу,
Платить ему надо, а денег нет!
Черт поклонился, опенки забрал,
Онуфрию в кузов сыплет дукаты.
Высыпал, свистнул, полы задрал…
Вернулся Онуфрий домой богатым.
Тотчас же в волость отнес недоимку,
Все подати с шеи долой спихнул,
Волов и телушку купил перезимку,
Наелся досыта и отдохнул.
Хозяйствовать начал, земля так родит,
Что дива такого народ не помнит…
А на могилки, как прежде, ходит,
В костел за обедню дает на помин,
Любому подаст он, в беде поможет.
Иной постыдится просить, так ночью
Сам деньги пойдет на окно положит,
И очень не любит, коль брать кто не хочет.
А черт аж кипит весь, тужит,
Что эдак Онуфрий живет:
Не только черту совсем не служит,
Водичкой святой еще обольет!
Ждет черт его смерти: за печку сел,
А он жития читает святых…
Постной похлебки Онуфрий поел.
Перекрестился, вздохнул и затих.
А черт и моргнуть не успел - в минутку
Онуфриев дух сквозь двери шмыгнул,
Сел на костел, заиграл на дудке…
А черт на костел-то не доскакнул.
С тех пор, как погаснут в домах огни,-
Умаются люди окрестных сел,-
Всю ночь и до ранней зари
Черт издали смотрит на тот костел,
Всё ждет - может, дух соскочит.
А в полночь да в бурю, видать с тоски,
Аж свищет, аж воет, хохочет,
Аж крыши рвет на куски…
Но в колокол дух ударяет тогда,
И только тот звоном ему ответит
(А звона ж боятся черти всегда) -
Так сразу исчезнут и черт, и ветер!

<1894>

НЕ ВСЕМ ОДНА СМЕРТЬ
© Перевод Н. Вольпин

Жил пан во дворце - пребогатый,
Скопил он не счесть сколько денег, -
Греби хоть лопатой дукаты…
Да норовом был он крутенек!
Ни в чем не знавал он отказу:
Захочет он музыки - тешат
И скрипкой и дудками сразу;
Прикажет плясать он - и чешут
Вприскок да вприсядку, во что кто горазд;
А плакать - так плакали много!
А то и поплакать не больно-то даст…
Боялися пана, как бога!
А пил-то, а ел-то - о боже!
Когда бы трудом добывал он, что ест,
Он три года работы, похоже,
Уминал бы в один присест!
Ел да пил он да грабил народ,
Чтоб еще стать знатней и богаче;
Думал, верно, что век не помрет,
Ан бог-то надумал иначе.

А в хате у края села
Жил мужик - и увечен и квёл;
Хата в дырьях, что лапоть, была,
Сам голодный - и гол как сокол…
Когда-то он был озорной лиходей,
При пане он был подлипалой
И много обидел безвинных людей,
Давно по нем пекло скучало.
Теперь жил он нищим и сирым;
А всяк попрекает за что-то,
Клянут, ненавидят всем миром, -
Ну просто и жить неохота!

Тем временем в пекле-то черти
И пану и хаму готовят закут.
Пристают чертенята к тетушке Смерти:
"Когда ж им обоим будет капут?"
И хаму и пану приходит черед
На чистый четверг помирать,
Чтоб грешной душе у адских ворот
Без благовеста предстать.
Послали по души хромого чертяку,
Чтоб он их забрал обе сразу
И к старшему вел безо всяких
По чертовскому их указу.
Черт в хату сперва во весь дух!
Глядит - а мужик за столом
Ставит латку на старый кожух
Да за веник берется потом…
Подумал хромой: "Чай, не скоро помрет!
Побегу погляжу, что у пана!"
Прилетел - пана смерть уж берет,
Лекаря стерегут неустанно:
Смерть по горлу косой - чик-чирик! -
Но помажут порез лекаря,
И как не было - зажило вмиг!
Только машет косою зазря.
Уморилася Смерть; пан ревет,
Смерть ему и на ум не идет;
Воротник разодрал, одеяло дерет
И червонцы гребет под живот…
Вдруг - динь-динь! - ксендз с причастьем
пришел.
Смерть косой как махнула сплеча -
Пан взревел, что зарезанный вол.
Душу сцапал хромой сгоряча
И кивает: мол, тетка, спеши,
Прибирай мужика! Скоро ночь -
Мне ж наказано обе души
До полуночи в ад приволочь.
"Мужика? Что-то мне невдомек…
Я же первым его развязала.
Был конец его тих и легок:
Смерть позвал он, как хлеба не стало;
Он на исповедь утром сходил;
Умирал, как заснул, и не пикнул…"
Черт со злости собакой завыл;
Тут из пекла старшо́й окликнул.
Черт панскую душу в мешок и - шмыг!
Мужицкая ж бродит и бродит по свету:
Не сыщет приюта нигде тот мужик,
В аду ж за двоих тянут пана к ответу.
Хромого за то, что отстал он от Смерти
И пекло в убыток вовлек,
Чертовским судом они, черти,
Упекли в преисподний острог;
Смерть за то, что по глупой поблажке
Черта не кликнула душу зацапать,
Сидела три дня в каталажке,
Грызла с голоду лыковый лапоть.

<1894>

НЕ ЧУРАЙСЯ!
© Перевод М. Голодный

Не гляди ты с презреньем, барчук,
На мозоли ладони шершавой,-
Это знак трудовой наших рук,
Не коснется тебя эта слава!
То медаль за труды и за муку,
За работу весь век без отказа.
Не стыдись подавать ты мне руку,
На ладонях моих - не проказа!

Ваша оценка очень важна

0
Шрифт
Фон

Помогите Вашим друзьям узнать о библиотеке