Серена сидела на невысокой кушетке спиной к нему. Заслышав его шаги, она повернулась, и Аттила со смятением увидел, что ее лицо залито слезами. Серена, всегда такая собранная и горделивая! При виде мальчика ее большие, влажные глаза вновь наполнились слезами.
- Аттила, - воскликнула она, протянув к нему руку.
- Что случилось? - спросил мальчик и понял, что его голос дрожит от страха.
Она на мгновенье обняла его и тут же отпустила.
- Опасность, - сказала она. - Ты должен бежать.
Сегодня, если можешь. - И замялась.
- Скажи, в чем дело?
Серена покачала головой. Выглядела она встревоженной, смущенной и неуверенной и пыталась подыскать нужные слова.
- Где Стилихон? - спросил мальчик.
- В Павии, - коротко ответила она.
- Они сказали, - выпалил Аттила, - они сказали - Евмолпий сказал - что ты приказала мне никогда больше не разговаривать с тобой! Он сказал - ты сама так захотела.
- Он солгал.
- Я знаю. Я… я его ударил.
Серена улыбнулась сквозь слезы.
- Знаю, что ударил. Весь дворец знает. И многие ликуют. - Она глубоко вздохнула - Иди сюда, сядь рядом. Времени совсем мало.
Аттила сел.
Она снова вздохнула, немного подумала и заговорила:
- Ты слышал про "Сивиллины Книги"?
- Книги пророчеств? - Он кивнул. - Среди моего народа пророчествами священные стихи, и всякое такое никогда не записывают. Они слишком драгоценны, и доверяют их только памяти святых людей.
- Ах, - вздохнула Серена. - По-моему, у кельтов тоже. Если бы так было и в Риме. - Она внимательно вгляделась в его лицо и продолжила: - Среди последних и самых великих "Сивиллиных Книг" есть пророчество о том, что Рим будет существовать двенадцать столетий. Когда Ромул основал город, он посмотрел в небо и увидел двенадцать грифов, круживших вокруг семи холмов, и понял, что они символизируют двенадцать столетий, во время которых боги позволят Риму триумфально править всем миром. Но город был основан Ромулом в - ты хорошо учишь Ливия?
- Да, - устало отозвался мальчик. - За семьсот пятьдесят три года до Рождества Христова. - Тут он нахмурился и начал подсчитывать на пальцах. Потом потрясенно посмотрел на Серену.
- Да, - печально подтвердила она. - Это грядет. Это произойдет скоро - если в это верить. Или так: если в это верить, это скоро произойдет. - Она втянула в себя воздух. - Я знаю, знаю, в эти дни все говорят загадками. Прости меня. Прин… скажем, императорской властью Стилихону велели уничтожить Книги и не оставить от них никаких следов. "Иначе люди будут продолжать верить", - сказали ему. Но… буря грядет. И многое из того, что было драгоценным и прекрасным, что казалось людям чудом, будет уничтожено и навсегда исчезнет.
Мальчик понял не все, о чем она говорила. Зато хорошо понял, что должен уходить прямо сейчас. Рим перестал быть для него безопасным.
- Куда мне идти?
Она улыбнулась и погладила его по щеке.
- Туда, куда ты всегда хотел уйти, маленький волчонок. Домой. - И встала. - Тот меч, что полководец Стилихон дал тебе…
- Он у меня, - ответил мальчик. - Надежно спрятан.
- Разумеется, надежно, - откликнулась Серена. - А у Стилихона есть еще один дар. Господь велел ему действовать мудро. Последнее, самое грозное пророчество… О, Кассандра, почему мы, сыновья и дочери Трои, не слушали?..
Похоже, она разговаривала сама с собой и, опять погрузившись в загадки Сивиллы, впала в беспокойство и бормотала тихонько, шаря глазами по полу.
- Мы думали, что пророчество обещало конец света, но ошибались. Мы все время истолковывали его неверно. Оно предсказывало не конец света, а только конец Рима.
Она в последний раз сжала руку Аттилы, глядя ему прямо в глаза своими встревоженными, темными, ищущими глазами, словно пытаясь сообщить ему что-то, что невозможно выразить словами, что было старше, чем возраст мира
- Все мы будем уничтожены, и все мы вернемся, - сказала она - Давным-давно меня учил этому один святой человек, а я не хотела ему верить. Зато верю теперь. Его звали Гамалиэль - Певец Солнца, Добытчик Огня, последний из Тайных владык. Где теперь его голос и мудрость? - Рука ее упала, а взгляд сделался далеким.
Наконец озадаченный мальчик спросил:
- А как я убегу?
- Сегодня ночью, - ответила Серена.
Внезапно где-то в дальней части дворца раздались неистовые вопли. Серена вздрогнула, и Аттила к своему немалому смятению заметил, что она дрожит от страха. Серена повернулась к нему.
- Уходи, - сказала она. - Часовой у твоей двери - верный человек. Оставайся в своей комнате. В назначенный час он отопрет твою дверь и проводит тебя к… к выходу из дворца. Оттуда ты дойдешь до Церкви Магдалины, а оттуда тебя выведет из города монах по имени Евстахий, и ты получишь свободу - а может быть, и лошадь.
- Лошадь!
Серена улыбнулась и снова прикоснулась к нему.
- Скачи, как ветер, маленький волчонок.
- Как осенний ветер в степи, когда на Восточном небосклоне восходит Альдеберан, помчусь я, - пробормотал Аттила - И как бледные листья горных берез, когда гонит их осенний ветер, помчусь я.
- А нам говорят, что у варваров нет поэзии! - улыбнулась Серена, но улыбка тут же увяла - Укради все, что тебе нужно. Ни с кем не разговаривай. Никому не сообщай, как тебя зовут!
Она отвернулась, чтобы мальчик не увидел ее слез.
- А теперь уходи, - повторила Серена.
Аттила шагнул к ней, как в мольбе протянув руки.
- Но… Но я…
Серена не оглянулась.
- Я сказала - уходи! - выкрикнула она
Мальчик вздрогнул, отшатнулся, потому повернулся и побежал. В глазах его блестели слезы.
* * *
Он вернулся в свою комнату, освещенную факелами, и увидел, что двое гвардейцев переворошили его постель, обыскали комод с бельем и теперь перебирали каждую его вещь. Он вбежал в комнату, но они едва удостоили его взглядом.
- Выйди, - буркнул один.
Аттила вышел и скользнул в коридор, ведущий к статуе Августа - его "загадочным образом" исчезнувший глаз уже заменили другим. Он пошарил за статуей; все на месте - его меч, подарок Стилихона, спрятанный в таком месте, где им вряд ли придет в голову искать.
За спиной послышались шаги.
Евмолпий. Он поднял изящно выщипанную бровь.
- Какие свеженькие разрушения ты намерен учинить сейчас, крысеныш?
Не говоря ни слова, Аттила вытащил сверток из-за статуи, развернул промасленную ткань и повертел мечом перед глазами евнуха.
- Что, красивый? - спросил он.
- Дай сюда.
Мальчик улыбнулся и помотал головой.
У евнуха неожиданно сделался опасный вид.
- Я сказал - дай сюда.
Аттила вскинул глаза, резко поднял меч на уровень плеча, согнул руку, чтобы нанести удар, и направил длинное, смертоносное лезвие прямо в грудь мучителя.
- Если он тебе так нужен, возьми.
Евмолпий посмотрел на него долгим, тяжелым взглядом, внезапно шагнул в сторону и попытался схватить мальчика сбоку. Но Аттила был быстрее. Он нырнул под вытянутую руку евнуха, повернулся на цыпочках и снова направил на него меч.
- Так-так, - тихо произнес Евмолпий. - И кто же - какой изменник - дал такому крысенышу, как ты, такой чудесный подарок?
Вопреки всем ожиданиям евнуха, Аттила неожиданно сделал выпад, испуганный Евмолпий шагнул назад, споткнулся о постамент статуи Августа и упал. С трудом поднимаясь на ноги, утратив все самообладание, он яростно ругал мальчика. Задержавшись еще на мгновенье, чтобы отряхнуть свой ослепительный позолоченный далматик после прикосновения варвара, Евмолпий, как разъяренная гадюка, прошипел по-гречески что-то нечленораздельное и ушел.
- Между прочим, порез у тебя нехороший, - крикнул вслед мальчик. - Вокруг глотки.
Он осторожно завернул меч и спрятал его в складках туники.
Упав, Евмолпий уронил лист бумаги. Когда он исчез за поворотом, мальчик поднял листок. Текст оказался зашифрованным. Он вернулся в комнату. Гвардейцы впустили его, заперли дверь снаружи и задвинули засов. Он рухнул на кровать и попытался разгадать шифр. Аттила любил шифры, но этот оказался сложным. Вскоре усталые глаза закрылись, и он уснул.
Но и во сне он продолжал трудиться над шифром. Он понимал, что это почему-то важно. Аттила видел сам себя как бы на расстоянии, в полумраке, напрягая зрение из-за гаснущей масляной лампы. Из одного из дальних внутренних двориков раздался странный, высокий крик, словно птичий.
Ему снилось, что он вскочил с постели и помчался в Палату Императорской Аудиенции. Там на раскрашенном деревянном троне сидела принцесса Галла Плацидия, окруженная детьми, что показалось ему странным - ведь у нее детей не было. Да и кто бы, как сплетничали в задних комнатах дворца, захотел на ней жениться?
"Галла и муж, - издевались они. - Девственница и страдалец".